Глава 2

 

I.
Поверьте, больше не хотела
К роману  возвращаться я.
(Ну, пошутила между делом…)
Но Ольга Славина моя,
Хоть мы давно уж с ней в разлуке,
Из головы нейдёт. От скуки
Иль по причине по иной
Займусь я, Ольга, вновь тобой
И стану автором примерным;
Я твой портрет изображу,
Завязку  чинно «завяжу» –
Нельзя не быть ей достоверной:
Твои тетрадки у меня
Спаслись недаром от огня.

II.
В тетрадках тех – былое  время!
За днями – дни, за годом – год…
И нас  сгибает жизни бремя:
Глянь,  вместо юноши идёт
Старик с седою головой,
Уже не с тросточкой – с клюкой,
Ещё пытается храбриться,
Уже согласен на синицу…
Ба, это наш спортсмен вчерашний,
Слегка судьбою он помят,
Небрит, сердит, угрюм, женат.
Неужто он – мой однокашник?
Вздохнём тихонько мы тайком,
В устах – улыбка, в горле – ком.

III.
Иное время.   «Демократкой»
В наш век и Муза-то слывёт,
К «свободе слова» очень падка –
Так  мне права она даёт.
Она подсказывает слово,
Диктует что-то мне с любовью,
Не соглашаюсь   иногда
И спорю с ней я, господа!
Но  дело выбора  – за мною:
Она не хочет мне мешать,
Хоть без присмотра оставлять
Боится, будучи сестрою,
И шалости бранит слегка,
Но позволяет их пока.

IV.
Строфы онегинской порядок
Поэт и Муза мне простят,
Позволив собирать в  тетрадке
Четырнадцати строчек ряд –
От скуки и тоски лекарство,
Хоть и придётся на мытарствах
Ответ дать за игру пером –
Хронической хандры синдром.
Боюсь, тогда мой жалкий лепет
Не сможет мне ничем помочь…
Но это – завтра… Нынче – прочь,
Сомнений, страхов глупых трепет,
Давно я над второй   главой
Сижу с больною головой.

V.
Тот городок, где наша Оля
Жила, росла в кругу семьи
И десять лет училась в школе,
Вам опишу, друзья мои.
Хоть я давно уж  обитаю
В холодном и суровом крае,
Но с каждым годом всё сильней
Воспоминанья  тёплых дней,
Былые ссадины и шрамы;
И сердцу милые черты
Движеньем сладостной мечты
Вдруг оживляются… ( А драмы
Рождают длинный монолог –
Грядущей критики залог.)

VI.
На Украине, что сестрою
Была России столько лет,
Тот городок стоял. Порою
И место жительства секрет
Души героя раскрывает…
Коль окружён ты тихим раем…
А впрочем, будучи в раю,
Адам не смог жену свою
Предостеречь от искушенья.
Характер Евы был нетвёрд –
И змием без усилий стёрт
( Одним лишь методом внушенья)
Источник райского житья –
Запрета мудрого статья.

VII.
Лисянск и до сих пор привольно
Стоит  средь золотых полей,
Но мне приходит мысль невольно,
Что в дни иные веселей
Казачий люд здесь жил… Селяне
Везли в телегах горы дани
На ярмарку: плоды земли,
Горшки и прочее. И шли –
И чернобровы, и  усаты,
Из дальних, ближних деревень,
Надвинув шапки набекрень
И распушив  чубы лохматы, –
Потомки славных казаков
И предки Олиных дедов.

VIII.
Всё измельчало в наше время.
Пыль на дорогах уж не та (1),
Казак не вденет ногу в стремя,
И бричка встречная пуста.
Одни дома – исчезли хаты,
И сняли ленты с кос девчата,
Но как и сотню лет назад
На крыши аисты летят.
И Ольга каждою весною,
Взгляд устремляя в небеса,
Могла следить по полчаса
За птиц великолепным строем,
Что в синеве, как корабли,
Шли к берегам родной земли.

IX.
Струя реки неторопливой
Пересекала городок;
Весенних талых вод разливы,
Бывало, лезли на порог;
Меж берегами мост бетонный
Для пешеходов и влюблённых;
И парк Победы – место встреч;
И воин, что рукою меч
Сжал на высоком пьедестале…
Он украинец? Белорус?
Кому спасать Святую Русь?
О том отцы не рассуждали,
Когда вели смертельный  бой
За Родину, за нас с тобой.

