[b]Москва - Сортировочная. Сказка о том, как бытие определяет сознание [/b]
Темно. Очень. Снаружи кто-то скребется в стенку. Я заворочался, просыпаясь. Темнота вокруг сначала порадовала, ночь, как известно: самое время для работы и прочих забав. Потом, когда рука уперлась в стенку сверху и сбоку, я заволновался. Немножко, но все же. Не очень приятно, когда лежишь в ящике. Или гробнице.
Во рту: словно мыши нагадили. Массово, табуном, устроив оргию. Но ощущения во рту ерунда. Хуже то, что не видно ничего. Вообще. Абсолютная темень аки казнь египетская. И я в ней утоп. Похоже надолго. А еще, понять не могу - ящик это, или темница. Кстати, о темницах, за какие такие грешки меня сюда? В сознании вспыхнули прежние приключения: при дворе Хаммурапи, сожжение Жанны д"Арк, смутное время опричнины, новый тридцать седьмой...
Интересно, куда теперь попал?
Кто-то усиленно скреб стенку обиталища. Монотонно так, противно, до мурашек по коже.
Я аккуратно постучал в ответ.
- Живой,- раздался довольный хриплый голос.
- А кто здесь? - поинтересовался я.
- Ты эта, того. Давай уж, ручонками поработай.
Я задумался. Обладатель хриплого голоса явно хотел видеть меня снаружи. О том, что что-то не заладилось, было уже понятно.
- А мне и здесь неплохо. Приятно тут,- сделал я ход конем.
Шуршание прекратилось. Хриплый голос обиженно завопил, чуть поперхнувшись в начале.
- Ик... Ты! Как план, так общий. А как работать, так одному? Да я!
Дослушать я не успел. Мощный рывок тряхнул мой уютный гробик. Крыша узилища слетела, шарахнув по глазам мощным потоком света.
Я ойкнул и прикрыл ладошками лицо.
Сел. Вытянулся. Наконец, осторожно убрал ладошки и посмотрел на товарища из наружного мира...
Я катался по полу, бился в конвульсиях и истерично хохотал.
Было от чего. Моим освободителем был...хм. Тут я затрудняюсь с классификацией. А смотрело на меня существо, отдаленно напоминавшее, ну скажем так, ангелочка. Из страшного сна Дали, тот, который Сальвадор, и после очень сильной обкурки. Потому, что помимо розовой кожицы, пухлых щечек и нимба, располагало существо и более интересными атрибутами: копытцами, трезубцем, кожистыми крылышками и милым поросячьим пятачком.
Пятачок недовольно хрюкнул. Трезубец угрожающе качнулся.
Я снова забился в конвульсиях от смеха.
- Ты на себя глянь. Ржет лошадью, - обиделось существо, протягивая мне зеркальце.
Ёлкин-дрын! Не, я конечно не против оригинальности. Это типа круто, концептуально, и все такое. Я не против и смелых экспериментов, вот помню при дворе Людовика Восьмого, где подрабатывал я алхимиком...
Зеркальце меня испугало. Видал я всякое, но .... Видать рабочие на сортировке, когда лепили кадров для работы во внешнем мире, перестарались. Или попутали. Или отомстили. А может, это были очень уж скверные практиканты....
Короче, лепили демона. Нормального, сертифицированного, с рогами, копытами, кривой сабелькой и перегаром. А получился я. Сортировщики, мать-перемать, растудыть их об колено.
Короче, склихасовский - получился я.
Глянул на себя в зеркальце, да и поплохело. Местами, конечно, смешно было. Немножко смешно. Например: руки-крылья. Не кожисто-перепончатые, но от воздуха оттолкнуться - вполне. Перья, правда, противно-белоснежного цвета, и светятся. Заразы. Ладно, хоть не сыплются. Аура опять же, звездой во лбу горит. По типу нимба, а так как существо я не самое миролюбивое - красный отлив над головой должен настораживать даже самых неразборчивых клиентов.
