Леонид сложил посуду в мойку и открыл кран. Вчера неожиданно нагрянул старый сослуживец,- посидели, повспоминали и довольно поздно расстались, - все так и осталось на столе до сегодняшнего дня.
Сослуживец был добрым и бесхарактерным малым и долго служил утехой многим женщинам, в том числе и одиноким. Они ценили в нем чувство юмора и легкий, компанейский нрав; пожалуй, чувство юмора ценили больше. В конце концов, он прижился у докторши, растившей в одиночку сынишку, и обрел все маленькие радости размеренной,- на посторонний взгляд, - семейной жизни.
Целый вечер Леонид выслушивал бесхитростные напутствия приятеля:
- И ты женись! Только тогда и заживешь по-человечески, ни в какое сравнение с непутевой холостяцкой жизнью!
Леонид слушал вполуха: все эти разговоры давно ему приелись. Но таков уж удел закоренелых холостяков!
Хотя, если откровенно, никаких тягот холостяцкой жизни Леонид не чувствовал.
У него были еще не дряхлые, с солидным положением родители. Он часто и подолгу жил у них, пока не уставал от приставаний с женитьбой: отец очень переживал, что у его единственного сына все еще нет детей.
Когда Леониду становилось уж совсем невыносимо слушать «про внуков», он уезжал к себе, сюда - в эту квартиру, которая принимала его с немым укором: мол, опять один, голубчик, явился!
Она – квартира - знала толк в настоящих отношениях между мужчиной и женщиной, - здесь провели лучшие годы его родители, - и с трудом терпела случайных подружек Леонида. А что уж они тут вытворяли с хозяином – лучше не вспоминать!
У родителей была дача в хорошем лесном районе. Загруженные научной работой, да и равнодушные к земле, они совсем забросили её, только иногда осенью Леонид с отцом ездили на машине за грибами. Как ни странно, он – дитя столичного города - был привязан к даче, и, несмотря на всю занятость, весной сеял рассаду на окне, потом высаживал её в грунт, ухаживал набегами, но урожай так ни разу и не увидел. Командировки, дела и личная жизнь отпускали его только в начале осени, когда уже все перезрело и осыпалось.
Частенько, прохаживаясь по саду, Леонид представлял себе, как его будущий сынок протягивает ему какой-нибудь цветочек или травку. Это сладкое видение преследовало его, но так и не становилось явью; все же Леонид еще надеялся на что-то и, несмотря на уговоры родителей, дачу продавать не соглашался.
В этом мираже, может быть, он видел себя в детстве и рядом – такую молодую и счастливую маму.
-Сынок, посмотри какой красивый!
Мама показывает на нежно-розовый пион, и Лёнечка осторожно трогает пальчиком его липкую серединку, с опаской поглядывая, как деловито ныряет в лепестки пиона пчела.
- Не бойся её, - улыбается мама,- она сама тебя боится!
А за маминой спиной уставшее за день горячее солнышко присаживается на крышу далекого дома, и наступает самое любимое время – вечер, когда еще вовсю светло, но уже не жарко.
Они умываются вкусной и холодной колодезной водой и идут гулять по проселочной дороге. Мама спрашивает:
- Как по-твоему, о чем думает эта дорога?
От неясного предчувствия у Лёнечки сладко щемит сердце, а мама продолжает:
- Дорога, наверное, думает: что это за люди, и куда они идут, и что ждет их в будущем?
Лёнечка старается представить будущее и смотрит изо всех сил вдаль....
- О красном вечере заду-у-у-малась дорога, - тихо и протяжно произносит мама, - кусты рябин туманней глубины. Изба – старуха челюстью порога жует пахучий мякиш тишины.
Как быстро прошло оно – самое лучшее время его жизни!
Захватив с собой после уборки чай, Леонид расположился в гостиной перед телевизором. На образовательном канале что-то тихо говорила миловидная женщина. Нащупав рукой пульт, он прибавил звук.
-Человек рождается эгоцентриком, это его способ выживания – стоит ему «мяукнуть», как все бегут к нему. Но, подрастая, он осознает, что мир не будет крутиться вокруг него и с окружающими людьми придется считаться, - говорила психолог.
