Максим Шведов был из породы невезучих: если должно что случиться – будьте покойны, произойдет обязательно и именно с ним. Вот и в тот раз: вывезли их на осенние сельхозработы – собирать хлопок и на тебе! И жили все вместе, с одного котла питались, пили одну воду, а заразу эту, вирусный гепатит, со всего курса подцепил один Макс. В те далекие уже семидесятые еще не было таких страшных болезней, как «ласковый убийца» гепатит С. Люди недужили в основном «нормальным» гепатитом А – болезнью Боткина. Но не думайте, что болезнь эта – мед. Попробуйте сами – узнаете!
В инфекционной больнице, известной в народе под названием «Заразка», студента встретили как родного. Там привыкли, что каждый год, по окончании хлопковой компании, некоторое количество учащихся попадает к ним с болезнью Боткина, в просторечии «желтухой». Экзотическая внешность Макса: желтовато-серое лицо и глаза цвета спелого лимона, от которых прохожие на улице в ужасе шарахались в стороны, здесь никого не удивила. Без долгих разговоров его сунули под душ, обрядили в больничное белье и уложили на кровать под капельницу.
Обитатели палаты, всё свой брат-студент, дружески приветствовали вновь прибывшего, от души поиронизировали над авангардистской раскраской Максова лица, и объяснили, что да как. Все они,- большие доки в вопросах медицины,- наперебой принялись просвещать новичка относительно особенностей недуга, собравшего их в этих стенах.
Унылая открылась перспектива: Максу, при самом благоприятном стечении обстоятельств, предстояло провести здесь не менее трех недель на строжайшей диете, а по выздоровлении предписывалось еще полгода воздерживаться от жареного, жирного, острого и, боже упаси, спиртного.
- Кефир, клистир, сортир, - хохотнул один из «ветеранов». - Зато летом, если доживем, водка, лодка, молодка…
Здешняя обстановка сильно угнетала, особенно новеньких. Голые обшарпанные стены, развешенные повсюду плакаты: «Вирусный гепатит – опасное инфекционное заболевание». Какая, скажите на милость, нужда, напоминать об этом уже заразившимся людям? Лица окружающих пугали: не лики, а образины монстров, явившихся из фильма ужасов. В туалете Макса охватывал страх при виде собственной мочи, окрасившейся в темно-фиолетовый цвет. Чувствовал он себя прескверно: беспокоила печень, отсутствовал аппетит, ощущалась разбитость во всем теле.
Был самый пик разгулявшейся инфекции - мест в палатах не хватало, и койки ставили прямо в коридорах. А вот «старички», поступившие ранее, вовсе не производили впечатления несчастных и развлекались всеми доступными средствами: травили день-деньской анекдоты, подкалывали друг друга, перекидывались в картишки, заигрывали с молоденькими медсестрами и желтоглазо-желтолицыми девицами-пациентками: отделение было смешанным. Самым причудливым образом здесь переплелись уныние и праздность.
Через неделю Макс, адаптировавшийся к новой обстановке, принял деятельное участие в палатных увеселениях: резался с сокоешниками в «кинга» и «тысячу», пробовал перебрасываться шуточками с девушками во время прогулок по коридорам. В последнюю декаду осени установилась обычная для этих краев сухая и теплая погода. Пациенты большую часть времени старались проводить во дворе. По вечерам на крылечке боткинского корпуса «старички» тихонько пели под бог знает где раздобытую гитару популярную песню про желтоглазую ночь, ставшую здешним хитом.
Палата Макса была четырехместной, но их уплотнили: внесли пятую койку, на которую поместили нового бедолагу – молодожена Вову. С этим парнем, студентом последнего курса химфака, судьба сыграла особенно злую шутку: он умудрился попасть в больницу на пятый день после свадьбы и теперь проводил здесь медовый месяц. Каждый день Вову навещала молодая жена. Она жутко краснела под откровенно любопытными взглядами сокоешников мужа - тот вставал, несмотря на протесты супруги, и шел с ней во двор, где молодые подолгу сидели на лавочке, держась за руки. В палату Вова возвращался мрачнее тучи, молчал, не отзывался на непристойные шуточки и советы, сыпавшиеся со всех сторон.
