Разбирая как-то разные бумаги, я увидела большой белый лист с золотым тиснением и рисунком, сделанным одним росчерком пера, - смешным клоуном в котелке. Это был пригласительный билет в московский цирк на Цветном бульваре. А смешной клоун был автографом самого Юрия Никулина…
И сразу в памяти всплыла история, которая сопровождала меня всю жизнь, до самой смерти Юрия Владимировича. А началась она давным- давно, когда я еще училась в школе.
В те годы популярность Никулина-киноактера затмевала популярность его как циркового артиста. Пожалуй, даже мало кто знал, из провинциальных, разумеется подростков, что знаменитый Балбес из «Операции «Ы» - известный цирковой артист. Это позже телевидение дало возможность увидеть смешные и талантливые сценки из цирковых представлений, по которым мы знаем и любим клоуна Юрия Никулина.
А я любила его в роли милиционера в фильме „Ко мне, Мухтар”. Трогательная и грустная история дружбы человека и собаки совсем иным показала артиста, ужимкам и словечкам которого смеялась вся страна. Это много позже я поняла, что к своему Балбесу Юрий Никулин относился с иронией, сдобренной большой порцией жалости…
Я никогда не писала письма кумирам, хотя, как у всех девчонок их было немало. А вот Юрию Никулину – написала. Маленькое письмо на листке, вырванном из тетрадки по русскому языку. Помню, строки в нем были сдержанные и уважительные и – ни слова о фильме «Операция «Ы». Быть может, поэтому мне пришел ответ. Короткое письмо с благодарностью за добрые слова и - фотография. Подобную мне встречать на страницах газет и журналов не приходилось, хотя, конечно, она была вполне серийной, а не эксклюзивной. На обратной стороне – несколько слов и подпись с широким росчерком. Такая же, как на билете в цирк на Цветном бульваре. Только без клоуна в котелке. Не стоит и говорить, что на некоторое время я стала героиней в своем классе – все просили посмотреть и подержать фотографию, Кое-кто, правда, сомневался: может, она сама подписала себе? Но я-то знала, что это настоящий ответ настоящего артиста.
Фотография сопровождала меня всю молодость: она висела над кроватью в общежитии, когда я училась в университете, в соседстве с репродукциями Альбрехта Дюрера и политическими плакатами, а потом нашла место в семейном альбоме. И когда мои подросшие сыновья смотрели фотографии, я рассказывала им эту незатейливую историю, даже не предполагая, что она получит продолжение. А на экране телевизора я встречала Юрия Никулина, как дорогого гостя, который пришел ко мне в дом. При этом я не была фанаткой – просто многогранность таланта этого человека поразила меня еще в юности. Ведь только большой артист мог создать такие разные образы – от циркового клоуна до щемяще-печального неприкаянного неудачника в фильме «Когда деревья были большими». Мне Никулин напоминал Чарли Чаплина – своей трогательной любовью к людям с надломленной судьбой. И до сих пор я считаю, что он не сыграл свои лучшие роли…
В девяностом году мы со старшим сыном возвращались домой из Сибири. Летели, естественно, через Москву. Не зайти к землякам – невозможно, а еще если земляк, Владимир Леонидович Воевода, работает ответственным секретарем журнала «Огонек»…
- Володя, - попросила я его, - исполни мою детскую мечту.- Познакомь с Юрием Никулиным, помоги взять у него интервью.
- Господи, да какие проблемы, - засмеялся Воевода, поднял телефонную трубку, и через несколько секунд из трубки донесся характерный хрипловатый голос:
- Алло, слушаю вас…
Через полчаса в редакцию «Огонька» привезли пригласительные билеты на вечернее представление, а до этого мы должны были встретиться с Юрием Владимировичем в его кабинете в цирке на Цветном бульваре.
