Клавка стояла и смотрела с негодованием и призрением на очередь по другую сторону прилавка. Привезли сегодня в магазин колбасу и яйца. Люди, писали на ладошке номер очереди, которую занимали задолго до открытия магазина. Стараясь прорваться к прилавку и отоварить талоны, которые через несколько дней превратятся в обыкновенные ненужные бумажки. Не обходилось без ссор, взаимных упреков, так как кто-то отходил, возвращался, доказывая после него подошедшим людям резким словом"стоял". "Вот мой номер", разжимая ладонь, где шариковой ручкой жирно написано главное доказательство. Не раз были попытки со стороны людей поставить кого-то близкого, знакомого. Однако это вызывало со стороны возмущение и жестокий протест. Стоял шум, который не поддавался никаким уговорам и замечаниям со стороны администрации магазина. Было одно желание у всех отоварить талоны и опасения, что может на всех товара и не хватить . Тогда для тех, кому выпадет этот жребий, начнется вся эта сутолка и все мучения ожидания и многочасового стояния в очередях сначала.
"Заткнитесь, наконец. Не буду отпускать, пока тишины не будет!" - с гневом выкрикнула Клавка первым покупателям, прорвавшимся к прилавку и от напора очереди, готовые перевернуть его. Первые покупатели приготовили талоны и, успокоившись молчали в ожидание. Продолжая ругать очередь, она все – таки, начала отпускать. Забирая небрежно талоны, она отрезала положенную норму и кидала резко на весы. Стрелка весов еще долго от резкого броска бегала около положенного веса. Глаз Клавки с годами до того стал точным в нужную ей сторону, что она не смотрела на стрелки, а сразу начинала считать. Высчитывала на счетах стоимость тоже очень быстро, набавив рубль, другой к положенной сумме. Большинство покупателей, обрадованные, что наконец-то отоварили талоны, не обращали особого внимания на предъявленный счет. Изредка "въедливые" покупатели, как она их называла, возмущались. На что Клавка сердито отвечала:" Иди, встань, умный сюда, да при таком шуме посчитай." Случалось, что кто-то настаивал на возврате обсчитанной суммы. Кроме, Клавкиных брошенных со злом монет, к "правдолюбцу", добавлялась очередная порция ругани и возмущения со стороны, сзади стоящей очереди.
Кто-то не обращал внимания на обсчет, смирившись и не желая тратить нервы. Но в основном люди, приходя, домой, подсчитывая, растраченную сумму денег тяжело вздыхали. Нередко можно было услышать в очереди, как ругали и осуждали Клавку за обман, за грубость. За то, что за все годы ее работы, никто из ее уст не слышал ни одного доброго, вежливого слова. Особо обсуждался Клавкин взгляд, наполненный ненавистью и призрением к людям. Критиковали и Клавкину внешность. Небольшого роста, толстого телосложения, с вечной мелкой химической завивкой на маленькой голове, она представляла себя воплощением злой торговки. Доставалось и ее семье, которая в небольшом городке была на виду у всех людей. Люди видели, как она шла домой после работы с перегруженными сумками, которые нередко помогали ей нести муж или дети. Находились и такие, которые доведенные до отчаяния оскорблениями, или обвесом, вступали с ней в ссору и бросали слова проклятий, которые было жутко слышать. Все видели, что жила она не испытывая особых трудностей и считали все ее благополучие за счет воровства.
Прошли годы. Исчезли талоны. Появилось много магазинов с обилием товаров, которые ошеломляли людей после времен "великого" дефицита. Клавка из торговли не ушла, так как больше ничего делать она не умела. Из прежнего магазина она перешла в другой, где также продолжала торговать весовым товаром.
Предупрежденная из-за жалоб покупателей, она стала терпимее к ним, не бросала оскорблений, заменяя их сдерживаемым молчание. Обвешивала она теперь осторожно. В основном только знакомых или тех, кого ее цепкий взгляд, научился определять как невозмутимого или, не придающего обсчету, никакого внимания.
Как гром среди ясного дня однажды прошел слух, который многих поверг в шок.
У Клавки сын разбился на мотоцикле. Через год другой сын покончил собой. Ходила молва, что произошло со вторым сыном по вине самой Клавки, которая после смерти старшего сына не переставала упрекать его в том, что тот был опорой, а он нет.
Некоторые сочувствовали Клавке, жалели ее. Иногда слышалось, что это ее расплата, но только жаль детей. Ведь дети не виноваты, и не должны были бы отвечать за грехи ее. За ее спиной нередко можно было услышать, что очень жестоко наказала ее судьба, отняв самое дорогое. Вскоре и муж Клавки, не выдержав удара судьбы, умер от инфаркта.
И только после этого, увидев Клавку в черным одеяние, прекратились пересуды.
Притихшая и ставшая немногословной с отрешенными глазами она продолжала работать. В очередной раз как-то, отпуская покупательнице кассету крупных яиц , и перекладывая их в полиэтиленовый мешок, она машинально по привычке заменила три яйца на мелкие, которые были по цене на порядок дешевле. Думая, о своем Клавка не обращала внимания на внимательную покупательницу, молчаливо наблюдавшую за ее работой. Взяв мешок в руки, покупательница вытащила три мелких яйца и положила на прилавок. Спокойно взглянув в глаза Клавке, тихо сказала: "А этими тремя помяни своих сыновей". Она ушла. Клавка и стоящие рядом люди были поражены происходящим и, оцепенев, молчали. Стоящая тишина очередным тяжелым камнем легла на Клавкино сердце.