В беседах студентов преобладала «женская тема». О чем бы ни начинался разговор, в итоге он всегда сводился к бабам. Главным экспертом по сексуальным проблемам выступал Рудик из Пединститута. Он был избалован женщинами.
- Нас всего двое мужиков на курсе, - похвалялся Рудик, - остальные тридцать - бабы. Однокурсницы навещали своего любимца чуть не ежедневно: то по одиночке, то целыми делегациями, но тому все мало. Рудик и в больнице не пропускал ни одной юбки, подбивал клинья даже к строгой старшей медсестре Тамаре. Когда дежурила Тамара умолкали все любители громко поболтать после отбоя, только в палате Максима позволяли себе продолжать разговоры и смешки: Рудик шутками-прибаутками отводил гнев старшей медсестры – та лишь просила не мешать соседям.
Максу, как всегда, не везло – даже Ирина, первая и единственная девушка, с которой у него «было», не появилась ни разу. Ну вышла между ними размолвка, и отношениям, скорее всего, пришел конец. Могла б, хоть приличия ради, навестить болящего.
В том, что именно в больнице он повстречал Машу, студент усмотрел перст судьбы. Где бы еще он, хронический неудачник, мог познакомиться с ТАКОЙ девушкой. Ее Макс заприметил в первые дни больничного заточения, но тогда было не до знакомств. Какие, к дьяволу, девушки, когда тебя ведут на промывание кишечника! Потом кладут в койку – постельный, блин, режим, суют в вену здоровенную иглу и вливают по пол-литра глюкозы через капельницу. Словно «мимолетное виденье», - это определение Макс сам придумал, причем тут Пушкин, - явилась ему хрупкая, сотканная из лунного света,- Макс никогда не писал стихов, но теперь на ум приходили именно такие сравнения,- девушка. Серый больничный халат и цыплячья желтизна худенького личика не смогли умалить в глазах студента ее неземной красоты. Эх, молодость, молодость…
Они прогуливались под руку во дворе – две серые мышки, подруги по несчастью. Макс мучительно выдумывал предлог для начала разговора, но на ум ничего не шло, и он стоял, ковыряя носком туфли трещину в асфальте. Выручил Рудик, как нельзя более кстати, оказавшийся поблизости.
- Что, Макс, хочешь к тем красоткам подкатиться?
От его проницательного взора ничего укрыться не могло.
- Давай вместе. Которая твоя, слева? Нет, мне та, что слева, а тебе правая, идет? Пошли!
- Да подожди, ты! – слегка опешил Макс от напористости этого волокиты.
- Чего ждать… Э-э, вижу – толку от тебя… Ладно, стой здесь, я сейчас.
Легкой уверенной походкой направился Рудик к двум незнакомкам. Через пару минут он уже энергично с ними беседовал и махал рукой Максу – давай, сюда!
- Мой друг, Максим, - представил Рудик сокоешника. – Познакомься Макс – это Таня, а это – Маша. Макс у нас математик и, к тому же, большой специалист по юридическим наукам: на днях получил за курсовую по уголовному праву четверку.
Рудик намекал на выполненную Максом, за Тамариного жениха, юриста-заочника, курсовую работу. Студент тогда отбрыкивался, как мог, – он же на мехмате, а не на юрфаке учится, - но Тамара уговорила. Она принесла программку и кучу книг по уголовному праву, и Макс как проклятый корпел над курсовой для балбеса-юриста. Получилось. Тамара рассказала, что жениху за работу поставили четыре балла. Чудеса, да и только!
Та, которую Рудик назвал Таней, поинтересовалась:
- Это, как? Юрист-математик, что ли?
- По совместительству, - не давая раскрыть приятелю рта, тараторил Рудик. – Он вам все потом объяснит. Девочки, давайте прогуляемся. Погода какая стоит, а! Ташкент! Я вам одно место покажу – райский сад.
Девушки переглянулись и прыснули – балаболку Рудика невозможно было принимать всерьез, чем пользовался коварный соблазнитель, исподволь затягивая в сети потерявшую бдительность жертву.
