Не знаю почему, но с годами все чаще и чаще вспоминаются эпизоды из прошлого. Хорошие и плохие, радостные и грустные, счастливые и не очень… Казалось бы незначительная мелочь, нечаянно брошенный на что-то взгляд неожиданно вытаскивают из-под сознания картинку, отталкиваясь от которой ты переходишь к другой, от нее – к третьей… И перед глазами возникает то, что казалось давно забытым, погребенным под бременем прожитых лет.
Вот, например, недавно заложила в стиральную машину белье, насыпала в одно отделение порошок, залила в другое смягчитель, нажала кнопки – и завертелся барабан, перебирая вещи… Ну и что тут особенного? Самая элементарная бытовая операция, повторяющаяся, по крайней мере, пару раз в неделю. И ты уже не представляешь себе как стирать руками. Впрочем, я обманываю. Особо нежные вещи до сих пор не доверяю железному механизму. Стираю в тазу специальным порошком. Впрочем, сие случается крайне редко. А ведь раньше…
И тут меня воспоминания уносят на много-много лет назад, когда девчонкой ходила с мамой по воду к колонке, находившейся на другом конце улицы. Она несла большое ведро, а я маленькое. Она стирала в большом корыте взрослые вещи, а я в игрушечном – кукольные. Наблюдая за тем, как делает мама, повторяла ее движения, двигая кукольные платьица по стиральной доске. Так происходил несложный, обыденный процесс, называемый постирушкой.
Другое дело Большая стирка, когда надо было привести в порядок постельное белье, скатерти, занавески… Это уже делалось не на террасе (летом) или в комнате (зимой), а во дворе. На кирпичи ставился закопченный снаружи бак, в который наливалась вода, под ним разводился костер из саксаула. Заполнить эту емкость водой было делом сложным, а потому к сему процессу привлекалась местная старуха по имени Ивановна, что подрабатывала именно этим нелегким занятием.
Как сейчас вижу ее старое, в глубоких морщинах лицо с большой бородавкой синего цвета около носа, сгорбленную фигуру, облаченную в бесформенную кофту и юбку до пят, шаркающие по полу ноги в разношенных туфлях, неизменный клетчатый платок на голове.
О себе она не распространялась, где жила – никто не знал, и каким образом бедняга дошла до жизни такой – не ведал. Тогда я воспринимала ее как естественный элемент той, послевоенной жизни, когда кругом было немало убогих людей, просящих милостыню, а безногие инвалиды, передвигавшиеся на низких платформочках сколоченных из досок, помогая себе деревянными «утюгами», с утра собирались у пивной, стоявшей на углу. Теперь же, по прошествии многих лет, вспоминания об этом отдаются глухой душевной болью.. Как ей, наверно, было плохо, горько и одиноко, если она продавала свой тяжелый, поистине рабский труд, за смятые рубли!
Но вернемся к стирке. Натасканная вода залита в чан и доведена до кипения. Тогда в нее бросалась натертая на терке стружка хозяйственного мыла и стиральная сода. Все тщательно перемешивалось. И в бурлящую воду голубовато-серого цвета ( точь-в-точь как Вода в котловине пятигорского Провала, исходящая пузырьками газа и обильно удобряемая воркующими голубями) клалось белье. Оно «варилось» долго. Периодически перемешивалось, словно суп, скалкой.
Когда белье было как следует выкипячено, его полоскали в воде, налитой в корыто, затем сильно отжимали, непременно синили и крахмалили. Затем вешали на растянутые по всему двору веревки. Когда стирка высыхала, то вещи, одеревеневшее от крахмала, снимали и складывали в стопку до дальнейшей обработки.
Обрабатывались же они «сладкой парочкой» - рубелем и качалкой. Рубель представлял собой длинный брусок, одна сторона которого была вырезана в виде следующих друг за другом треугольников. На него клалась вещь, по которой проходилась качалка, напоминающая обычную скалку.
Умягченные таким образом крупные вещи (простыни, пододеяльники) затем брались двумя людьми за концы и, вытягивались, выравниваясь. Затем белье брызгали, элементарно набрав воды в рот из кружки, и сворачивали валиками, подготавливая к глажке.
Глажка тоже была непростым делом. До электрических утюгов использовались тяжелые железные, полые внутри, в которые закладывались тлеющие угли. Впрочем, у нас дома уже была новинка со шнуром.
Я уже училась в школе, когда папа с гордостью привез домой первую стиральную машину. Синюю, с красной нашлепкой, на которой было выбито «РевТруд». В нее наливалась подогретая вода, насыпался порошок, закрывалась крышка, и… свершалось священнодействие. Когда положенное время лопасти, расположенные в днище, прокручивали воду, машина останавливалась. Вещи по одному вынимали из емкости и отжимали, пропуская через два валика, управляемых механической ручкой.
Много лет спустя «РевТруд» заменила «Сибирь» в двумя баками. В одном стирали, в другом центрифуга отжимала. Правда, чтоб все шло нормально, чтоб машина не рычала и не тряслась как в лихорадке, требовалось уложить в отжимный бачок все очень аккуратно, плотно и доверху.
С современными машинами мы познакомились уже здесь в 90-х. И когда стал вопрос о покупке, то выбор пал на модель с боковой загрузкой, напоминающий поистине фантастическую немецкую игрушку, которая была в детстве у моей сестры.
Помню, как поначалу меня умиляло то, что виделось через стеклянное окно. Наблюдение за процессом стирки доставляло истинное удовольствие. Но ко всему хорошему привыкаешь быстро. И теперь, не задумываясь, забрасываю вещи в стиралку, которая экономит не только время, но и спасает руки. Что же касается глажки, то специальные вещества, добавляемые в машину, делают эту работу быстрой и легкой. Да и далеко не все так уж обязательно гладить!
2009