X.
Сребристых тополей аллеи,
Цветенье лип, гуденье пчёл,
Что Оленьке казались злее,
Чем в книжке маминой монгол.
Хотя в Лисянске тротуары
Дорожники катали с жаром,
Но запахи родной земли
Они упрятать не могли.
То тут, то там травы побеги
Через асфальта толстый слой
Стремились каждою весной;
Лишь только грудь земли от снега
Освободится – жизни ток
В любой проникнет уголок.

XI.
Каштаны буйно расцветали
На главной улице. Они
Как будто свечи полыхали.
На юбилей (2) завезены
Деревья были. Всем народом
Их посадили; год за годом
Растенья  крепли: кроны их
Под  нежный листьев  шум своих,
Подобных зверя чудным лапам,
Ловили лёгкий ветерок,
Одолевали жуткий  smouk(3);
А если дождь на шляпы капал,
Каштанов кроны тут как тут:
Надёжным был такoй приют.

XII.
Поля, цветы не раз воспеты (4),
О них и я должна сказать:
В деревне бабушкиной летом
Любила Оленька  бывать.
Сад: вишни, яблони и сливы;
Реки изгибы прихотливы
Средь верб и чутких камышей;
Лес – обиталище ужей,
Где в зной живительна прохлада,
Где поутру находишь ряд
Росой  обрызганных маслят;
Крик пастуха и топот стада;
Парного запах молока
И лай собак издалека.

XIII.
Всё, всё ей  сердце волновало…
Заросший лопухом пустырь
Воображенье населяло
Нечистой силой: вдруг упырь
Придёт оттуда! Страшно Оле…
Хоть говорили часто в школе,
Что белый свет прост,  ясен, мил,
Никто не лезет из могил, –
Но Оля к бабушке украдкой
Подсядет, слушает рассказ,
Как домовой пустился в пляс,
Как в горнице шуршал тетрадкой,
Как  для отместки мелкий бес
В кувшин молочный утром влез.

XIV.
«Вот молоко-то, знать, и скисло», -
Вздыхала бабушка, смеясь,
Берясь  рукой за коромысло,
Другой старательно  крестясь.
Ей внучка слепо доверяла
И правду слов не проверяла:
Нам сказки  больше говорят,
Чем книг научных скучный ряд.
Подчас над хатой  грохотала,
Пугая Оленьку, гроза…
«Сиди тихонько, егоза, –
Старушка внучку увещала, –
Илья-пророк по небу мчит,
Его телега так гремит».

XV.
Старушка прадедовой веры
Держалась крепко. Божий храм
Разрушен был одним из первых
В Калиновке. Его врагам,
Что с криком  «опиум народа»
Старинные крушили своды,
Не удалось свести на нет
Христовых слов глубокий  след.
Пускай иконы были сняты,
Но под стеклом заветных слов
Чернела вязь: «Бог есть любовь», –
По просьбе бабушки внучата
Писали всяк на свой манер.
(А был ведь  каждый  - пионер!)

XVI.
 И сеть морщинок бабы Поли
Такой светилась добротой,
Что та казалась нашей Оле
Уж и не бабушкой простой,
А феей ласковой из сказки.
Мы часто добавляем краски,
Чтоб описать такой предмет,
В котором видим яркий свет.
Но в том большого преступленья
Не может быть: любовь всегда
Слова находит без труда.
Была старушка просто клад –
Так все в деревне говорят.

XVII.
Нелёгкой оказалась доля:
Детей одной пришлось растить,
Муж репрессирован был; в поле
Пахать, грести, полоть, косить
Она со всеми выходила;
Неженской становилась сила,
А за спиной судили так:
«Ведь муж  её  – народу враг».
«Культ личности» ли был виною,
Иль так устроен человек,
Чтобы влачил свой скорбный век,
Чтобы страдание земное
Терпел для лучшего венца
По повелению Творца.

XVIII.
Но пережитые обиды
В ней не оставили следа,
Была дана от Бога, видно,
Ей доброта; своя беда
Тускнела, меркла по сравненью
С чужой; великое терпенье
Её спасало в жизни сей
От злых, завистливых людей.
Она лишь добрых примечала.
И на окраине села,
Где Поля издавна жила,
Прохожих верба привечала:
Кто заходил воды попить,
Кто о делах поговорить.

XIX.
Мутились чистые истоки…
Была эпоха перемен
Кровопролитной и жестокой.
А что дала она взамен?
Попранье дедовской святыни,
И непомерный рост гордыни,
И откровенный чумный пир
Блатоустроенных квартир;
Доносы, зависть,  униженье,
Вранья чиновного позор,
Народа планомерный мор
И молодых сердец растленье:
Нет сил вкушать рекламный бред,
Которым  кормит  TV-set (5).

