Эпилог
Бессмертная слава простуженным людям,
Прошедшим и воду, и стужу,
Мы душу свою никогда не остудим,
Большую солдатскую душу...
Михаил Светлов.
Коптящий столб дыма и огня стоял над соборной площадью. На северных окраинах грохотали пушки. Массы келлангийского войска панической толпою отступали по дороге на Бугден…
– Угости огоньком, гвардеец, – попросил Гурук.
– А тебе мало этого? – указал Гриос.
– От погребального костра не прикуривают, чаттарец.
– Многих потеряли?
– Как всегда, лучших... Скажи, почему на такие дела всегда напрашиваются лучшие?..
– А… этот ? – Гриос показал на голову выше своего роста.
– И Таргрек, и Терри, и еще пятеро наших… Все там. А-а-а!
И Гурук, укрыв козырьком хвостатого шлема страшные, бессонные глаза, пошатываясь побрёл к тем немногим, кто ещё оставался от его маленького отряда. Драгуны вповалку спали, расстелив прямо на мостовой попоны, снятые с побитых коней.
Чаттарец вытряхнул и по новой забил табаком трубку.
– Эх, табачок, табачок…
– Эти, балахонщики, даже придти в себя не успели, – в который раз с удовольствием повествовал Тиргон. – Мы перелезли с той стороны, а их было где-то семь… или восемь на нас десятерых. Девчонки как завизжат! Они как вздрогнут! Мы как бросимся! Погнали их посохами как зайцев!..
– А это что? – спросил один из солдат, кивая на повязанную голову Бычьего Сердца.
– Это? Да это всё Йонас! Размахался как слепой в бане...
– Возьми этот посох, – сказал Тинч. – Он тоже побывал в бою. Это посох Таргрека. Теперь он будет принадлежать тебе.
– А ты... разве не ты будешь во главе стаи?
– Меня ждут в посёлке, по дороге на Бугден. Весна, ветер скоро установится… Пора на Анзуресс.
Перебирая повод, он сидел верхом на Варрачуке.
– Пропала куртка? – спрашивал Гриос. – Пустяки, в обозе достанем новую!
– Такова судьба у всех вещей, сынок. Рано или поздно им приходит срок... А куда это ты собрался? На какой такой Анзуресс? Ну-у… ну давай хоть съездим в горы, навестим Олеону?! Объяснишься с нею наконец, а, зятёк? Аах-ха-ха-ха-ха! Кстати, она велела, если вдруг тебя встречу, поглядеть: как твой шрам... этот, опасный... на линии жизни!
– Этот что ли? – Тинч неохотно протянул руку.
Однако, ладонь его, там, где недавно пролегал шрам, полученный в порту Урса, была теперь... как самая обычная ладонь. И линия жизни на ней по-прежнему острым углом, похожим на угол паруса, сливалась с линией судьбы – так, словно бы ничего и не случалось с Тинчем тогда, в порту, меньше года назад. Одни мозоли остались как прежде…
– Как же это? – не понял Гриос. – Ведь я точно помню, был он, шрам! Погоди, погоди. Как же это?
– Да он, наверное, давно пропал, – пожал плечами Тинч. – Уже и не помню, когда...
Тем временем, на площадь со стороны Лошадиной улицы появился всадник с перевязанной головой. Его драгунский мундир был перепачкан грязью и кровью настолько, что с трудом просматривались знаки различия. За ним, поодаль следовали несколько старших офицеров, среди которых выделялась массивная фигура Каррадена.
Соскочив с коня, Даурадес изучающим взором окинул окрестности...
– Смирно! – крикнул кто-то.
– Вольно…
– Папа? – сказал Тинч и ударил Варрачуке каблуками в бока. Но вороная не пошла...
– Папа! – прибавил он, соскакивая на землю...
– Па-а-па-а!
Он бежал стремглав, так мчался, летел, стараясь быстрее перебирать ногами, а покрытая булыжником земля так медленно проворачивалась под ногами...
Маркон увидел лобастого светловолосого мальчишку в изорванном и прожжённом свитере, мальчишку, что стремглав летел к нему с широко распростёртыми руками.
Тинч с разбегу повис на шее отца.
– Папочка, милый, любимый мой папа, как хорошо, что ты приехал, как хорошо, что ты живой... – захлёбываясь слезами, приговаривал он, а Маркон поглаживал его по всклокоченным волосам.
– Папа, а нашего дома больше нет, сгорел...
И Даурадес вдруг почувствовал, что в сердце вновь что-то болезненно пошевелилось. Отстранившись, непроизвольно схватился за грудь.
– Извини, Тинчи... У меня это… в последние дни частенько бывает. Старею, что ли...
Тинч вытер слезы. Посмотрел пристально.
– Нет, погоди-ка, папа.
И прибавил озабоченно:
– Ну-ка, отпусти, не держись за грудь, это не так лечится. Сердце в порядке... Так! Ого! Какой болевой шип! Сейчас я его... Подставь спину! Расслабься. Расслабься...
И – легонечко так шлёпнул отца ладонью меж лопаток…
Перед взором Даурадеса замелькали красные круги и в их середине – искажённое огненно-красным светом лицо. Дикий вопль прозвучал в ушах... Затем это кончилось.
Перед ним по-прежнему была соборная площадь, и Тинч спрашивал:
– Как? Легче?
Даурадесу действительно стало легче. Значительно легче! Он пошевелил плечами…
– Хм, – промолвил он. – Примерещится же такое...
