***
После 8 июня 1880 года невозможно сказать о Пушкине ничего нового.
Тогда, на втором заседании Общества любителей российской словесности по случаю открытия в Москве возле кинотеатра "Россия" памятника Пушкину, всё, что можно сказать о Пушкине, сказал великий русский писатель Фёдор Михайлович Достоевский.
Другой же великий русский писатель – Тургенев, присутствовавший на этом несанкционированном митинге, немедленно вылетел в Баден-Баден и там, уединившись с Полиной Виардо, говорил ей, красиво покачивая седой головою: «Полиночкa, девочка! Ты должна понять, насколько велик Пушкин и насколько гениален Достоевский! Ведь они, Полечка, пожалуй, будут даже гениальнее меня? Как ты думаешь?»
Но умная женщина, привыкшая к общению со знаменитостями, отвечала уклончиво: «Что ты, Ванечка?! Вы с Франчишеком Шопеном у меня самые гениальные мальчики» и гладила Ивана Сергеевича по седым волосам.
Тургенев тут же успокаивался и засыпал.
А солнце уже золотило своими последними лучами развалины старых римских бань, незадолго до этих событий откопанных на окраинах Баден-Бадена.
***
Мне кажется, что Пётр Ильич Чайковский – это Винни-Пух мировой музыкальной культуры: к нему невозможно относиться серьёзно, но его нельзя не любить.
****
Как известно, Леонид Каннегисер, убивший Урицкого – тогдашнего всесильного главу Петроградского ЧК, был молодым блистательным эстетом, писавшим стихи, и восхищавшим дам своим красноречием.
Каннегисер был дружен с акмеистами, Есениным и прочими Гиппиусами, но вошёл в историю тем, что застрелил Урицкого, сел на велосипед и спокойно было уехал, но был пойман и расстрелян ЧК.
Много лет спустя, уже в Париже на квартире каких-то русских эмигрантов состоялся многолюдный приём.
Среди прочих присутствовал Бунин.
Когда вечер был в самом разгаре, женщина средних лет подошла к автору "Жизни Аpсеньева" и, смущаясь, произнесла: «Иван Алексеевич. Я хотела Вам сказать, что очень люблю Ваши книги. Особенно "Тёмные аллеи". Спасибо Вам, Иван Алексеевич, от всего сердца!»
Бунин, увидев женщину и услышав её слова, до чрезвычайности возмутился и с негодованием прокричал: «Сударыня! Меня абсолютно не интересует Ваше мнение о моих книгах!». Засим, побагровев, развернулся и отошёл от несчастной женщины. Женщина же, заплакав, выбежала в коридор, и, забыв шляпку и зонтик и ещё какие-то вещи гардероба, которые носили в те далёкие времена, быстро побежала по ступенькам и исчезла в темноте парижской ночи.
«Кто эта наглая евреечка?!» – раздражённым баском спросил у окружающих великий литератор.
«Это, Иван Алексеевич, была сестра Леонида Каннегисера – человека, убившего Урицкого» – последовал услужливый ответ.
«Как же так – сестра Каннегисера!» – заволновался великий литератор. «Как же мне никто не сказал?! Получается, что я обидел сестру Героя?! А я-то думал, что это просто так – рыбная торговка какая-то»
Он грузно сел за стол, уставленный бутылками, рюмками и закуской
«Ах, как некрасиво получилось!» – покачал он головой. «Пожалуй, не надо было так поступать»
Иван Алексеевич выпил рюмку водки, закусил солёным рыжиком и сокрушенно крякнул. И так он пил и сокрушенно крякал весь вечер, потому, что переживал случившееся и страдал всем сердцем.
Вот каким невероятно чутким, добрым и справедливым человеком остался в воспоминаниях современников Иван Алексеевич Бунин! Ведь не каждый может, совершив ошибку, признать свою вину и с такою искренностью сокрушаться о происшедшем целый вечер.
***
Литературоведы – как врачи. Они воспринимают только тело стиха. Некоторые из них даже умеют определить неполадки в этом теле: как бы провести анализ крови, или сделать кардиограмму. Некоторые из них умеют с важным видом водить карандашом по рентгену и вставлять красивые латинские слова в скучную ткань обыденной речи. Они, как и врачи, могут долго обсуждать проблемы тела: инверсии и аллитерации – или сбои ритма и недостаточность дыхания. Но, профессионально, они не занимаются душой стиха, как и врачи, которые не занимаются душой человека. Они не занимаются этим, не потому, что плохие люди, а потому, что это просто не входит в их обязанности. Просто правила игры такие.
Странно, что принять эти правила игры и смириться с ними почему-то болезненно трудно как пациенту, так и поэту.