Франко-английский писатель Джозеф Хилэр Пьер Ренэ Беллок однажды сказал: «Я не помню название местности, я не помню имени девушки, но вино было Шамбертан»
Со мной происходят похожие вещи.
Хоть убей, но не могу вспомнить название городка на Азовском море. Имя девушки тоже полностью утрачено. А вот вино помню! Жуткое жёлтое «домашнее» вино из пузатой стеклянной банки!
Или вот другое: маленький городок в Венгрии. Я сейчас минут двадцать рассматривал карту Венгрии на странице Гугла, но так и не смог вспомнить название этого городка. Имя девушки я тоже не помню: Марина? Лена? Света? А вино помню: Токайский фурминт!
Ещё? Однажды, в студенческие свои времена, я ехал на празднование Нового года куда-то в ближний пригород. Я вышел не на той остановке – больше поездов в уходящем году не было. Я застрял на этом полустанке с какой-то незнакомой молодой особой – такой же, как и я временно бездомной, и мы прямо там и встретили Новый год. Я не помню название полустанка, я не помню имя дамы, но вино помню: бутылка Советского шампанского у меня, и красная Алазанская долина у неё.
Ну и раз зашёл разговор о поездах, то я вспоминаю одну командировку в Москву. Ночной поезд с Московского вокзала. Незнакомая попутчица. Какая, в сущности, литературная ситуация! Мы простояли с ней всю ночь в тамбуре: говорили о чём-то, курили и пили вино, которое я вёз в подарок своим московским родственникам. И вот я абсолютно не помню, что было за окном (Бологое? Поповка?), и под пытками не вспомню имя девушки, – но название вина прекрасно помню: Негру де Пуркар.
И, поверьте, я могу вспомнить два десятка таких историй – просто не хочу докучать вас своими воспоминаниями. Пишущий человек и без того похож на собеседника, который хватает вас за рукав и повышает голос, когда вы пытаетесь вставить слово.
Вы спросите, пугает ли меня подобная избирательность моей памяти? Отвечу: нет. Такая избирательность памяти у меня и у Джозефа Хилэра Пьера Ренэ Беллока меня совсем не пугает. Память сама знает, что ей запоминать, а что отбрасывать.
Я думаю о том времени, когда бессмысленным старикашкой я буду сидеть в своей каталке в доме престарелых и, натужно морща лоб, всматриваться в чёрную пустоту ночи моего прошлого. И вот тогда, яркие, как слайд-шоу этикетки дорогих для меня напитков замелькают, запестрят перед моими потухшими глазами, как последнее, единственное доказательство моего присутствия.