XX.
Вдали от городских соблазнов,
От шумных улиц и витрин,
От жизни суетной и праздной,
Немало Оленька картин,
Приятных сердцу, находила:
Она Бурёнушку водила
На пастбище одна; потом
На грядки бегала с ведром
И поутру ростки рассады
Поила влагою живой;
И в самый нестерпимый зной,
Когда всё ищет лишь прохлады,
Пристанет к бабушке порой:
«На сенокос? И я с тобой!»

XXI.
В лугах обилье трав душистых,
Что в сено надо превратить:
Скосить до солнца утром мглистым
И граблями  потом сушить.
И после, уж на сеновале,
Травинки эти занимали
Воображение её:
«Ты кто? А ты? А ты, быльё?»
Былинка малая любая
В себе хранила лета след,
Чудесных запахов букет.
Бывало, Олю из сарая
Не дозовёшься – всё сидит,
Сухие стебли ворошит.

XXII.
У Оленьки была сестричка –
На десять лет   её моложе.
Смешные рыжие косички
На две метёлочки похожи;
Курносый носик любопытный
И нрав весёлый, только скрытный;
Как хвостик, всюду за сестрой.
И за неё всегда горой
Стояла Оля;  так Настёна,
Проказница и егоза,
Коль нашалит, во все глаза
Глядит на Оленьку влюблённо,
Хоть знает, что отец и мать
Не станут очень уж ругать.

XXIII.
Девчат родители любили.
Детей растили без затей:
В трудах, в заботах вечных жили,
К  земле поближе, от властей
Подальше – чур, меня, и только!
Не удручало их нисколько,
Что скромен в жизни был удел:
Отец  на стройке – всё умел,
А мать  работала в конторе;
Поддерживали  связь с селом;
У бабы Поли  за столом
Припоминали радость, горе –
Душа, чутьё родных корней
Есть и у  «маленьких» людей.

XXIV.
Сии привычные названья
У нашей критики в ходу.
И «маленьких», и «лишних» званье
Указывает нам беду,
Что стала  в мире нашем прочной,
В которой отразился точно
Безбожный и жестокий век.
Подобье Божье – человек
Быть может «маленьким» и «лишним»?
Условность термина ясна,
Да только режет слух она.
Когда мы наконец услышим,
Что всяк и нужен,  и велик,
На место встанет всё в тот миг.

XXV.
Влияние семьи огромно.
Впитала Оля с детских лет:
Трудолюбивой быть и скромной –
Вот счастья женского секрет.
Из поколенья в поколенье
От мамы к дочке наставленье
Передавалось: дом, семья –
Основа, сущность бытия.
Забот не может быть важнее,
Как гнёздышко свивать  птенцам,
Чтоб, оперившись, те отцам
Опорой стали; и мудрее
Не может быть системы той –
И гениальной, и простой.

XXVI.
На книжных полках – мир особый;
Читала Оля всё подряд.
То образ жизни был, иль хобби,
Как нынче  часто говорят.
За книгой до глубокой ночи,
Бывало, плачет иль хохочет –
Воображенье оживит
Героев книжных смутный вид;
Как сотню лет они знакомы.
И романтический герой
В плаще Гарольдовом порой
Не в странствиях морских, а дома
Пред ней загадочно мелькнёт,
Лишь книга в руки попадёт.

XXVII.
Но англичанин был ей всё же
По духу чужд – не идеал;
«Евгений» пушкинский , похоже,
Ей больше сердце волновал.
Точнее, Ларина Татьяна.
В смятенье  чувства ввергла рано
Своим признанием она:
«Я буду век ему верна…»
Как? Нелюбимому, чужому?
Пожертвовать своей мечтой?
Пожертвовать своей судьбой
В угоду мнению пустому?
Нелепо как оплачен счёт,
Ужели счастье не придёт?

XXVIII.
И Ольга над судьбой Татьяны
«Алкала пищи роковой»;
Она казалась многим странной,
Почти надменной; красотой
Мужских сердец не поражала
И грацией не восхищала.
Обманчив был надменный вид –
За ним  смущенья признак  скрыт;
Так часто маскою бравады
Прикрыта хрупкость, нежность чувств…
Судить её  я не берусь,
Затем, что на аллее сада,
Где есть заветная скамья,
Всё  от неё  узнала я…

XXIX.
Вздыхаю нынче на закате.
Былое… Рыцари на час…
Однако  отступлений  хватит!
Об Ольге я веду рассказ.
Росла во власти книг, пейзажей
Моя подруга: то расскажет
О бестолковом мотыльке,
Что ярким светом в ночнике
Был привлечён – рванул на пламя
И гибель  верную нашёл;
То вспомнит вдруг, как хорошо
С Настёной строили вигвамы
На сенокосе – из травы…
Читатель, что ж смеётесь вы?