- Райские сады здесь, в «Заразке»? О-очень любопытно! Давайте посмотрим, - согласилась за обеих Таня. Мнением Макса, похоже, вообще никто не интересовался.
Рудик повел компанию в глубь обширного больничного двора. Рот у него не закрывался. Тары–бары, где живем, учимся; какой факультет, курс... Рудик ненавязчиво, с обычными своими шуточками, расспросил девушек. Оказалось Таня – на третьем курсе иняза, а Маша на втором, в мединституте.
- О! Так у тебя сейчас вроде как учебная практика, - нашелся и тут Рудик.
С Таней он перебросился несколькими фразами на английском, нарочито коверкая слова – заметно было: язык Рудик знает хорошо, но придуривается, «играя на публику». В тандеме девушек Татьяна явно была ведущей. Бойкая, из тех, что за словом в карман не лезут, она и внешне, пожалуй, выигрывала у Маши – застенчивой, по-детски незащищенной… По идее Максим должен был «запасть» на Таню, но… сердцу не прикажешь. Макс больше отмалчивался, проклиная в душе трепача сокоешника, на фоне которого он, должно быть, смотрелся букой и молчуном, если не полным недотепой.
«Райский сад» оказался просто скамейкой, стоящей в стороне от аллеи, за раскидистым карагачем. Здесь и впрямь было красиво – вокруг кусты шиповника, усеянные подсохшими кроваво-красными ягодами – даже странно, что место оказалось не занятым.
- Ну, вот, прошу, - жестом радушного хозяина пригласил своих спутников садиться Рудик и уселся сам.
Он умолк – видимо выдохся. Сразу же повисла долгая пауза.
- Максим, - сказала, наконец, Таня, - поясните нам, пожалуйста, как это вы совмещаете юриспруденцию с математикой.
Макс, обрадовавшись возможности блеснуть красноречием, охотно поведал о курсовой для Тамариного милиционера. Себя он постарался представить в как можно более выгодном свете, всячески подчеркивая недюжинные мыслительные способности, позволившие ему, дилетанту, сходу овладеть юридическими премудростями, что подтверждалось высокой отметкой. Рассказ произвел впечатление на девушек: ни о чем подобном им еще не приходилось слышать.
- Вот какие дубы, оказывается, на юридическом! – расхохоталась Татьяна.
- Вы прямо Шерлок Холмс, - сказала молчавшая до сих пор Маша, - тот тоже и юрист и скрипач и химией, кажется, занимался.
- Скорее уж профессор Мориарти, - уточнил всезнайка Рудик, - он у них там был математиком, вроде бы. Да, кстати, - продолжил он, - перестаньте «выкать». Переходим на «ты»!
- Выпьем на брудершафт?
- Не трави душу, Танечка,- состроил, кислую мину Рудик. – Крепче газировки в ближайшие полгода нам ничего не светит. Выдумал товарищ Боткин болезнь на нашу голову.
- Ну, конечно, Боткин им виноват! Так вам и надо – меньше будете бормотухи жрать.
- Нам так и надо, а вам?
Рудику и Татьяне, как видно доставляло удовольствие пикироваться.
- Меня выпивка не колышет. А вот как я без блинчиков буду! Мне мама по утрам всегда блинчики печет, - капризно протянула Таня.
- С маслицем или со сметанкой предпочитаете? – съехидничал Рудик.- А может, лучше шашлычок, или цыпленка-табака? Под водочку-с.
Стало ясно, что подошло время обеда.
* * *
Девушки обитали в двухместном изолированном боксе, имеющем отдельный вход – со двора.
- Во, кучеряво живут!- восхитился Рудик. У него явно созрел дерзкий план.- Братан, нам, кажется, повезло! Ты просек? Мы же можем там…. По очереди, - втолковывал он Максу, когда, расставшись со вновь обретенными знакомыми, они направлялись в свою палату.
- Ты, что, Рудик… Как ты это себе представляешь?- Планы Рудика показались Максу чересчур смелыми. Ему не понравилось и приблатненное «братан» - так здесь изъяснялись, в основном «нацмены».
