Род Ронакали очень древний.
Колода тасовалась крайне причудливо... Переплелись несколько линий крови, каждая из которых была замечательна по-своему.
Семейная легенда гласит, что нашим предком был родоначальник народа ахасов, богатырь Ахас. Бывший когда-то воином Чингисхана, он оставил бранную стезю ради племени, которое не знало, что такое лук и стрелы и никогда не видело лошади. А стали ахасы такими искусными охотниками и наездниками, что слава о них распространилась дальше, чем может пробежать самая быстрая лошадь, если будет бежать несколько закатов и рассветов.
Земля ахасов была сурова и красива: очень жаркое лето, очень холодная зима, густые леса и снежные степи, высокие скалы над могучими реками... Не каждый мог попасть в эту страну сквозь леса и горы, через быстрые реки...
Но однажды высокий светлоголовый человек с глазами цвета неба в сопровождении вооруженного отряда оказался на земле ахасов. "Мне нужны хорошие воины, - сказал он старейшинам. - Весть о ваших стрелках дошла до ушей моего властителя. Вы должны служить ему." "А если мы не хотим служить твоему властителю? - спросили старейшины. - Мы люди мирные, мы охотимся и торгуем, наши стрелы никогда еще не лишали человека жизни". "Если вы будете сопротивляться, мы уничтожим вас".
Ничего не сказали старейшины в ответ на эту угрозу, только их темные узкие глаза стали еще уже и темнее. Никогда! Никогда не нужно угрожать ахасу! Черная месть поселится в его сердце. Степная, кочевная кровь горячей струей побежит по жилам...
Впервые стрелы ахасов пронзили человеческие сердца. Оскорбленный ахас не знает жалости, помните об этом, люди.
Только светловолосого предводителя оставили в живых бесжалостные меткие стрелы . "Мы похороним твоих воинов по вашему обряду, - сказали ему старейшины.- Скажи нам, как это сделать достойно". Светловолосый согласился провести погребальный обряд, попросив похоронить и себя таким же образом. Он хотел стрелу и в свое сердце. "Ты не опасен нам сейчас,- сказали старейшины.- Живи".
Но он не хотел жить... Хмурой тенью он сидел у погребального кургана и ждал, когда смерть сжалится над ним, и он присоединится к своим товарищам.
Но не было у ахасов зла к поверженному противнику. Чернокосая девушка, стройная, тонкостанная, по велению старейшин приносила ему воды и мяса, расчесывала костяным гребнем спутанные светлые волосы. И однажды он посмотрел на нее своими глазами цвета неба, и встретил взгляд цвета ночи...
... У них было пятеро детей: три сына и две дочери. Один из сыновей - мой прапрапра...дед.
Много воды унесла могучая река Анель в бурное море, и правнуки светлоголового воина и черноглазой ахаски впервые увидели плуг и борону. Их принесли с собой на землю ахасов люди, у которых глаза тоже были цвета неба, но в сердцах не было вражды. Мирно поселились они рядом, и на многие века продолжилось добрососедство...
А в это время совсем в другом краю, на берегу теплого моря, в семье корабельного мастера Коелло родился мальчик, которого назвали Рональдо Хуан Амалио. (Мне нравится произносить это имя моего прапра...деда вслух, перекатывая на языке: Рональдо Хуан Амалио Коелло!) Мальчика готовили тоже к корабельному делу, но он таил в своем сердце мечту... Он хотел не строить корабли, а выходить на них в океан.
Его манил соленый ветер дальних странствий, он спал и видел неведомые земли, сказочные острова, он слышал треск напряженного паруса над головой.
...Только движения юношеского кадыка говорили о том, как тяжело Рональдо Хуану Амалио видеть сжатые губы отца и дрожащие губы матери, когда он прощался с ними, собираясь в свое первое плавание на корабле, все детали которого были ему известны еще с чертежей...
Много раз выходил он потом в море... (О, тут можно было бы напридумать историй, приключений - но остановлюсь. Я все-таки пишу всего лишь родословную, а не приключенческий роман).