Я был зол. Очень. Судите сами. С напарничка, вернее, противничка - ржал. А сам оказался в той же дыре. Скверно пахнущей. А выкручиваться надо.
- Где мы? И клиент кто? - спрашиваю.
- Где-где? В Москве. А клиент - девочка с бантом, Майей зовут, - буркнула моя вторая половина.
Я хмыкнул. И задумался. Странно напарничек, вернее противничек, себя ведет. Обычно нежно и ласково у него все. А тут и его переклинило. А может форма определяет содержимое? Вот бы разобраться в этих механизмах. По типу: в здоровом теле - здоровый дух. А у нас после новой сборки походу все перемешалось.
И не петь, пожалуй, напарничку серенад. Цветами не благоухать, пчелкой не порхать. И вообще, похоже, не улыбаться. Пятачок вниз опустился. Вид жалок, и, кажется: вот-вот разревется заноза моя вечная.
- Ты это, того, не того,- буркнул я. - Ты скажи конкретней, что, кого и куда.
- Нас подарили. Или продали. Не суть факт, - проскулил-прохрюкал пятачок.
- А задание какое хоть? То же, что и раньше? Я то ладно, проштрафился за прошлые подвиги. Но думаю, не все так страшно.
- Стандартная схема. Деньрожденный подарок. И чтоб дитю было весело и со смыслом.
- А дитё где? - спросил я, и тут же пожалел. На нас с напарничком упала чудовищная тень. И меня взяли. В потную липкую ладошку, перепачканную шоколадом. В другой ладошке оказался пятачок. Нас пронесли над пустой картонной коробкой, огромным столом, и положили на роскошный мягкий ковер. В груду других игрушек.
- Она нас видит! Она нас взяла! - запричитал пятачок.
- Да. Это скверно,- уныло произнес я.
- Будем жаловаться! Да они вообще все огребут! - Зло дернулся трезубец в лапках напарника.
А я задумался. Мало того, что мы обрели странные, "материальные" тела, так клиент способен нами вовсю вертеть и пользоваться. А не наоборот. Не мы на него влияем, а он на нас.
А задача перед нами стоит какая? Произвести изменение. Ключевое. Такое, что повлияет на дальнейшую жизнь.
Я, стало быть, по прежней памяти, должен склонить чашу судьбы влево и вниз. А пятачок наоборот - всё вверх и в благость.
Только как определиться после ошибки сборщиков? Сдается мне, после поданного нами рапорта, на сортировочной кто-то сильно получит по шапке. Лишится и премиальных и хлебного места. Но в контору еще попасть надо. А такое - только после выполнения задания.
Чудовище в виде девочки громовым голосом (учтите наши размеры) произнесло:
- Ты будешь Фрунзелем! А ты - Пятачком!
После торжественной, хотя и короткой процедуры наречения, хозяйка, потряхивая косичкой с синим бантиком, вышла из комнаты.
Рядом кто-то вздохнул. Еще кто-то всхлипнул. А напарничек, пятачок, Пятачком нареченный, ойкнул, и в испуге закрыл личико лапками.
Я сменил позу (быть кинутым мордой лица вниз не очень удобно) и огляделся. Мне стало жутковато. Похоже, на сортировочной явно перепутали с заданием. Посылают агентов когда и как? А тогда, когда стрелка весов на балансе, и надо легонько ее толкнуть. Тут у нас с напарничком и идет междусобойное противодействие.
Увиденная картина порадовала бы многих закаленных кадров. Это был явно "наш" клиент. Рядком на ковре были уложены десять пластмассовых негритят - разукрашенных и в неполной комплектации.
Разборные игрушки по прихоти хозяйки поменялись частями тел и прочими деталями.
Там где детальки плохо совмещались, или не подходили, хозяйка не стеснялась использовать подручные средства: клей, гвозди, изоленту.
