Зачеркнуть бы всю жизнь и сначала начать...

Валентина Литвиненко
Семен был из тех сыновей, которых матери называют шелковыми. С ними ладно, уютно, век бы не расставаться. Муж тети Шуры, Сениной матери, не вернулся из фронта. Солдатская вдова решила ни за что не отдавать сына армейскую службу.

- Имею право! – заявила в райвоенкомате. – Сын у меня – единственная опора.

- Женится, мать, и будут две опоры! – успокаивал, смеясь, райвоенком.

- Женится, - бубнила про себя вдова. – Ему жениться, что с горы скатиться, а мне - каково?

Была у Семена невеста Зиночка, почтальоном работала. В поселке все ее уважали: грамотная, внимательная, ласковая. Сеньке другой и надо. Невинные встречи, поцелуи у ворот – все со временем переросло в ночевки на сеновале, откуда утром он скатывался, как ошпаренный, боясь опоздать на электричку, работал на стройке в пригороде.

Зинаида не сомневалась в парне. И родители не бранили. Дело к осени, а там и свадьбу справят. Все бы так и было, если бы Сенина мать не держала его у подола.

- Иди к ней, живите вместе, но в ЗАГС не ходите! – упрямилась Александра.

Молодые действительно стали жить в небольшой времянке во дворе Зиночкиных родителей. Ждали появления ребенка.

- Тесновато у нас, - мерял шагами комнатушку будущий отец. – Некуда дитю кроватку ставить. На работе можно договориться за стройматериалы. Потихоньку начали бы свое жилье возводить. Как думаешь, Зин?

- Посоветуюсь с отцом. Помнится, что ему предлагали финский домик в одно время. Льготы у него – бывший фронтовик. Должен бы нам помочь.

Ей все трудней было взбираться на велосипед, поднимать объемистую почтовую сумку. А особо добивала жара. Попробуй на солнцепеке объехать поселок: улочки разбросаны, за полдня не управиться.

Вечером состоялся семейный совет. Семен и Зина зашли к родителям в горницу, присели на плетеные стулья с круглыми сидениями. Мать опасливо поглядывала на отца. Именно сегодня он был не в духе, как бы не случилось скандала.

Илья Кузьмич отложил газету, отодвинул настольную лампу:

- Ну, что дочка, скоро дождемся пополнения?
Зина, криво улыбнувшись, потупилась.

- И какую же фамилию будет носить ваш первенец, ваш Семенович? Ну? Молчите? Мою фамилию… А чью же еще? У ребенка нету законного отца. Он, видите ли, армии боится! Позор! Был бы ты, Семен, моим сыном, я бы с тобой поговорил! Хоть бы отца своего не позорил, он за вас жизни не пожалел, а вы отлыниваете…

Видно было, что все накипевшее выплеснется на Семенову голову окончательно и бесповоротно. Парень не стал дожидаться этого момента:

- Да! Вы мне не отец! Родной отец не оставил бы меня без крыши над головой и не засунул бы нас во времянку, где и повернуться негде!

Последние повышенные нотки Семенового голоса повисли в угрожающей тишине. Илья Кузьмич поднял на зятя покрасневшие глаза:

- Я за тебя строиться не собираюсь. Свою семью, было время, жильем обеспечил. А тебе могу помочь – я вам не враг. Подойдет очередь – получу то, что просил в райисполкоме. Но есть одно условие. И ты, Семен, его знаешь. Не хочу, чтобы по двору безотцовщина бегала! Идите в ЗАГС - и я даю вам стройматериал, - хлопнул широкой ладонью по столу.

- От ребенка не откажусь, вы знаете, - угрюмо прохрипел Семен. – Но не надо на меня давить с этим ЗАГСом. Роспись еще никого не держала. Так и мать моя считает!

- Значит, не договорились, - завершил Илья Кузьмич. – Не хотите по-людски – живите во времянке. И за то спасибо скажите.

Семен резко вскочил, натянул фуражку и толкнул дверь. Зина растерянно поднялась со стула, запахнула на груди вязаную кофточку, будто ей стало холодно. Не глядя на родителей, вошла вслед за Семеном. Тот не стал заходить во времянку, не сказав ни слова, отправился к матери.

Всю ночь молодая женщина просидела у окна. Нашла единственное для себя решение: ребенок действительно будет носить ее девичью фамилию.

Рождественский подарок принесла судьба Зинаиде. В ночь, когда ее незамужние подруги собирались при свечах гадать на суженого-ряженого, она родила дочурку – крохотное беспомощное существо, но такое милое, голубоглазое, самое дорогое в мире.
Раз в неделю Семен проведывал Зинаиду с дочерью, был неразговорчив, вечно куда-то спешил. О примирении речь не заходила. Но молодая мама и не настаивала – отболело. Родители помогали. Счастливая бабушка с рук не спускала малышку. Тем временем Зина и на работу вышла.
В третьем классе на родительском собрании возникла тема: надо ли матерям-одиночкам объяснять своим детям, что их отцы живы и здоровы, но видеться с ними не желают? Зинаида первой откликнулась:

- Моя Людочка знает всю правду: у отца другая семья, и влазить в нее ни она, ни я не собираемся. Мы живем в разных поселках, как в разных мирах.