Но известно достоверно одно: Рональдо Коелло в один прекрасный (ой ли?) день попал в плен к пиратам, и они продали его в рабство какому-то толстому арабскому господину. Этот господин желал использовать морского волка в чисто сухопутных целях... Надо ли говорить, что Рональдо Хуан Амалио был с этим несогласен! А это значит - он бежал при первом же удобном случае в сторону моря.
Сколько пришлось блуждать ему по пескам и камням, пока он не вышел на морской берег - трудно сказать... На скольких кораблях он служил еще? Как получилось, что последний его корабль, истрепанный тремя сутками жесточайшего шторма, разбился у берегов поросшей диким хвойным лесом земли? Сколько времени он пролежал, израненный, без сознания, пока на него не наткнулись охотники-ахасы, возвращавшиеся домой с богатой добычей?
И что подумал Рональдо Хуан Амалио Коелло, когда увидел красавицу Кунай среди подруг - она выделялась белизной кожи, удивительной здесь, а глаза ее были карие, с зеленцой...
Он хотел, чтобы его сыновья сохранили фамилию Коелло. Их звали: Антонио Рональдо Коелло и Андреа Рональдо Коелло. Но язык ахасов никак не мог выговорить столь сложные имена... И стали их дети - Ронакали.
Догусай Ронакали с детства играл корабликами, которые когда-то смастерил его дед. Это были потрясающие макеты парусников, всего их было как минимум четыре, они носили имена сыновей Рональдо Коелло, также самого Рональдо, а один назывался "Керида Кунай"... (В нашей семье сохранился почерневший обломок одного из бортов, на нем еще видны тонко выжженные буквы "...do Juan Amalio Coel...")
Маленький Догусай, играя этими корабликами, любил слушать рассказы деда об огромном мире, полном чудес. Этот мир манил его также, как когда-то его деда манил океан.
В поселке, построенном пришлыми земледельцами, была деревянная церковь, при ней однажды открылась школа, и внуки Рональдо стали в ней лучшими учениками. А самым лучшим был Догусай Ронакали. В его голове всегда жило множество вопросов. Вскоре вопросов стало так много, что никто не мог на них ответить. Догусай понял, что он должен искать ответы в другом месте...
...Долгий опасный путь вместе с купеческим обозом, везшим пушнину, через леса и горы, через реки, на запад, в город Москву, показался Догусаю легким и коротким, потому что его глазам открывался мир, какого он еще не видел. Каждая деталь этого мира требовала объяснения, и Догусай был так полон мыслей, что не замечал трудностей дороги. В кармане его рубахи, у сердца, хранилось письмо, написанное священником своему другу - тоже священнику, жившему в Москве, с просьбой помочь пытливому юноше получить образование. (Это похоже на историю о Ломоносове, конечно, но что можно сделать, если и с моим прапрадедом она приключилась? Наверно, таких случаев было много).
...А в доме о.Матвея росла дочка Меланья - младшенькая, любимая. Каштановая толстая коса через плечо, лучистые карие глаза, тонкая белая ладонь- чуткая, целебная... Уже давно понял и принял о.Матвей то, что его дочь не такая, как все другие дети. В четыре года она самостоятельно научилась читать. К семи годам она читала и по-латыни... Потрясенный отец начал учить ее греческому - и уже к 12 годам девочка читала греческие тексты. Взятый на дом учитель помог ей заговорить по-французски и по-немецки... "И куда тебе эта ученость?" - вздыхали родители... Одновременно открылся в Меланье еще один дар: как ни положит она кому-нибудь ладонь на больное место, так оно и переставало болеть. Сперва соседи, а потом и незнакомые люди начали приходить к девушке за исцелением. Чуткими ладонями Меланья видела и скрытую хворь.
Очень была сильна в Меланье жажда помогать людям, не меньше, чем жажда познания. Только вот беспокоило родителей то, что никто не мог запасть ей в душу так, чтобы она захотела замуж, а неволить дочь родители не могли.
