Мировая поэзия, начиная с гомеровских времён, признавала господство мужчин. Неслучайно слово «поэт» наделено высоким смыслом, а «поэтесса» - пренебрежительным. В мужском поэтическом царстве встречались и редкие жемчужины: Сапфо, М. Лохвицкая … Пока не пришло время Модернизма. И снова, что не поэт, то драгоценный камень: А.Блок, В.Брюсов, Н.Гумилёв, О.Мандельштам, В.Маяковский, И.Северянин, С.Есенин … И рядом с ними равные им поэты-женщины: Анна Ахматова и Марина Цветаева. Каждая – свой поэтический мир, своя судьба, личная трагедия, ставшая общей. Презрительно отвергает М.Цветаева: «Я поэт и этим горжусь…».
Я буду говорить о Марине Цветаевой и Анне Ахматовой, ибо своими стихотворениями и поэмами они заложили новое восприятие поэзии вне половых, возрастных и национальных различий: они заговорили о своём личном так, что оно оказалось близким и понятным многим миллионам читателей.
Горячая кровь кавказских князей с неизменным духом сепаратизма Ахматовой оказалась родственна строгой правильности улиц и проспектов Петербурга. Петербург – это город в Европе вне наций и народов. Каждый писатель-петербужец становится частью города, частью Европы, но не всегда России. Вспомните Гоголя, который от фольклорной фантастики «Вечеров на хуторе близ Диканьки» неожиданно обращается к гротеску в «Петербургских повестях», и сразу же становится европейским писателем, ибо его «маленьких людей» даже не нужно «рядить» в европейское платье. Такова и Ахматова. Она-то уж точно нашла бы себе пристанище на Западе, но не с теми она, кто бросил Россию. Почему? Она есть олицетворение городской совести. Её город Петербург, Петроград, Ленинград, как греческий полис или средневековая крепость европейского феодала, невозможно взять измором, и лишь внутренние распри способны разрушить его дотла.
Холодная кровь гордых полячек поглотилась кружевом московских двориков, улиц и переулков, с охраняющими все пути православными церквями и соборами разных времён и стилей, единых в одном: в служении милосердному Богу, о защите которого уповали все москвичи, где бы они не были. Москва есть языческо-православное сердце России, её азиатская столица, без которой нет и России. Марина Цветаева есть физическое выражение столицы: красота, вечная юность, несмотря на зрелый возраст (Петербург, напротив, кажется мне городом
старым, словно принявшим эстафету от Спарты или Лондона), незыблемая вера в человека, а не в государство. Марина живёт сердцем, сердцем милосердным и добрым, и то же время она непримирима к серости, мздоимству, мещанству. Нет у неё ностальгической грусти Ахматовой:
А за окном шелестят тополя,
Нет на земле твоего короля.
Пока живёт, она сражается – пусть даже бой будет неравный.
Я знаю правду! Все прежние правды – прочь!
Не надо людям с людьми на земле бороться.
Москва – хлебосольная столица многонационального государства, поэтому ей всегда была присуща гостеприимность и добрососедство, ибо ищущий мира всегда находил здесь друзей.
Запад, напротив, отстаивал только свои интересы и, если воевал, например, на стороне Турции, извечного врага России и её балканских друзей, но только ради собственной наживы. Такой расчётливости нет и не может быть у России.
Вспомните неудачный союз с Пруссией и Австро-Венгрией в войне с Наполеоном в 1805-1807 годов. Одно Аустерлицкое сражение многое значит! Также нерасчётлива М.Цветаева: неприспособленность к быту, неумение видеть людей, но всё это ничто по сравнению с великой любовью к своим детям, своей стране, своему народу, к человеку, состраданием всечеловеческим.
О слёзы на глазах!
Плач гнева и любви
О, Чехия в слезах!
Испания в крови!
В то же самое время А.Ахматова напишет о внутренней трагедии своего города: «И ненужным привеском болтался возле тюрем своих Ленинград». Ей был Богом отпущен больший срок, чтобы, пройдя горнило сталинских «предбанников» тюрем, во весь голос заявить:
Я тогда была с моим народом
Там, где мой народ, к несчастью, был.
А.Ахматова и М.Цветаева – две половинки женской русской души, которая, как это всегда было в России, вынесла «невыносимое»: вынужденная эмиграция, расстрел любимого мужа, арест и длительные тюремные сроки детей, тюремные очереди, безденежье, тоска … отчаянный шаг в неизвестность. Они Ярославны двадцатого века, красивые, умные, добрые, величественные. Благодаря таким женщинам и жива наша Русь, Россия, Родина!
А завершить мне хочется стихотворением их младшей соотечественницей Юлией Друниной:
Два сильных крыла
Расправляют нам спины –
Величие Анны,
Мятежность Марины.
Всё громче дыханье
Ахматовской шали …
Как страшно в Елабуге
Мы оплошали!
Хоть личной вины
Тут, пожалуй, и нету:
Вина ль, что дышать
Стало нечем поэту?
Марина и Анна,
Марина и Анна! –
Гремят имена
Словно голос органа.
Величие Анны,
Мятежность Марины…
И все ж мы повинны.
И все ж мы повинны!
Февраль 2007.