- Не боись. Все продуманно. Один вечер вы с Машей гуляете во дворе, другой – мы. Ты ведь на Машу, глаз положил? Но,.. я не настаиваю – можешь и с Татьяной…
Макса покоробил откровенный цинизм сокоешника – он, конечно не ханжа, однако… Он бы так не смог. А этому ловеласу и в самом деле все равно, где и за кем волочиться – похоже, Рудик не видел разницы между инфекционной больницей и курортным пансионатом, в котором соседи по номеру договариваются о графике любовных свиданий.
- А если зайдет кто?- Макс попытался отговорить приятеля от явной, как ему представлялось, авантюры.
- Если, если… Что ты заранее усложняешь. Никто вечером туда не заходит. Ну, можно придумать, как дверь запереть. Хотя, не хочешь сам, не надо, ты только Машу вытащи погулять…
После ужина, когда сгущаются романтические сумерки и на окна ложатся дырчатые тени от деревьев с еще не полностью облетевшей листвой, жизнь в корпусах «Заразки» замирает. В это пограничное время пациенты острее переживают разлуку с родным домом, наиболее чувствительные шмыгают носами, отворачиваются к стене или считают на потолке трещины. Разговаривать никто не хочет, читать или резаться в карты тоже. Так проходит час. И… жизнь берет свое: начинается движение, кто-то, в двадцатый раз, вспоминает любимую хохмочку, остальные подхватывают – пошло-поехало!
- Проводим разведку боем! – объявил Рудик, вытаскивая, чуть не за шиворот, Макса из палаты.
Вздыхая и чувствуя себя вызванным к доске двоечником, Максим покорно поплелся за приятелем.
- Посидим с часик у них, а там по обстановке… Если все на мази будет, я тебе подам знак – предложишь Маше прогуляться, ну и…
- Они же всегда вместе гуляют, - возразил Макс.
Рудик отмахнулся:
- Ты думаешь, они друг дружке не надоели еще? За столько дней!
Максим не нашелся, что ответить. Ему ужасно не хотелось выглядеть недотепой в глазах Рудика, но вот так, сходу…
- Ты решил, что я сразу в койку ее потащу? – Рудик усмехнулся. – Это не тот контингент. Тут время нужно… думаю, двух дней хватит.
В боксе было уютно. После их палаты, с почти казарменной обстановкой, тесное, на две койки, помещение, представляющее собой пристроенную к больничному корпусу веранду, казалось гостиничным люксом. Даже спрессованный запах карболки, которым за долгие годы пропитались здешние стены, в сочетании с ароматом яблок – больничные палаты всегда пахнут карболкой и почему-то яблоками – не портил впечатления. Вероятно, дело тут было не столько в самом помещении, сколько в его обитательницах.
Они сидели тет-а-тет, на своих кроватях: яркая блондинка Татьяна и шатенка Маша – не столь эффектная, но… Да, чего там! В любой женщине есть нечто, а в девятнадцать лет – о-о! У каждой на подушке лежала раскрытая книга, переплетом вверх. Макс машинально отметил, что читают их новые знакомые: «Отель. Аэропорт» Хейли у Тани, «Скажи смерти нет» Кьюсак – у Маши. Название второй книги и фамилия автора Максу ни о чем не говорили.
- Привет, привет! Вы нас не ждали, а мы вот они! – в обычной своей манере тараторил Рудик, по-хозяйски оглядывая помещение. – Грандотель! Макс, почему нас с тобой в сарае держат, а другим – такие хоромы?
- Заходите, присаживайтесь, - пригласила приятелей Татьяна. – Хоромы, конечно, царские. Наверное, мы с Машей особенно заразные, вот нас и изолировали. Не боитесь?
- Зараза к заразе не пристанет, - ответил Рудик и плюхнулся рядом с Таней. – Макс, ты чего как не родной! Садись!
- Садитесь, Максим, - сказала Маша, пододвигаясь к краю.
- Мы же договорились, - укоризненно протянул Рудик, - никаких «выканий».
За подругу ответила Татьяна:
- Тогда придется выпить на брудершафт.
Она достала из тумбочки двухлитровую банку абрикосового сока.
- Вот!