XXX.
Вы ждёте, взяв  роман «свободный»,
Любви  до гробовой доски,
Расхожих чувств, признаний модных,
Разлук, смятения, тоски.
И вдруг… вигвамы! Вот  потеха!
В сюжетной линии помеха!
Девица полюбить должна –
Она же с малышнёй дружна,
В угоду маленькой Настёне
Вождём  индейским предстаёт,
Как будто нет других забот;
Или сестрёнке даст корону
И верно служит ей, как раб…
( Да, героини  образ слаб.)

XXXI.
Я сознаюсь в том и не спорю
С тобой, читатель дорогой,
Но  чем же ты поможешь горю,
Мой главный критик и герой?
Ты знай, что список мой  с натуры.
Немало есть литературы,
Где только прихоти пера,
Воображения игра
Писателя или поэта
Героев облекают в плоть.
Вот, чтоб  чего не напороть,
Чтоб  не давать потом ответа,
Прочь, разных  бредней вороньё!
Здесь – только правда, не враньё!

XXXII.
Что Ольга с Настенькой вигвамы
Любила строить  – не беда.
Читатель, мы ведь знаем сами:
Проходит детство без следа,
Одолевают нас заботы,
Быт неустроенный, работа –
Всё ждёт и Олю  впереди.
Так ты уж, милый мой, прости
Ей несерьёзное занятье.
К тому ж, давно пора понять:
В ком нет способности играть,
Тот, детское оставив платье,
Себя на скуку обречёт,
Ему во всём не повезёт(6).

XXXIII.
Хотя  уроки в школе учит
И у доски стоять должна,
Любви пора ловить ей лучик –
В опасном возрасте она.
Английским гением воспета
Такая юная Джульетта –
Предупреждает нас  Шекспир:
В четырнадцать опасен мир
Для девочки. Росточек нежный
Погубит страстная любовь,
Того гляди – прольётся кровь,
Конец трагичный неизбежен.
Но зря пугаю вас, друзья:
Живыми всех оставлю я.

XXXIV.
В застойные былые годы
В Лисянске школу возвели,
Как раз где «волею народа»
Церквушку некогда снесли.
(Старухи древние крестились –
Детишки же вовсю резвились:
Забота  партии  о том,
Чтоб «мракобесье» сдать на слом.)
В той школе всё и началось.
На третьем  этаже окно…
Забыто всё давным-давно…
Училась с Олей я; пришлось
Сидеть за партой нам одной…
Пред нами был её герой.

XXXV
Когда у девушки романы
Лежат всё время под рукой,
Когда все книжные обманы
Тревожат девичий покой –
Добра не жди! Влюбилась Оля
Не просто в мальчика   из школы,
Но создала  самой себе
Мечту о сказочной судьбе
Порывами души мятежной.
Воображение её
От правды сильно увело,
К герою привязало нежно;
И,  кстати, в Олин идеал
Яд и «Онегин»  подливал.

XXXVI.
Роман великого  Поэта
Был перечитан сотни раз,
Из каждого его куплета
То слово, то обрывки фраз
Ей вспоминались  постоянно,
Что было, в общем, и не странно:
Роман её кумиром  был.
Блеск бала Олю ослепил.
Пошли тут миражи и грёзы…
А впрочем, кто же виноват,
Что ей Онегин друг и брат,
Что по нему с Татьяной   слёзы…
Ах,   смесь из книг и бытия
Так ядовита – знаю я!

XXXVII.
Так  наша Оленька читала
И отрывалась от земли,
Она похожа скоро  стала
На те скитальцы- корабли,
Что  всё у берега тоскуют,
Стремясь  куда-то в даль  морскую,
На тех людей, что  всё в тоске
Возводят замки на песке.
Тех «книжных девочек» приметы
Знакомы каждому.  Сейчас
Их стало меньше в сотню раз.
Читатель – редкость нынче в свете.
В наш прагматичный новый век
Читать  не любит человек.

