Светлана сидела в своей новенькой кухне в новеньком доме. Кухня была пустая, из мебели был только стол и две табуретки. Света сидела на табуретке, смотрела в окно и покачивала ногой. Ее квартира находилась на девятом этаже, под самой крышей. Она всегда мечтала жить высоко, выше всех. Дом недавно построили, и в нем еще пахло краской и обоями. Квартира была хорошая, просторная. Был только один маленький недостаток: на кухне не было кафельной плитки на стене. Во всех квартирах была, а в ее не было. Забыли и заклеили все обоями. Света сходила к соседям снизу и выяснила, что кафель должен быть. Она нашла прораба и пожаловалась ему. Можно было ругаться, но устраивать войну в квартире не хотелось. Квартира не располагала. Прораб пришел, посмотрел, выматерился и прислал Свете таджика. Таджик оказался невысокого роста, с пронзительными карими глазами. По-русски он изъяснялся достаточно сносно. По крайней мере поздоровался вполне внятно. Он прошел на кухню и без лишних церемоний стал отрывать обои со стены. Прораб сначала онемел, а потом, когда дар речи вернулся, зашипел: «Ты что делаешь? Ты зачем все обои оборвал? Надо было только там, где кафель!». Таджик продолжал, словно не слыша и не видя прораба. Прораб плюнул и вышел из квартиры, что-то сердито бормоча. Света не вмешивалась, она спокойно села на стул и стала наблюдать. Когда шаги прораба затихли, рабочий повернулся к Свете и пояснил: «Так лучше будет. Красиво будет». Свете понравились эти слова. Ей было не важно как и что он будет делать. Важно было, чтобы лучше и красивее! Таджик работал очень ловко и даже красиво. Когда с обоями было покончено, он стал разводить раствор. Потом притащил из подъезда коробку с кафелем, открыл ее, достал кафель. Кафель блестел на свету, светился. Света улыбнулась. Кафель ей нравился. И как его клал таджик ей тоже нравилось. Сидела бы и смотрела. Когда половина кафеля была выложена, Света обнаружила, что уже стемнело. Ей захотелось чаю. Коробки в комнате стояли, как блоки египетских пирамид. Она нашла коробку с кухонной утварью, извлекла оттуда чайник, заварку и сахар. В соседней коробке отыскались пряники и конфеты. Она вошла со всеми этими находками в кухню и объявила: «Будем пить чай». Таджик обернулся и спросил: «Где руки мыть?». Света заметила, что он старается говорить простыми предложениями. Это было просто и удобно. Ей это понравилось. Так надоела эта многоэтажная и бесполезная словесность. За ней не скрывается ничего настоящего. Настоящее простое и красивое, как кафель. Света поставила чайник. Таджик сел на табуретку. Как-то опасливо покосился на нее. Ее почему-то не смущало присутствие рядом постороннего человека, более того – «джамшута». Так называли рабочих на стройке. И это было наиболее мягким прозвищем. Он был не противный и не делал ничего плохого. Скорее, это ему было неловко. Вскоре ароматный чай был разлит по чашкам и Света с удовольствием сделал первый глоток. Ее гость налегал на пряники. Видимо, он был голоден. Света мысленно стала корить себя за то, что даже бутербродов не предложила ему.
- Нас редко поят чаем, почти никогда, - пожаловался он.
- Мне не жалко, - пожала плечами Света.
- А я без чая не могу. Мне надо обязательно много чая. У нас так в семье принято. И в народе так принято. Стол без чая бедный. Будь там хоть целый баран.
