Из Бытия, Гл. 37
Похеренные амбиции
Рувима повергли в крик
За сто децибел. Ослицы все
Решили - их будут крыть
И счастью навстречу подняли
Мерзавки свои хвосты,
Пока, наконец, не поняли:
За рёвом одни понты.
(Как Киров, отцом за рвение
Любим был Рувим-ревун
И женщин любил не менее
Чем наш племенной трибун.
Что не племенной, а пламенный,
Сказать я сейчас хотел.
И в пламени сексуальном том
Он, собственно, и сгорел.
Что Киров убит из ревности
Позволило доказать
Пятно на вождя промежности,
Кальсонах, хочу сказать.
Все семьдесят лет без умысла
В корыте за пять минут
Никто так и не додумался
Подштанники простирнуть.
И пятнышко то несвежее
Истории под лучом
Взглянуть нам дало с надеждою,
Что Сталин здесь ни при чём.)
Из Левит, Гл.
Всем изменениям время виною.
Многие принципы не прижились.
Киров с сестрою жены, как с женою
Жил, потому что он был коммунист,
Чист как партиец и в помыслах чист.
Общие жёны и прочую глупость
Где-то на митингах он отвергал,
Но когда просят, в такую минуту
Вождь перед сёстрами в чувствах не лгал,
Да и других женщин не обижал.
Мужем-ревнивцем застигнут с гражданкой
Был он застрелен в упор со спины,
И на подштанниках белых с изнанки
Пятна срамные по сей день видны.
Где-то уже я писал про штаны…