XXXVIII.
………………………….
…………………………
…………………………
…………………………
…………………………

XXXIX.
Чем он пленил её?  Не знаю.
На Чайльд-Гарольда не похож:
Весёлый нрав, и кровь играет,
Душа компании. Но всё ж
Моя задумчивая Оля
Вдруг поняла однажды в школе,
Решая трудную задачу,
Что для неё мальчишка значит,
Который обсуждал с соседом
Очередной   футбольный матч
И тот последний трудный мяч…
(Команды шумная победа
Была намного им важней
Алгебраических корней.)

XL.
Была весна – пора мечтаний;
Луч солнца, забираясь в класс,
Все перечёркивал старанья
Решить пример. В глубинах глаз
Уж было рассмотреть возможно
Смущенье Оли. Осторожна
И скрытна первая любовь,
Но выдать ей себя не вновь:
Поспешный жест и голос резкий,
Ревнивый взгляд из-под ресниц –
Так  ясно выраженье лиц.
( Жаль, обсудить мне это не с кем.)
Однако Олин идеал
Её любви не замечал!

XLI.
Не удивительно, не странно,
Что Оля, страстью воспылав,
Уроки пушкинской Татьяны
Твердила, как солдат устав.
Когда ей становилось грустно,
Она и  письменно, и устно
Всё повторяла монолог…
Герой того понять не мог:
Стихи его не занимали,
Газету брал он  только «Спорт»,
Журнал какой-нибудь, кроссворд,
Он обожал азарт, футбол,
Ну и, конечно, женский пол!


XLII.
Читатель скажет: «Ясно, знаю,
Здесь безответная любовь,
Письмо, что тайну раскрывает,
Должно сейчас явиться вновь…»
А что  вам голову морочить?
Интриги – это, между прочим,
Уловки выстроить сюжет,
Чтоб  веселей был звон монет.
Меня  же вовсе не тревожит
Стихов  коммерческий успех
(Ведь сребролюбье – смертный  грех!),
Так мне сюжет не нужен сложный.
Письмо, читатель, уж  готово.
Что повторять ? Оно не ново.


XLIII.
Сказать  вам надо откровенно
( А здесь ведь правда – не враньё!),
Письмо доставить непременно –
Вот поручение моё.
Письмо  в руках и я держала,
Но (честно!)  вовсе не читала.
Во-первых, грозен Страшный Суд,
А во-вторых,   понятна суть:
Три слова «Я тебя люблю»,
«Что я  ещё могу сказать»
И «в Вашей воле наказать»…
Такие письма я не шлю,
Но Олю  осуждать не буду –
И я прочла романов груду.

XLIV.
Давно от сотворенья мира
В романах всё одно и  то ж,
У Пушкина и у Шекспира:
Любовь и яд, любовь и  нож.
И наперёд известно людям:
Поплачет, а потом забудет,
А не забудет -  снова в плач.
Попробуй что переиначь!
У Ольги, как и  у Татьяны:
Письмо, разлука, встреча, сон.
Но был  ещё вокзал, перрон
И не было  конца в романе.
Но тут уже не плагиат,
И автор в том не виноват.

XLV.
Глава вторая  утомила
Меня, читателей... Пора
Стихов нападки пересилить;
Недуг болтливого пера
Лечить  успешно  можно дома:
Листать старинные альбомы
И обновлять «меню» семьи.
Опять обед, друзья мои!
Гастрономические грёзы
Весьма прилипчивы порой,
И потому второй главой
Я оборву  любовь и  слёзы.
Что будет дальше? Что-нибудь.
В тумане обозначен   путь!

XLVI.
Роман задуман ( цель благая!)
Лишь ради шутки, без конца.
Друзей старинных вспоминая,
Я набросала   два  лица;
Серьёзный труд, конечно, тошен.
Нет, не осилить  этой ноши;
Ведь  у меня же что ни день
Одно и  то ж: мигрень и лень…
Роман с концом и эпилогом ,
Портрет,  деталь, контраст, пейзаж,
Интрига, фабула, мираж –
Ведь тут работы  будет много…
К чему  растягивать  сюжет?
Роман как жизнь – конца в нём нет.

Примечания автора.
1 – Пыль радиоактивная после аварии на  Чернобыльской АЭС.
2 – К 50-летию Великой Октябрьской социалистической революции ( так назывался праздник).
3 – дым
4 –  А.С.Пушкин: «Цветы, любовь, деревня, праздность,
                Поля! Я предан  вам душой…»
5 –  телевидение.
6 –  «Из детей, рано разучивающихся играть, вырастают самые невезучие взрослые» ( из книги психолога В.Леви).
            
                2006