- Да, придется, - повторил про себя Леонид. - Но главное быть любимым, чтобы даже самый неуверенный в себе человек каждую минуту получал доказательства этой любви, как он от родителей.
Они помнили всех его девушек, а позже и женщин, и всматривались в каждую из них с осторожной надеждой: не она ли – та самая?
Леонид, как всякий неуверенный в своей неотразимости человек, искал какой-то противоположный себе тип женской внешности, подсознательно как бы компенсируя свои недостатки, и найдя однажды, с большим сомнением прислушивался к себе:
- Неужели влюбился? Нет, не может быть. Хотя, кажется,....
Но, как часто бывает, этот противоположный тип не всегда отвечал взаимностью, и тогда Леонид мучительно, просто болезненно страдал, мысленно ведя с ней – безответной любовью – бесконечные, бесплодные диалоги, а потом еще долго зализывал душевные раны.
Раздумья прервал телефонный звонок, как всегда неожиданный. На том конце помолчали и отключились.
-Лера,- подумал Леонид, - опять Лера.
Казалось бы, вот оно - пришло, дождался! Его любят, звонят, пишут, желают иметь от него ребенка, обижаются, требуют, рвут отношения, потом бросаются на шею - все, о чем так мечтал, так ждал! А счастья нет! И родители - в отчаянии:
- Ну, что тебе еще не хватает, сынок! Прекрасная женщина – женись!
Леонид и сам чувствовал к Лере привязанность, а временами испытывал что-то вроде нежности, особенно, когда накупал Лере всяких подарков, и она радовалась, как ребенок.
Если Лера обращалась к нему за практическим советом, Леонид по природной доброте не отказывал ей ни в какой помощи, разумеется, в разумных пределах. Во всем надо знать меру, считал Леонид. Например, заниматься ремонтом её квартиры он бы не стал. С какой стати?! Он никому не позволит сесть себе на шею!
Наконец, Лера куда-то пропала, и Леонид перевел дух:
-Ну, и, слава Богу! Все-таки, о чем с ней говорить? Да и с нервами у неё, кажется, не все в порядке. Звонила, ругалась, требовала! Была бы она хоть стройной, что ли..….
И вот опять звонит и молчит. Это её манера, она всегда так делала, когда хотела помириться.
-А может, у неё что-то случилось? – Леонид представил, что Лера попала в беду, и спросил себя, стал бы он ради неё чем-то жертвовать?... А ради какой женщины стал бы?...
В последнюю встречу она высказала ему все: и про работу, и про родителей, и про ненужных ему детей. Ушла, так сказать, не по-английски.
Лерины слова, конечно, резанули Леонида:
- Даже не поинтересовалась маминым самочувствием. А ведь знала, что мама болеет!
И все же, когда она перестала терроризировать его своим вниманием, Леонид почувствовал пустоту и грусть. Вместе с Лерой ушло и еще что-то.
- Причем тут родители? – кипятился он.
Леонид вспомнил многих старых друзей по школе и университету, таких же холостяков, как и он. Одни ударились в науку, другие – в бизнес, третьи спились. Да и отношения с родителями были у них далекими от идиллии. Например, Олег Китаев вырос с бабушкой, отца и мать не помнил, но семьи у него тоже так и не получилось.
И вот этот звонок. Леонид подошел к окну и прислушался. Было что-то умиротворяющее в шепоте дождя, он даже сам себе позавидовал: в такую погоду быть дома - лучше всего! Не любил он холодную позднюю осень.
Дети ему не нужны! Знала бы она, как мучила его эта безысходность, его – человека долга!
Леониду вспомнился бег с эстафетой, в котором он видел метафору жизни, только у жизни финиша не должно быть - никогда!
Он всегда с волнением наблюдал, как в напряженном ожидании, оглянувшись назад, стоит спортсмен, готовый мгновенно сорваться со старта, а сзади к нему мчится другой, изо всех сил вытягивая вперед руку с палочкой, чтобы украсть у времени хоть один миг. А потом, сбрасывая скорость, как отработанная ступень ракеты, он долго смотрит с надеждой и чувством выполненного долга вслед рванувшему вперед. А это мгновение передачи эстафеты! Оно всегда было для Леонида моментом какого-то откровения.
