Мой двоюродный брат Андрей подорвался на мине прямо во дворе своего дома, куда он принес ее после того, как нашел в степи. Случилось это в 1970-ом году в Керчи. Брат остался жив чудом, но потерял один глаз, и у него теперь не сгибается нога. Все лицо и тело в шрамах от осколков разлетевшегося снаряда, да и многочисленные операции по спасению ноги тоже оставили свои страшные следы.
В Крыму мальчишки подрывались в то время каждую весну. Учебный год во всех школах, городских и сельских, начинался и заканчивался одними и теми же беседами о том, что ни в коем случае нельзя даже дотрагиваться до найденных снарядов, а нужно сразу сообщать о находках в сельсоветы, милицию и пр.… А мальчишки все равно ходили в степь на поиски оставшихся со времен войны патронов, винтовок, пулеметных лент, гранат и снарядов.
Трудно поверить, но найти что-нибудь военное не составляло никакого труда. Вся степь была изрезана линиями окопов, повсюду были видны воронки от разорвавшихся снарядов, заросшие травой. Старшие ребята ходили на поиски артиллерийского пороха, собрав для помощи окрестную малышню, которую потом заставляли буквально ползать по земле, чтобы найти эти маленькие пороховые квадратики или стерженьки. За несколько минут можно было насобирать небольшую горсточку, а потом устроить «фейерверк», сложив найденную добычу в какой-нибудь сухой куст, потом насыпать порох тонкой дорожкой к этому куста, и поджечь её спичками. Конечно, какие-то меры предосторожности ребята предпринимали, по крайней мере, малышню прятали в ближайшем окопе, а сами отбегали от места «взрыва» подальше и падали ничком на землю. Смотреть, как потрескивали в огне частицы пороха, было жутко интересно, и даже становилось страшно, когда потрескивания превращались в огненные брызги.
Земля была начинена осколками и снарядами до такой степени, что после дождей на поверхность вымывались целые пласты этих ужасных останков войны. Каждая весна начиналась с того, что саперные подразделения прочесывали территории, прилегающие к поселкам и деревням. Около железнодорожных путей, бывало, скапливались сотни уже обезвреженных снарядов, которые лежали рядами на насыпи, разной величины, с оперениями, или просто похожие на цилиндрические болванки с заостренными носами. Их никто не охранял. Иногда они лежали месяцами, пока, наконец, их куда-нибудь не увозили.
Дело было в ноябре, Андрею вот-вот должно было исполниться 14 лет. Среди снарядов, лежащих около железнодорожного полотна, он выбрал один, показавшийся ему целее остальных. Будучи абсолютно уверен, что снаряд обезврежен, он принес его во двор пятиэтажного дома, сбегал домой за инструментами: молотком и стамеской, и попытался его вскрыть. Сидя на корточках, он ударил по снаряду молотком с торцевой стороны, чтобы выбить капсюль. При втором ударе снаряд взорвался.
Родители его в это время были дома. Жили они на третьем этаже в угловой квартире, услышав во дворе взрыв и людские крики, родители выскочили на балкон посмотреть, что случилось. Андрей лежал на спине прямо под окнами весь окровавленный. Недалеко кричала маленькая девочка, которой осколок снаряда попал в ногу. Мачеха побежала вниз во двор, даже забыв надеть обувь. Отец не смог сделать ни шагу, он просто упал на пол в комнате. Скорая помощь приехала очень быстро. Андрей был в сознании, как он говорил, ему даже не было больно. Все казалось почти нереальным, только он не мог встать. Сознание он потерял уже в приемном покое. Потом были бесчисленные операции сначала в городской больнице, потом в Симферополе.
