Боюсь вспоминать себя двадцати – десятилетней давности. Боюсь ступать босыми ногами на осколки разбившихся временем ожиданий. Но это неизбежно должно произойти и не для того чтобы понять где я ошиблась или в какой момент поступила правильно, не для того чтобы узнать как мне вести себя завтра. Это нужно только для того чтобы понять кто я, кем я была рождена и кем стала проходя извилистый путь.
Вот с такими намерениями я когда-нибудь обязательно сяду в тихой и темной комнате, укутаюсь клетчатым пледом от поджатых ног и до кончиков проколотых ушей. И разрешу себе погрузиться в ту меня, которая уже никогда не случится, ту меня, которая всегда будет во мне наивностью и очарованостью миром, а еще всепоглощающей беспредметной любовью.
И тогда возможно скатится по покрывающемуся морщинками лицу хрупкая одинокая слеза, искрясь от мерцания зажженной свечи. Это не грусть, это омовение моих лет, огрубевших пяток, поседевших на висках волос и сказочных далей до которых добежать так и не удалось.
Тогда я обязательно вспомню небольшое существо только начинающее пылать светом прочитанных строк, увиденных кадров и услышанных мелодичных аккордов, ищущее в себе следы прошлых жизней и будущих времен.
Сколько раз это существо стриглось? Сколько раз красило ресницы черной тушью по утрам, глядя в свое отражение с надеждой на чудо? Сколько раз засыпая вечером оно рыдало в подушку? Сколько раз существо, видя проходящих красоток, хотело своровать кусочек гармоничной эстетики их внешности? А потом, при выборе очередной блузки или прически, останавливалось на «не как у остальных». Сколько раз трепеща от страха обращалась к Нему, всемогущему и всесильному, вымаливало очередную «Благо Дать», обещая ограничить себя от соблазнов которые могли бы ему не понравиться? И сколько же раз нарушала данное обещание после той самой «Дати», продолжало наслаждаться любимым, но греховным плодом? Сколько раз в страхе перед единственной Мамой на свете оно стояло перед входной оббитой красным дерматином дверью? Считало до десяти, глубоко вдыхая спертый подъездный воздух, знало что там она, печальная, с дневником в руках, в котором учительница не жалея красной пасты нервным почерком накарябала замечание в половину листа.
Оно двигалось зигзагами, от друга к подруге, от Kuniyuki Takahashi к Reginе Spektor, от Достоевского к Буковски, от Тарковского к Ким Ки-Дуку.
Раскачивая поджатые и укрытые пледом коленки, я обязательно вспомню, как однажды это существо посчитало себя достаточно сильным и решило, что больше никогда не будет плакать. Но на следующий же день один телефонный звонок смог превратить глаза в водопады сродни Ниагарскому. Как существо полюбило порывы ветра, соленое море и палящий зной, как пронесло эту любовь через многие года.
Погружение в прошлое в этой темной тихой комнате, под клетчатым пледом и ароматом догоревшей свечи обязательно закончится под утро, вместе с бутылочкой красного полусухого. И обязательно, вопросом, всегда остающимся без ответа: Что я здесь делаю?