Забавно смотрелся и четырехногий обезьян с головой от Буратины.
Самого Буратины видно не было. Зато жарко тлел камин, весело стреляя искрами.
С куклой Барби кто-то явно занимался ритуалами Вуду - превратив бедняжку в ежа. Резиновая супермодель не могла даже стонать.
Я радостно потер руки. Победа была на нашей стороне. Явно и бесповоротно. Из девочки выйдет отличная ведьма: ну там: стоматолог, или кондуктор трамвая - как карта ляжет.
- Ох-хо-хо,- промычал плюшевый медведь. Бережно баюкая полуоторванную лапу на груди, он печально смотрел в сторону двери.
Не сбежать. Не спрятаться. Что час грядущий нам готовит? За дверью шумело и пыхтело создание с синим бантом. Раздавался лязг.
- В отцовскую коробку с инструментами полезла... - упавшим голосом прошептал Топтыгин.
- Вот и отлично! - обрадовался я.
- И вас не минует. Для новых игрушек - новые забавы. Мышам скормит. Или утюгом обработает, - пробурчал обезьян.
А мне как-то вдруг не по себе стало. Пятачок приуныл. Сел рядом - небывалый случай, и жалобно так произнес, - а давай сбежим отсюда, а? У тебя знаю, возможность вроде есть.
- А потом что? Низший разряд на всю вечность? Надо терпеть. Опять же, задание. Дело в шляпе, сам видишь, у девочки к нам предрасположенность.
Пятачок еще раз вздохнул. Хрюкнул. Почесал копытцем затылок.
Тем временем дверь открылась.
Дальше смутно помню. Мелькали кадры. И даже я, демон со стажем, видавший виды, бился мелкой дрожью.
Помню щелканье кусачек возле пластмассового носа. Помню, как ощипывали перья. Помню истеричный визг Пятачка, перешедший в бульканье и хрипы.
Еще помню, лампа настольная в глаза, я растянут на детской кукольной кроватке - и меня оперируют.
И стонет в углу напарничек, чудесным образом превратившийся в негра. Был у хозяйки замечательный черный маркер, и утюг тоже вроде был....
Очнулся я от похлопывания по щекам. Принялся отмахиваться кулаками, правда, вяло: сил не было вообще.
- Очнулся,- прогудел знакомый голос Топтыгина.
- Живой!- Визгливо вскрикнул напарничек.
Я поднялся с кроватки. Самое смешное - комплектация сохранилась, я был почти цел. Пропали белоснежные перья, да болтались обрывками клочья одежки.
- А завтра будет веселей. Майю сегодня рано спать отправили. А новые игрушки ей еще не надоели,- прогудел плюшевый медведь.
- Вот что. Хватит с меня. Будем объединяться. Ты знаешь, что я имею ввиду, - сказал я, стряхивая несколько редких перьев с останков крыла.
- Угу,- пробурчал Пятачок.
- Вообще-то все мыслимые и немыслимые инструкции такое запрещают. Но второго дня с этим маленьким чудовищем я не переживу. Очень уж у нее методы радикальные, и для материального тела болезненные.
- Но ведь нас лишат премиальных,- заикнулся было напарничек.
- У тебя есть что-нибудь неиспорченное? - поинтересовался я. Пятачок развел руками. А я мстительно добавил,- Завтра будешь испорченным. В ноль. Так что давай. Вместе.
И мы принялись творить. Очень хитрое и сильное колдунство, объединяя все наши способности и возможности. Пока еще - возможности.
Мелками нарисовали пентаграммы в детском альбоме, развешали концентраторы сил на цветных нитках вокруг хрустального абажура, прописали нужные руны. Задали вектора сил. Привязали их к себе, к своим сущностям. Коснувшись поутру хоть одного из нас, Майя должна была попасть под чары.
И измениться.
Завершив работу, мы принялись ждать.
Наконец, зазвенел будильник.