Мы пришли на несколько минут раньше назначенного времени – Никулин был занят. Приветливая секретарша попросила подождать. Цирком пахло – где-то рядом были животные, но светлые чистые, покрашенные в абрикосовый цвет коридоры были обычными, похожими на тысячи учреждений, разве что чуть-чуть светлее. Мы глазели по сторонам – в приемной было тоже жутко интересно. Сюда-туда сновали какие-то люди, присев на минутку, делились новостями, бурно радовались друг другу. Кто-то погладил моего сына по голове, кто-то спросил, как зовут. Атмосфера была не просто доброжелательная – домашняя, добрая. Тепло исходило не только от людей – от стен, мебели, цветов на подоконнике.
В приемной появился Никулин.
- Это вы ко мне из Донбасса? – спросил он.- Что же с вами делать?
Мы вопросительно поглядели на него.
- Да вот, тут ко мне делегация из Англии приехала – проверять, как звери живут. А знаете что, давайте вместе с ними ко мне в кабинет!
Обрадованный таким простым решением вопроса, Юрий Владимирович ловким жестом фокусника достал откуда-то апельсин и вручил моему онемевшему от восторга сыну, взъерошил ему попутно волосы и, приобняв за плечи, повел в кабинет.
О кабинете можно писать отдельный трактат. Во-первых, он был не таким, как те, что мне приходилось видеть до этого – ни квадратным, ни прямоугольным – выдержанный в коричнево-бежевых тонах он показался мне…полукруглым. Во-вторых, он был полон разнообразных интереснейших вещей – книжек, картин и картинок, шутовских колпаков и клоунских шапочек, игрушек и статуэток – сувениров не счесть, глазу есть, где разгуляться. И, я думаю, когда директор цирка проводил здесь аппаратные совещания, сотрудникам было чем заниматься помимо того, чтобы слушать начальство.
Вертеть головой было неловко, и я сосредоточилась на забавной фигурке клоуна (кстати, клоунов насчитывалось несколько десятков – больших и маленьких, во всевозможных видах), которая раскачивалась прямо на уровне моих глаз и через равные промежутки времени смеялась коротким деревянным смешком, так что через некоторое время я почувствовала, что и сама сейчас расхохочусь.
Между тем, в кабинет вошла английская делегация – прямой, как палка, молодой человек и дама без возраста. С одинаковым успехом ей можно было дать и тридцать, и пятьдесят. Это оказались ветеринары, представители общества защиты животных, той его части, которая наблюдает за деятельностью цирков и содержанием в них зверей. С ними был еще переводчик. И мы начали прием делегации. Говорю «мы», потому что Юрий Владимирович ловко втянул меня в разговор, так что на несколько минут мне показалось, что я тоже – сотрудник цирка и в ответе за рацион медведей и знаю, сколько раз в день чистят лошадей. Несмотря на наш скудный английский, разговор был общим и очень живым – тон задавала дама, она, как выяснилось, была старшей в делегации. Веселая и остроумная, она сказала, что вполне удовлетворена тем, что увидела – животных не обижают, хотя мяса в рационе хищников могло бы быть и побольше. При этих ее словах Юрий Владимирович подмигнул мне – в магазинах того времени мяса было маловато даже для людей. Мы об этом знали, а вот дама – вряд ли. Изрядно нашумев и полностью опрокинув мои представления о чопорных англичанах, ветеринары отправились дальше – близилось время обеда, а мы, наконец, начали разговор. Поначалу скорее не я брала интервью у Никулина, а он у меня. Спросил кто, откуда, почему вдруг захотела встретиться с ним. И по-детски обрадовался, когда я рассказала историю с фотографией. Увидев, что мне очень понравился хохочущий клоун, рассказал, что игрушку привезли из Лондона коллеги и подарили специально для „пасмурных дней”. Да и все, что в этом кабинете, - это подарки от циркових друзей из разных стран мира, А многое сам привозил...
По времени я чувствовала, что пора закругляться, а уходить не хотелось – разговор постепенно стал совсем дружеским, и мне уже казалось, что не с известнейшим артистом я разговариваю, а с хорошо знакомым человеком. Так же чувствовал себя и мой двенадцатилетний сын – уют кабинета и светлая атмосфера разговора сделали свое дело.
- Да, - спохватился вдруг Юрий Владимирович – у меня же книжка вышла! Я сейчас вам подарю.- И он достал из шкафа два томика.