Незадолго до кончины своего научного руководителя Леонид пришел навестить его, и они долго разговаривали по душам. Оба понимали, что видятся, наверное, в последний раз, и оттого было грустно. Учитель тогда, между прочим, сказал:
- Я делю людей условно на три категории: тех, кто везет на себе; тех, кто едет на ком-то и тех, кто идет налегке. Вот ты сейчас – из третьих. Женись тогда, когда почувствуешь в себе потребность о ком-то заботиться.
Но Леонид всегда о ком-нибудь заботился: то о родителях, то о своих студентах, и ему этого вполне хватало. По дороге домой он, перебирая в уме разговор с Учителем, чувствовал, что в его словах, тем не менее, был резон:
-Вот говорят: посмотри на себя со стороны!
- Ну, посмотрел, и что дальше? Обычно следуют две крайности: «а чем другие лучше?» или «да, я – такой, сирый и убогий!».
-Труднее всего, зная про себя все,- ну, абсолютно все!- тащить, тем не менее, свою сопротивляющуюся душонку хоть за шкирку, хоть за руки, хоть за волосы, как Мюнхгаузен, туда..., да, - туда, где свет в конце туннеля. В этом и заключается мужество.
Да, кажется, именно так он и сказал.
Неужели у него, как и у Олега Китаева, страх перед жизнью? Кстати, Леонид замечал, что этот страх чаще присущ как раз ответственным людям; «растения» живут, как Бог на душу положит, или же боятся абсолютно всего.
В детстве он всецело доверял своим родителям, их авторитет был для него непререкаемым, и он боялся разочаровать их, ослушаться. Может быть, поэтому любовь и страх поселились в его душе рядом.
До какого-то времени он смотрел на мир их глазами, но, как и у всех людей, наступил момент, когда какая-то часть его жизни - самая сокровенная - стала для них закрытой, и началось его свободное плавание.
Он познавал женщин, набивал шишки, обретал опыт, добивался успеха в карьере – многое, что было! Можно понять Олега: не имея надежного фундамента, он не усвоил в детстве азов человеческих отношений и входил во взрослую жизнь неуверенным в себе.
- Но я-то совсем другое дело, - подумал Леонид, и к его горлу подкатил комок:
- Сынок, неужели я боюсь встречи с тобой? Неужели, боюсь потери душевного комфорта? Но ведь его и сейчас нет! Давно уже наступило время платить по счетам, отдавать долги… А так хочется, чтобы это было дитя любви!
-Любви? А любил ли ты когда-нибудь на самом деле? – спросил он себя в лоб. – Любовь это жертва. А чего стоят твои страдания? Уязвленное самолюбие и щелчок по носу все тому же детскому эгоизму! Вспомни: чуть что – обижаешься! Сколько у тебя было женщин? Им несть числа! Одна легко заменялась другой, - ну, почти всегда легко! – или же их было сразу несколько. Ты сортировал их по разным параметрам, впору хоть диссертацию на эту тему пиши.
-Как будто все только по любви и женятся! - взвился Леонид. - Может, её и не дождешься никогда... Главное – успеть передать эстафету – вот в чем мой долг!
-Женюсь по расчету! - подумал он вдруг иронично. - Интересно, чей это будет расчет? Мы выбираем, нас выбирают, там-та-ра-ра-ра-там-та-ра-ра-ра…,- и еще немного поупражнявшись в остроумии на сей счет, Леонид, умиротворенный, задремал под бормотание телевизора.
Его разбудил звонок в дверь. Глянув на часы, - было довольно поздно! - Леонид, озадаченный, пошел открывать. На пороге стоял вчерашний гость, замерзший и немного жалкий. С его намокшей куртки стекали дождевые капли.
-Привет,- он смущенно улыбался,- я не дозвонился тебе,… моей…,- и приятель быстрым движением кисти изобразил кобру, - шлея под хвост попала,… можно у тебя переночевать?
- Заходи, - веско сказал Леонид и широким жестом пригласил гостя войти.
14.03.09 г.