Весной 1971 года я гостила у двоюродной сестры в Челябинске, она к тому времени была уже замужем, у нее росла дочка, а муж служил в армии, куда его забрали после окончания техникума. В почтовом ящике мы нашли открытку, в которой сообщалось, что Андрей лежит в больнице трубного завода. Мы с сестрой стали гадать, что же случилось, но ничего, кроме того, что у Андрея были какие-то полипы в носу, которые собирались удалять, не вспомнили. Решили ехать прямо в больницу. Долго не могли найти его в списках пациентов. А когда нашли, то были очень удивлены: он лежал почему-то в травматологическом отделении. Пришли в отделение, попросили нянечку вызвать нашего больного. Наконец, из дверей вышел Андрей. Он был на костылях, лицо в шрамах, что-то с глазом, мы даже не поняли, что именно… На одной ноге был установлен аппарат Илизарова. Мы с сестрой обе были в шоке, но старались не подавать виду. О том, что случилось Андрей рассказал нам сам очень кратко. Большие надежды были на аппарат Илизарова, только он мог помочь восстановить первоначальную длину ноги. Врачи обещали, что восстановят и подвижность сустава, хотя время проведенное в Симферопольской больнице свело почти «на нет» всякую надежду на нормальное передвижение без костылей. К сожалению, врач, который занимался лечением моего брата, умер, так и не успев восстановить ему сустав. А поскольку в то время это были совершенно новые технологии, практически экспериментальные, никто больше в больнице не рискнул заниматься таким проблемным больным. Андрея выписали из больницы, как только нога достигла нужной длины...
Он вернулся к себе домой в Керчь. Закончил десятилетку, устроился работать на завод. И только спустя несколько лет мне удалось уговорить его поступить в институт и продолжить образование. Он благополучно закончил один из филиалов Симферопольского института по специальности «экономист». Женился поздно. Родились двое детей - дочь и сын. Потом грянула перестройка, и жизнь завертелась с бешеной силой. В общем, трудно Андрею пришлось и до сих пор приходится в жизни. Будучи гражданином Украины, он живет с семьей на Урале, на родине своей жены. Как «не гражданину» без прописки ему трудно найти нормальную работу. Хотя руки у него «золотыми» были всегда. Подрабатывает ремонтом телевизоров и прочей домашней электротехники. Выпивает. Очень любит своих детей. Раз в два-три года приезжает в Крым со своей семьей. Там у него квартира, с которой он ничего не может сделать. Украинские законы «оберегают права детей» на жилье. В общем, нелегко ему живется.
А я частенько думаю, как бы могла сложиться его жизнь, если бы не тот роковой взрыв?
В 2000-ом году Андрей приезжал ко мне в гости. Много чего мы с ним вспомнили о нашем крымском детстве. Зашел разговор и о том, как он подорвался. Как любой мужчина, Андрей не стал рассказывать о мелких деталях этого происшествия. Но зато рассказал о том, что было необычного в случившимся с ним:
«… Помню взрыв, как удар и вспышку, почему-то без звука. Потом вижу себя, лежащим навзничь на земле, одежда в клочья, все залито кровью... Ощущаю какое-то странное раздвоение: с одной стороны я чувствую под собой поверхность земли, с другой – смотрю на себя, как будто из окна дома, причем я стою на табуретке и выглядываю на улицу, поднимаясь на цыпочки… Вижу весь наш двор, прибежавших людей, приехавшую «Скорую», вижу как вокруг меня суетятся люди в белых халатах… потом меня заносят в машину, и она уезжает… Я настолько увлечен разглядыванием этого странного зрелища с моим участием, где я и зритель и актер, что не чувствую боли…»
Потом, вернувшись после многочисленных операций домой, Андрей попытался найти опытным путем тот ракурс, с которого он видел всю картинку. Определил наиболее подходящее окно в соседнем подъезде, из которого вероятнее всего и должен был всё это видеть. Узнал, что в той квартире живет молодая семья с ребенком 3-4 лет.
Конечно, он никуда не пошел спрашивать и что-либо выяснять. Не хватало еще, чтобы его признали сумасшедшим.
Прошло несколько лет. Многие жильцы в доме разъехались по другим адресам. Андрей наблюдал, как рос мальчик из той загадочной квартиры. И вот как-то они разговорились, вспоминая событие 10-летней давности. Мальчику к тому времени было уже около 14 лет, и он хорошо помнил всё, что он увидел в окно, подтащив к нему табуретку, и выглядывая на улицу. Рассказ мальчика об увиденном до мельчайших подробностей совпал с тем, что видел тогда Андрей. Получилось, что он смотрел на себя глазами маленького ребенка.
Они поднялись в квартиру подростка, и Андрей подошел к окну, присел на корточки. Место взрыва, ракурс всей картинки за окном, были точно такими, какими он их видел тогда...
Стало понятно всё, картинка сложилась в целое.
Только никто не ответит на вопрос: как это получилось и почему?..
Март, 2009 г.