- О, если не ошибаюсь - это бургонское урожая тысяча восемьсот…дремучего года! – дурашливо воскликнул Рудик.
- Что Вы, сударь! Станем мы предлагать Вашей милости такую дрянь! – сразу же включилась в игру Татьяна.- Как Вы могли о нас так плохо подумать! Это гораздо лучшее вино: бордо одна тысяча… Его подавали еще к столу самого Луи,.. забыла только порядковый номер монарха.
Все дружно расхохотались. Стараниями Рудика и Татьяны в больничной палате воцарилась атмосфера студенческой вечеринки. Сок из граненых стаканов выпили по всем правилам «брудершафта». Сначала Таня с Рудиком стоя переплели руки и отхлебнули «королевского вина», скрепив узы дружбы символическим поцелуем. При этом Татьяна попыталась подставить щечку, но настырный Рудик, все же чмокнул ее в губы. Поднялись и Максим с Машей. Макс от волнения едва не расплескал сок. Девушка почти касалась щекой его щеки, он ощутил горячее дыхание на своей шее, а когда она повернулась для поцелуя, неловко, с размаху ткнулся губами в кончик ее носа. Затем процедуру повторили, поменявшись партнерами.
Рудик был в ударе: сыпал остротами, над которыми первый и хохотал. Макс старался не отставать. Невероятно, но не употребив и капли спиртного, студент опьянел. Да и вся компания тоже. Молодые люди, которых инфекция загнала в «чумной барак», не поддались, дерзко бросая вызов болезни, издеваясь над заразой, сумевшей перекрасить их кожу, но не властной над бесшабашной молодостью.
В самый разгар веселья за дверью, выходящей в коридор - у бокса было две двери - послышалось шарканье швабры и недовольное бормотание «технички».
- Сейчас здесь будут полы мыть, - объявила Татьяна, поднимаясь. – Давайте выметаться.
Оказавшись на дворе, Макс даже не понял, когда успели испариться Рудик и Таня. Оставшись с Машей с глазу на глаз, он, опять, почувствовал свою закомплексованность, неумение вести «светскую» беседу. Они стояли под фонарем, и Макс, наверное, впервые внимательно рассмотрел девушку. В его представлении, хотя студент и был убежденным атеистом, именно так должны выглядеть ангелы: хрупкость, эфемерность, какая-то «нездешность» - она была явно чужой в этом грубом, приземленном мире… Определенно у Макса от вынужденного безделья стали мозги набекрень.
- Что, страшная я, да? – спросила Маша, невольно поежившись под пристальным взглядом студента.
- Нет, нет, - забормотал кавалер-неумеха.- Ты такая…
Он чуть было не брякнул, что ей идет желтизна и болезненный вид; вовремя спохватился и замолчал, краснея как школьник, впервые решившийся открыть свои чувства однокласснице.
- Маша, а что у тебя за книга? Кью…,- нашел, наконец, тему Макс.
- Димфна Кьюсак, австралийка. Там почти про нас… Молодая девушка болеет туберкулезом. Ее парень, он только с войны вернулся, пытается ее спасти, но… Я второй раз перечитываю и реву… честное слово.
Маша улыбнулась печальной улыбкой. Она стояла - руки в карманы халата, голова втянута в плечи – большой ребенок, да и только. Максу захотелось приласкать ее, усадить к себе на колени…
- Надоело! – вдруг резко сменила тему девушка. – Кругом о болезнях! Не хочу!
- Что же ты пошла на медицинский?
- А-а, родители настояли. Они оба геологи у меня. По горам мотаются. Ну, муля в последние годы не ездит, а пэпс – постоянно.
Увидев непонимающий взгляд Макса, она уточнила:
- Это я так маму с папой называю. Сестра Галка тоже геофак закончила. А мне муля категорически запретила. Говорит, должен быть хоть один нормальный человек в семье…
В окнах бокса горел яркий свет. Это был условный знак, означающий что «можно», темные окна сигнализировали бы просьбу «не мешать». Проведя больше часа вдвоем с девушкой, Макс постарался не ударить в грязь лицом. Преодолев дурацкую застенчивость, он оживленно болтал, в основном о пустяках, рассказал о несчастном молодожене Вове, и Маше стало жаль его жену.