В тишине сонной квартиры послышался легкий топот детских ножек.
А я почувствовал, как бегут мурашки по тельцу.
Скрипнула дверь. Майя вошла в халатике, с белой повязкой на лице. Щелкая ножницами - видать, стащила из маминого комода.
- Сегодня, мы снова играем в доктора,- загадочно произнесла девочка. Синий бантик мило мотнулся. А я зажмурился. Ручонки потянулись ко мне.
Сейчас. Еще чуть-чуть. Ну...
Я оказался зажат в потной ладошке.
- Я думаю, смена пола, самое то,- задумчиво пробормотала Майя.
Я посерел, хотя не знаю, положено ли сереть пластмассовым игрушкам.
Колдунство, объединенный труд всей ночи тихо спало, не желая работать.
Похоже, измененные мы, не смогли толком наладить хрупкую магическую систему. И она дала сбой.
Топтыгин, наш собрат по несчастью, бросил на меня сочувствующий взгляд.
А Пятачок вдруг совершил невиданный для ангела, хоть и очень измененного, поступок: махнул трезубцем, да и кинулся мне на помощь.
Ангел - демону, приплыли, здрасьте. Трезубец угрожающе замахнулся. И устремился к Майе. Нашей жуткой мучительнице.
- Нет!
От удивления Майя выронила меня на пол. Аккурат под ноги напарнику.
Пятачок споткнулся, упал. Но, вскочив, бодро помчался к Майе, размахивая своим смешным, но довольно острым и опасным для маленьких девочек, орудием.
Помчался к нашему единственному шансу на выполнение задания.
Ангел, задумавший смертоубийство, или просто вред.
Что-то во мне переклинило.
Кинулся я на напарничка, да вцепился в горло.
Демон, задумавший спасение, или просто недопущение вреда.
Чудеса. Воистину чудеса. С ног на голову.
Бытие определяет сознание. И никак иначе. Поэтому - я уже немножко другой. И поступать по-другому буду. Ибо нефиг. Не всё с вилами у котла.
- Ой,- пискнула Майя, с удивлением наблюдая, как две игрушки мутузят друг дружку.
- Я должен! Пусти! - брызгая слюной, хрипел Пятачок.
- Она ж ребенок совсем!- истошно орал я.
В перепалке мы не заметили главного. Мучительница решила вмешаться. И вмешалась.
Аккуратно подхватила меня, оторвала от ковра и....
И Трезубец освободившегося Пятачка, наконец, впился ей в палец.
Мелькнула искра.
И "ОНО", кривое колдунство перекривленных нас, таки сработало.
Криво ли, косо, не знаю.
Важен факт - я снова больно бумкнулся на пол. Прямо на напарничка.
А Майя ошеломленно уселась туда же. На пол. Недоуменно посасывая палец с капелькой крови.
- Я растворяюсь, ...и ты тоже,- прошептал Пятачок.
И я с удивлением увидел, что материальное мое тело, криво слепленное рабочими сортировочной, тает в воздухе. Приобретая знакомые родные черты....
- Кажись, готово, отзывают нас,- пробормотал я.
- Смотри,- кивнул мне напарничек.
Я оглянулся на Майю.
Взгляд нашей хозяйки из ехидно-вредного стал задумчиво-грустным. Упал на Топтыгина и ..., в нем промелькнула жалость.
Майя села на пол. Подняла плюшевого инвалида. Прижала к груди, покачивая.
Сидела молча минуту, потом вдруг, окинув взглядом хаос в игрушках, сказала:
- Все равно его не брошу, потому, что он - хороший.
Обняла покрепче плюшевого бедолагу. Отложила, достала коробку с пуговицами и иголками. И принялась неумело, но от души, зашивать полуоторванную лапу белыми нитками.
Топтыгин из полуподвешенного состояния радостно подмигнул мне. А мы с Пятачком закружились в воронке перехода. Москва - Сортировочная, чтоб ее.