Выяснилось, что таджика зовут Фарух. Что в переводе с таджикского означает счастливый, удачливый. И что вся его семья живет в Таджикистане. И что у него трое детей и все мальчики. И вправду удачливый. Потому что мальчик всегда прокормит родителей, а дочь уйдет в семью своего мужа. Вот и он вдвоем со своим братом поехал в Сибирь для того, чтобы прокормить мать и жену с детьми. Каждый месяц он отсылает им половину своей зарплаты. А раз в год ездит домой. Стандартная в общем-то история. Маленькая стрелка часов подбиралась к цифре восемь, Фарух засобирался домой. Когда он ушел, Света расстелила на полу в комнате матрас. Положила подушку. Белья она не нашла. Да и не надо было. Даже кровати пока не было. Да ей и не хотелось. Она умылась, переоделась в пижаму. Без белья, зато в пижаме. Но пижама - это святое, это ритуал. Она лежала на полу среди коробок и смотрела в окно. Штор еще не было и луна освещала комнату, отбрасывая на стене тень от оконной рамы. Света смотрела сквозь окно на небо и думала. Она представляла себе таджикский кишлак. Женщину с двумя черными косами, в платье с блестками. На голове женщины цветастый платок с монистами. Вот она выходит из дома, несет на плече кувшин. По дороге она окрикивает сыновей. Те на минуту отвлекаются, а потом снова сплетаются в один клубок. В пыли не разобрать где кто. Они гоняют мяч на поле. Просто так, без ворот и сеток. Им и так весело. Во дворе стоит тяжелый чугунный казан. Такой большой, что барана целиком сварить можно. Женщина подходит к казану и огромной шумовкой мешает плов. Плов золотится на солнце. Рисинки весело рассыпаются. Куски мяса крупные и ароматные! Она накладывает плов на большой поднос и уносит в дом. Рядом с домом стоит топчан, увитый виноградными лозами и заваленный яркими подушками. Жизнь нетороплива и размерена. Никаких стрессов, перекосов. Так было тысячу лет назад, так есть сейчас и так будет потом. Когда приезжает Фарух в семье начинает настоящий праздник. Он здесь главный. Он надевает расшитый халат, тюбетейку. Пьет чай из пиалы и ест ароматный плов руками. Жена смотрит и застенчиво улыбается. Скоро он приедет насовсем и они снова будут жить, как раньше. Это и есть настоящее счастье, - подумала Света. Она вот все время гонится за ним, этим самым счастьем. И что? Работа – дом – работа – дом! Из одной коробки в другую. И обратно. Дни проходят незаметно. Наполненности никакой. Радости все мимолетные и одноразовые. Противно.
Спать расхотелось совсем. Она встала, подошла к окну. Под окном строили автостоянку, засыпали песком и обнесли фонарями. На песке таджики играли в футбол. Весело и беззаботно. Света нашла глазами Фаруха. Он споткнулся о мяч, упал на песок. У него радость в крови, видимо. Мальчишкой радовался, гоняя мяч в степи. И сейчас радуется, вдали от дома, но в тоже время там. А ей слабо ночью гонять мяч. Или жить в вагончике и быть этим счастливым.
На следующий день Фарух пришел снова. Работу надо было сделать до обеда. Потом идти на новый объект. Сроки поджимали. Бригадир и так все время грозится оставить без зарплаты. Было бы без чего оставлять. Смех один. Фарух клал плитки ровно. Плиточки сверкали глазурью на солнце. И радовали глаз. Только не его глаз. Он уже смотреть на эти плиточки, обои, линолеум не мог. Он всем сердцем ненавидел эту работу. И такую жизнь. Он украдкой поглядывал на хозяйку. Счастливая, - думал он. Живет в своей стране, живет в своей квартире, работает где-нибудь в чистеньком офисе, с бумагами. А не как он – все время по локоть в грязи. Он уже забыл, когда носил чистую одежу. Он тоже хотел бы вот так жить в новенькой квартирке. Перевезти сюда семью. А не ездить к ним раз в год. Сыновья забывают, как выглядит их отец. А он не забывает. Они ему каждую ночь снятся. Он мог бы остаться и разводить овец. Только из овчины школьной формы не сошьешь и учебников на нее не купишь. Не говоря уже о лекарствах для матери. Вот и приходится сутками класть кафель и клеить обои в чужих домах. Спать в вагончиках. Прятаться от милиции. Слышать каждый день презрительное «чурка». Это что, жизнь? Все дни такие есть, все дни такие будут. До лета. А летом что? Повзрослевшие дети, почти незнакомая жена?
Фарух сделал все хорошо и быстро. Хозяйка осталась довольна. Даже денег ему немного дала. Он не отказался. Купит на них новый чайник. Старый сгорел. А без чая он не может...