- Ну, ей проще. Она дома, – возразил Макс.
- Ты думаешь? По-моему, ужасно, когда болеет кто-то из близких. Уж лучше самой… Опять мы про эту заразу, проклятую! Не смей напоминать мне о болезнях.
- Хорошо, не буду, - пообещал студент, а про себя подумал: - А, куда от них денешься. Здесь. В «Заразке».
Прощаясь, Макс обнял было Машу, но та не позволила, отстранилась.
- Не надо!
А затем сама коснулась губами его губ, словно перышком провела.
* * *
Утром, выйдя из «умывальной», Макс лоб в лоб столкнулся с Татьяной.
- Привет! – похоже, обрадовалась встрече новая знакомая.
- Здравствуй.
Макс почему-то смутился. Таня, в сравнение с подругой, излучала здоровье. Кожа лица чистая, белая, без признаков желтухи, только в уголках глаз легкая желтизна. Если Маша – почти невесомая, субтильная, то Татьяна, напротив, крепкая, цветущая – олицетворение грубой чувственности.
- Куда вы вчера сбежали? – спросила девушка, придвинувшись, будто ненароком, к Максу вплотную, почти прижав его к стене.
- Мы? – Макс еще более сконфузился, оказавшись в опасной близости от ее груди, полноту и упругость которой не смогло скрыть даже убогое больничное одеяние.
- Да, вы с Машей. - Ее явно забавляла растерянность студента. Макс увидел идущую в их сторону по коридору Машу и совсем стушевался. Он постарался отодвинуться от напиравшей девицы и изобразил подобие улыбки. Маша прошла мимо, сделав вид, что не замечает ухажера, оказавшегося почти в объятиях подруги. Татьяна проводила ее глазами и плотоядно ухмыльнулась.
- Ты не ответил на мой вопрос.
- Никуда мы не сбегали, прогуливались по аллее. А вот куда вы делись?
- Ха! Лично я одна в палате сидела. Рудик тоже испарился куда-то.- Таня наконец-то выпустила свою жертву. – Ладно. Хоть это и свинство, с вашей стороны - оставлять бедную девушку одну…
«Чего на нее нашло»,- размышлял студент, направляясь в свою палату.- «А Рудик? Куда он-то делся?». Накануне, вернувшись с прогулки, Макс застал приятеля уже спящим, чему очень удивился. Рудик на все вопросы отвечал в обычной своей манере, и понять шутит он или нет, не было никакой возможности.
После завтрака в «Заразке» врачебный обход. Врач Людмила Яковлевна прощупывает печени у своих подопечных, смотрит склеры глаз, язык и выслушивает один и тот же вопрос:
- Ну, когда уже выпишите?
- Володя, деточка, ты же знаешь, минимальный срок двадцать один день. Потом все будет от анализов зависеть.
Каждого она называет по имени, для каждого найдется доброе слово, но суть одна: три недели минимум, потом – по обстоятельствам. Редко кому удается выйти, отбыв положенный срок, обычно два – три дня, но добавят. Закончив с медицинской частью, врач переходит к пункту «разное».
- Шведов и Шехтман, на вас опять жаловались! Почему нарушаете режим? Отбой в десять – ноль-ноль, потом хождения не допускаются.
- И в туалет?- прикидывается дурачком Макс.
- Максим, - укоризненно качает головой Людмила Яковлевна,- ты прекрасно знаешь, что я имею в виду: не разрешается выходить на улицу… и по чужим палатам шастать.
- Людмила Яковлевна,- пытается оправдаться Рудик, - мы просто подышать свежим воздухом выходили. Душно здесь.
- А, с тобой, Рудольф, особый разговор. На тебя уже из соседних корпусов жалуются. Ты зачем во 2-й заходил? Там с дизентерией лежат. Тебе мало одной болезни? В общем, смотри,.. будешь у меня еще две недели валяться!
Устроив нарушителям разнос и выслушав заверения «больше не будем», врач уходит.
После обхода Рудик уселся играть в нарды. Он, похоже, и думать забыл о сердечных делах.