Надо ли говорить, что появление в доме худого чернокудрого парня с горящими любознательностью глазами, тонким острым носом, улыбчивого, пытливого, внесло, наконец, смятение в доселе безмятежную девичью душу?..
...У моего прапрадеда Догусая и прапрабабки Меланьи Ронакали было трое детей. Их сын погиб в русско-турецкую войну, еще одна дочь вышла замуж за человека по фамилии Кондаков, а дочь Мария стала моей прабабушкой.
Меланья родила младшую дочь в 46 лет, через год после гибели старшего сына... Удивительная жизненная светлая сила была в ней! (У нас хранится фотография 60-летней Меланьи - она была даже в этом возрасте по-молодому красива).
Ронакали жили тогда уже в Петербурге, куда Догусая пригласили преподавать в Политехническом институте.
Мария с детства показала непростой характер... Любознательность в ней соседствовала с разбросанностью интересов - её влекли то живопись, то литература, то она погружалась в изучение древней истории, то начинала собирать камни, то придумывать новый язык... В конце концов надо было как-то определяться в жизни, и Мария решила изучать французскую литературу, притом непременно в Париже. С чем и отбыла в Сорбонну.
Париж новорожденного 20 века! Он был тогда центром мировой культуры. Со всего света сюда тянулись молодые таланты. Мария чувствовала себя в атмосфере этого нового Вавилона как рыба в воде. Местом встреч и бурного общения талантов были парижские кафе... В одном из таких кафе и встретила моя молодая прабабушка смуглого юношу, худые скулы которого говорили об упрямстве их владельца, а в полуприкрытых тяжелыми веками темных глазах мерцала древняя иудейская загадка. Друзья называли его гениальным художником. Впрочем, они сами тоже были гениальными поэтами и художниками. Правда, общественность никого из них в таком качестве еще не признавала. Вся надежда была на вечность, но кушать-то хотелось сейчас!
Юный гений снимал комнатушку под самой крышей, на Монпарнасе, в лучших традициях тогдашней богемы. Денег у него не было совсем, его полотна не покупались, приходилось в меру сил подрабатывать, где удастся... Гордость и упрямство не позволяли ему просить помощи у родственников. Он покинул старое гетто в центре Праги, чтобы никогда туда не возвращаться.
Да, можно себе представить эту нищую парижскую богемную жизнь! Можно было бы ее красочно описать в стиле модернистского романа. Но - не здесь...
Здесь же важно то, что Мария родила моего деда Георгия Ронакали весенним парижским утром, через три месяца после того, как от воспаления легких в пять дней сгорел молодой художник...
Истончившаяся, полупрозрачная, с серьезными глазами, с ребенком на руках она вернулась в Петербург.
...Мой дед Георгий был хирургом-травматологом. Долго он жил холостяком, пока перед самой войной не съездил в гости к своим ахаским родственникам. И там встретил девушку Майю - она была моложе деда на 15 лет. Хорошо, что они не вернулись в Ленинград - это спасло от блокады... Всю войну мой дед проработал в санитарном поезде. Сколько раненых перевезли они в тыл! Сколько операций было сделано под стук колес!
Мой отец - старший сын Георгия и Майи.
Наши семейные реликвии:
-уже упомянутый обломок кораблика, сделанного моим испанским прапра...дедом,
-икона 17 века с изображением Богоматери Одигитрии, намоленная и целованная Меланьей, впитавшая ее слезы, защитница нашей семьи,
-книга 1881 года издания, "Басни Крылова", на великолепной вощеной бумаге, с цветными иллюстрациями, на обороте обложки - надпись крупным, старательным детским почерком: Ета кнiга мая. Марiя Ронакали. Коралевна
-рисунок на листе картона - изумительное ню, сделанное уверенной, смелой рукой, изящное, полное нежности и любви. На обороте надпись по-французски: Мари, ты знаешь... Париж, 1904, январь 12. И подпись: Самуел Шилосек.
-письма дедушки с фронта - некоторые в конвертах, большинство - без.