- Только извините, что в мягком переплете, у меня уже почти совсем не осталось – раздарил друзьям, - говорил Юрий Владимирович, надписывая книгу. На ней появился знакомый уже клоун в котелке и размашистая роспись.
А книга оказалась прелестной – живо и интересно написанная биография, и не только самого Юрия Владимировича, а всей страны за полвека. На прощание Юрий Владимирович рассказал нам историю. Что приятно, это было задолго до того, как на экранах телевизоров появился знаменитый «Белый попугай».
Служба в армии для Никулина началась в финскую. Однажды перед началом боя кто-то из бойцов рассказал анекдот: «Пришел один человек в зоомагазин покупать говорящего попугая. Видит: попугай, на табличке написано: «Дернешь за веревочку на правой ноге – попугай скажет, как его зовут, дернешь за веревочку на левой – стихотворение расскажет». «А что будет, если дернешь за обе веревочки?» - спросил покупатель…» Тут объявили боевую тревогу, бойцы вскочили и побежали, среди них и рассказчик. После боя он в часть не вернулся – то ли погиб, то ли с тяжелоранеными увезли. Так и не узнал боец Никулин, что же будет, если дернуть за обе веревочки.
Прошло несколько лет. Перед концом Отечественной войны (а прошел ее Юрий Владимирович от звонка до звонка) в своей части в свободную минуту бойцы травят анекдоты. И – о чудо! – вновь рассказывают ту же самую историю. …На том же самом месте вдруг объявляется воздушная тревога! Нечего и говорить, что рассказчик в часть не вернулся – его увезли в госпиталь! Никулину уже становилось плохо от этой мистики, а самое главное, так хотелось узнать, что же дальше, в конце концов!
Лет через десять, когда Юрий Владимирович был уже начинающим артистом цирка, после представления, в цирковой компании, артисты рассказывали анекдоты. Задумавшийся было Никулин вдруг уловил знакомые слова о попугае. Рассказывали тот же анекдот! И как только дошло до слов „...дернешь за веревочку...”, рассказчика позвали к директору!
- Нет!!! – завопил Никулин, и все на него изумленно оглянулись. – Никуда не пущу! Рассказывай до конца!
И удивленный рассказчик закончил:
-„А что будет, если я дерну за обе веревочки?” – спросил покупатель. „Дурак, - басом ответил попугай, - ты же разорвешь меня пополам!”
Но слушатели хохотали не над анекдотом, а над вполне счастливым Никулиным, который спустя двадцать лет, наконец-то, узнал окончание анекдота!
- Юрий Владимирович, попросила я, - а можно я вас сфотографирую?
- Конечно, можно! – И они с сыном приготовились позировать. И тут! О, журналистское невезенье! В фотоаппарате был только один кадр, и тот не сработал! Снимок сделать не удалось.
- Ну тогда... тогда можно я вас поцелую?
- Еще бы! – засмеялся Юрий Владимирович, - не каждый день меня целуют вместо того, чтобы сфотографировать!
Мои губы прикоснулись к мягкой-мягкой, уже старческой щеке, испещренной красноватыми прожилками. До свидания, Юрий Владимирович! И мы ушли, окутанные аурой доброты и доброжелательности. Вначале я думала, что это мое личное впечатление, но потом, читая и слушая о нем, поняла, что просто он такой – человек для людей.
Вечером, проблуждав некоторое время в метро, мы с сыном примчались в цирк. Уже звучал выходной марш, когда мы предъявили наш роскошный пригласительный в директорскую ложу солидной контролерше. Что вам сказать? И до этого, и после этого мне приходилось бывать в цирке, но такого удовольствия, как в тот раз на Цветном бульваре, испытать не пришлось. Нам казалось, что клоуны улыбаются только нам, что лошади машут головами и кланяются именно возле нашей ложи, акробаты проносятся на трапециях на расстоянии вытянутой руки... Это, наверно, Юрий Владимирович, мой дорогой клоун, по знакомству устроил для нас праздник – улыбнулась я про себя…