- Ты куда слинял вчера? Татьяна пожаловалась, что оставил ее одну, – Максим решил выпытать у приятеля правду.
- Куда, куда… Техничка-кайфоломщица! Только мы зашли в палату – заглядывает! Ну, все, думаю, теперь пасти будет. Взял и ушел, по-английски… А, да ладно. Все равно меня через два дня должны выписать.
В палату заглянул незнакомый парень в очках.
- Шведов, есть такой? Там к тебе пришли.
«Родители, наверное, - подумал Макс.- Странно, мать вчера была». Он накинул теплый халат, вышел во двор и был, неприятно, удивлен – это оказалась Ирина.
- Здравствуй. Все собиралась зайти к тебе, да как-то не получалось.
«Долго же ты собиралась», - раздраженно подумал Макс, а вслух сказал:
- Да чего там. Могла бы не торопиться, меня уже выпишут скоро.
- Не сердись, Макс. У меня, правда, ни минуты свободной не было.
Видя, что просто так от бывшей подруги ему не отделаться, Макс, скрепя сердце, повел ее по аллее, ведущей к больничным воротам. Больше всего ему не хотелось, чтобы Маша увидела их вместе. Ирина сразу выложила ворох институтских новостей, затем принялась расспрашивать Макса о здоровье. Он отвечал рассеянно, мечтая выпроводить ее поскорее. Но Ирина, остановившись возле свободной скамейки, попросила:
- Давай посидим немного.
Сидел Макс как на иголках, поглядывая то в сторону ворот, то на больничный корпус. Ну, так и есть! Она шла сюда! Маша была не одна, а под руку с какой-то женщиной, видимо, «мулей» - нынче был день сюрпризов и визитов, однозначно. Студенту осталось лишь выругаться про себя, сетуя на обычную невезучесть. Поравнявшись с ними, Маша бросила быстрый взгляд на Макса, затем на Ирину и отвернулась. Ирина моментально перехватила ее взгляд.
- Это твоя знакомая? – спросила она с едва уловимым оттенком досады.
Макс не ответил. Ирина взяла его за руку.
- Перестань сердиться…
- Ты не боишься? Моя болезнь заразная.
- Ну и что. Вон, эти тоже не боятся.
Она показала глазами на лавочку, где сидели, обнявшись, Вова и его молодая супруга.
- Ей положено,- сухо ответил Макс. – Она его жена.
- А-а, - протянула Ирина, - ясно. А мне, значит, не положено. Ладно, Макс, поправляйся. Пойду.
К вечеру резко похолодало. Зашумело, закапало. Потом повалил снег.
В коридоре Макс встретил Татьяну.
- А нас выперли из бокса! В общую палату, - сообщила она. – Техничка, стерва, настучала, что мы, якобы, чуть ли не бардаки устраиваем, представляешь!
Макс сочувствующе кивнул. Замялся. Попросить, чтобы позвала подругу? Неловко, как-то. Татьяна сама все поняла.
- Хочешь, чтобы Машу позвала? Сейчас.
Маша появилась не сразу. Студент весь измаялся, ожидаючи в коридоре.
- Здравствуй, - равнодушно ответила девушка на его приветствие. – Ты что-то хотел?
- Я…так просто…Соскучился.
- Ну, если у тебя ко мне нет ничего, я пойду.
- Подожди, - Макс попытался удержать ее.
- У меня голова болит, Максим. Пойду, лягу.
Прошло три томительных дня. Макс весь извелся. Гордость не позволяла ему навязываться девушке, столь явно продемонстрировавшей свое пренебрежение. А с другой стороны, он ее понимал. Дурацкое недоразумение, глупое стечение обстоятельств создали тупиковую ситуацию. Максим сидел в палате затворником, выходя только в столовую; и то сказать – погода не располагала к прогулкам.
Двух студентов, сокоешников Макса выписали, их места заняли угрюмые немолодые мужики. Настала очередь Рудика. Переодевшись в цивильное, тот сделался сразу чужим, неуместным в больничной палате. Похлопав приятеля по плечу, сказал:
- Не унывай, Макс. Прорвемся! Кланяйся нашим приятельницам. - И добавил, обращаясь к остальным:
- Пока, болезные! Поправляйтесь!