– Это просто, папа!..
– Разрешите обратиться, господин генерал? – приблизился Гриос.
– Слушаю вас, полковник.
– Что делать с пленными? Я… и другие, конечно, помним приказ, но… сотни поднятых рук...
– Накормить, – отрезал Даурадес.
И прибавил:
– Ваш отряд переходит в подчинение новому коменданту города, генералу Макгребену. Вам, как и всем, кто принимал участие в штурме, даю три дня отдыха. Также и вам, вы слышите меня, капитан Гурук? Разобраться, что к чему, как я полагаю, вам поможет ватага вот этих молодцов. Как ваше имя, юноша?
– Тиргон, господин генерал!
– Как отряд особого назначения – так же, в помощь комендатуре. Самим в драку не лезть, но помогать чем можете. Вопросы?
– А форму дадите?
Даурадес внимательно оглядел его, Йонаса, Кайсту, Арну, других ребят…
– Боже мой… Адъютант! Поставить отряд на полное довольствие… и выдать форму, если просят!
– А это ещё кто?
– Очень просилась, – извиняясь, развёл руками Дарамац.
Из-за его плеча выглядывала… Бэсти. И восторженно смотрела… не на Даурадеса, а куда-то за его спину.
– Как это… – не понял Карраден. – Что за… Откуда?..
– Смотри, смотри, сейчас скажет: «сто якорей мне в глотку!» – съязвил подошедший Гурук.
– Ага!.. – озадаченно протянул Даурадес. – Так. Карраден! Даю вам сутки отдыха. И без возражений! Там и за вас есть кому покомандовать.
Карраден поднял Бэсти в седло, они удалились прочь и тихо о чем-то говорили, а о чём говорили – один Бог весть…
– Быть может, теперь по-другому сложится песенка? А, гвардеец?
– Вот, быть может, именно из-за этого мы и живём. – ответил Гриос. – Наверное, потому, чтобы по-другому заканчивались песенки…
Тинч вспомнил:
О, жизни океан,
О вы, невидимки-года!
Волнами корабль,
Мой старый корабль
Вы гоните,
Гоните
В никуда!..
Быть может, когда-то он так же повезёт свою Айхо…
– А почему молчат соборные колокола? –спросил Даурадес – Ординарец!
– Слушаю, господин генерал!
– Разыскать священников... да не этих ряженых, а нашей церкви. Всех церквей! Довольно прятаться по кельям. Звонить в колокола и пусть благословляют. Мы выступаем в поход на Бугден!
– Эскадро-он! – взревел Гриос.
– Тебе-то что? – усмехнулся Гурук. – Отдыхай пока.
– Некогда отдыхать!
– Ничего, Тинчи, беда – не беда… Пусть нашим домом пока станет дорога. Вернёмся – отстроим дом лучше прежнего. Будут в нем широкие ворота и большие-пребольшие окна. Ты как там, в своих скитаньях, разницу где «ложок», а где «точок» не забыл?
– Ну как же! – в тон отцу откликнулся Тинч. – Ведь мы с тобою – работяги!
Он огляделся. Все они были здесь. Весеннее солнце равно освещало и тех, кто был рядом, и тех, кто был далёко, и тех, кто надеялся выжить, и тех, кто выжил.
Он снова шёл вдоль берега моря. И все они следовали за ним.
…Наш дом на четырёх ветрах,
Его подножьем служит прах,
Там плещет о берег прибой,
Там в звёздах купол голубой,
И Бальмгрим –
Извечно с тобой.
Наш друг, наш брат,
предвечный Храм –
Наш дом, открытый всем ветрам,
В огне любви, у зла в сетях –
Везде мы дома, не в гостях,
А беда –
Всего лишь пустяк.
По гребням древних гор войдём
В наш славный дом, великий дом,
Сестрица Молния, брат Гром,
Проводят нас в походе том,
И поля
вновь омоет дождём!
Спустя два дня тагркосские войска вошли в Бугден – который уже был взорван изнутри восстанием. Армия Северного Тагр-Косса добровольно присоединилась к армии Юга. Война завершилась даже раньше, чем планировал Даурадес.
Тагэрра-Гроннги-Косс, как теперь, по-старому стала именоваться страна, после обретения синего знамени заключил достойный мир с другими государствами Таккана. Позднее к союзу присоединилась и Келланги.
Карраден на долгие годы стал руководителем страны.
Даурадес, по окончании военных действий, ушёл в отставку и до конца дней возглавлял городской совет Коугчара.
Гриос привел-таки в Чат-Тар своих молодцов и едва не погиб в бою за Ихис.
Гурук, по слухам, разыскал свою подругу. И его песня тоже сложилась к лучшему.
О господине Кураде, равно как и о «Новой Церкви», более никто не слыхал. Говорили, что смерть ему приключилась от внезапного кровоизлияния в мозг – в то самое утро, когда пал Коугчар.
Что же касается Тинча, то об этом следовало бы рассказать отдельную историю, которую я, быть может, когда-нибудь поведаю и вам...
Жить! Жить! Рождаться, расти и умирать во имя жизни! Ошибаться, страдать, мужать в испытаниях, переживать каждый день как последний бой, срастаться душой со всем миром в его радости и беде, падать и вновь подниматься, бунтовать и препятствовать бунту, но – жить! и – не сметь умереть, пока живёшь, пока в твоем сердце клокочет это великое пламя –
Жизнь!
КОНЕЦ