Макс с тоской глядел в окно на засыпанные снегом кусты. Сидеть, занимаясь самокопанием, было уже невмоготу. «Будь, что будет! - решил студент. - Поговорю с ней»…
Толстая растрепанная тетка переспросила:
- Маша? Эта которая, светленькая, что ли? Сейчас позову.
Вместо Маши к нему вышла Татьяна. Похоже, и она пребывала в скверном настроении.
- А, Макс, привет. Маши нет: выписали сегодня.
- Как, - изумился студент, - у нее же…
- Вот так! Анализы у нее в порядке, а мне написали черте что: свертываемость крови пониженная… Свинство! На неопределенный срок задержали.
Макс стоял, как в воду опущенный. Такого удара судьбы даже он, хронический неудачник, не мог предвидеть.
- Рудика тоже выписали, - сообщил Макс и вздохнул.
- Давай на улицу выйдем, - предложила Татьяна. – Не замерзнешь?
Они направились в сторону «райского сада». Садиться не стали – холодно; стояли, переминаясь с ноги на ногу.
- Макс, ты не куришь? – неожиданно спросила Таня.
- Нет. Бросил, перед больницей. Такое отвращение было к табачному запаху…
- У меня тоже. Сейчас прошло, вроде бы. Попроси сигарету вон у тех мужиков.
Макс принес для нее сигарету. Пока она курила, молчали. Девушка неожиданно всхлипнула - ручьем потекли слезы. Макс совершенно растерялся: вид плачущей женщины для него хуже зубной боли.
-Таня, что случилось… Ну, прошу тебя, не надо… Тебя тоже выпишут. День, два,.. больше они не задерживают.
Девушка достала из кармана платочек, промокнула слезы.
- Извини. Разревелась как дура.- Таня улыбнулась, смущенно. – Не понимаешь ты ничего, Макс. На, держи.
Она сунула ему в руку сложенный тетрадный листок.
- Ее телефон…
* * *
Последний год учебы – дело не шуточное. Не за горами распределение. Математика, за последние год-два сделалась вдруг чрезвычайно модной наукой. По планете катился настоящий математический бум. Докатился и сюда. Как грибы после дождя, там и сям стали появляться вычислительные центры, которыми спешили обзавестись все уважающие себя министерства, тресты и крупные НИИ. Появилось даже утверждение, дескать, уровень развития любой науки должен определяться по освоенности этой наукой математических методов. Математики шли нарасхват. Если раньше до 90% выпускников мехмата направляли учителями в школы, да еще при этом их старались загнать в какую-нибудь сельскую дыру, то теперь открывались заманчивые горизонты.
Макс ехал в переполненном автобусе, страдая от духоты - с утра надел теплую куртку – март как-никак, а денек выдался солнечным. Студент замечтался…
- Привет, - услышал он над самым ухом и вздрогнул.
Рядом стояла Таня. Она еще больше похорошела за те два года, что они не виделись.
- Привет, - обрадовался Макс.
Начались взаимные расспросы: что, как, где, а помнишь?
- А с Машей у тебя как? – помолчав, спросила Татьяна.
- Никак, - ответил Макс.
Он вспомнил с каким трепетом набирал заветный номер, потом вслушивался, с замиранием сердца, в протяжные гудки, нервно постукивая пальцем по корпусу телефона…
- Алло! – На другом конце провода взяли трубку.
- Добрый день! Будьте добры, Машу, пожалуйста!
Опять тревожное ожидание.
- Да?
- Маша, здравствуй. – Максу с трудом далась эта простая фраза. – Узнала?.. Да, я… Помнишь, «желтоглазая ночь»… Ну, извини, не буду больше… Нормально. Ты как?... Ну, я рад. Маша! Мне нужно тебя видеть!.. Нужно!.. Вечером ты свободна? … Отлично! … Да, до вечера!
А дальше? Ну,.. было. Все было. И все прошло.
Татьяна не стала уточнять, что, да почему. Расставаясь, Макс узнал ее телефон. Так, на всякий случай.
На следующий год они поженились, правда, уже через три года разошлись…
Январь, 2006 г.