Так и было до тех пор, пока Людмила не вышла замуж. Родила ребенка и вскоре потеряла мужа. Погиб в автомобильной аварии. Ее дочка вырастала без папы, так же, как и она сама. Знакомая зависть к подружкам, хвастающим отцовскими подарками, горькие слезы при напоминании о безотцовщине, самоотрешенное поведение на праздниках, где чествуют мужчин… Вот такое наследство передает она своей Лилечке.

- Мама, я надумала съездить к отцу, - поделилась как-то вечером Людмила с Зинаидой.

- Зачем? Тебе уже двадцать семь, зачем он тебе? Не платил алиментов, не навещал годами…

- Понимаешь, сердце мне подсказывает, что я должна увидеться с ним. Мне не надо его оправданий, я не буду скандалить. Хочу просто увидеть его. Может, удастся повидать брата и сестру. Они – Семеновичи, и я – Семеновна.
- Ну, что ты такое говоришь? Наивная, как ребенок! Я бы тебе не советовала…
И тут Зинаида прикусила язык. На нее смотрели большие печальные глаза женщины, познавшей нечто большее, чем она, пережившей и перестрадавшей, умеющей предвидеть последствия от пребывания ребенка в неполной семье…
Встреча произошла. Увы, не так романтично, как представлялось Людмиле. Перед домом ей встретилась компания ребят, среди которых она безошибочно определила своего брата по отцу. Что-то как будто толкнуло в грудь. Ей увиделось собственное отражение. Как в зеркале… Сколько ему лет? Восемнадцать?
- Вам кого? – резко придержал велосипед высокий юноша в белой футболке с пестрящими иностранными надписями и фигурками. – Отца? Он отдыхает, проходите в дом, - пропустил ее к калитке.
Людмила вошла в переднюю, увидела на стене семейный портрет. Отец и сын обнимают полноватую женщину с маленькой кудрявой девочкой на руках. «Как они счастливы! – промелькнула мысль. – А я пришла… Не омрачу эту семейную радость?»

Он даже не поднялся из постели. Не спал, просто лежал одетый, заложив руки за голову. Слегка нахмурил брови, присматриваясь к вошедшей.

- Ну, и что, дочь… Ясное дело, тебе сказали, что ты – моя дочь. А может, и не моя… Не маленькая, должна понимать, что позоришь меня перед детьми. Старший уже в армию идет, совсем взрослый. А знаешь, каково это – вырастить будущего солдата? Отца почитает, слушается во всем… Дочку сейчас жена из садика приведет. Зачем ты пришла? Не до тебя мне, понимаешь? Не позорь, уходи!

Долго еще звучали в ушах его слова, не доходили до сознания. Должна была обидеться, заплакать, но в душе пробуждалось какое-то смирение, снисхождение к человеку, неосознанно отталкивающему собственную дочь.

- Его надо простить, - повторяла про себя Людмила. – Ведь хорошо, что он все-таки есть, мой отец. Я его  увидела и неважно, что он говорил.

Унесла с собой тайну этой встречи. Ни с кем не поделилась, словно считая ее неокончательной.

Так и случилось. Весной, когда Лилечка-школьница уже уверенно называла папой мужчину, вошедшего в их осиротевший дом вскоре после визита Людмилы к отцу, семья наведалась на базар. Надо было купить на посадку ранний картофель. Выбор был не такой уж и большой.
 Пожилой мужик в полинявшей фуфайке, с надвинутой на брови фуражкой дружелюбно предлагал:

- У меня – сорт особый. Возьмите – не ошибетесь. Найдете потом меня и скажете: правду говорил или нет. Родит просто гроздьями. Картофелина за картофелину цепляется, крупная и вкусная, рассыпчатая…

Людмила остановила на нем взгляд. Он тыкал ей клубни, а она все стояла и смотрела прямо в его прозрачные серые глаза, как в душу.

Он приподнял козырек фуражки, прищурился и вмиг узнал ее. Неловко затоптался на месте:

- Вы… ты… Очень спешите? Сегодня день такой… Десять лет, как матери моей не стало. Твоей, Люда, бабушки… Укоряла она всегда меня, велела встречаться с тобой, жалела маму, Зинаиду, значит… Я совсем запутался. Погнался за богатством, очень хотелось дом построить. С тестем, отцом нынешней жены, получилось очень складно, он в руководстве ходил. За полгода – и дом готов. Живем хорошо. А ты когда пришла – места себе не находил. Да еще и сын пристал с расспросами. Признался я ему. Искать он тебя будет. Не отказывайся, вы – родные. Вы – мои дети, - часто заморгал глазами. – Если б вернуть то время, ни за что с тобой и Зиной не расстался бы. Что, уже уходите? Возьмите гостинец! Вот полное ведро, пусть родит у вас ранняя картошка, будете деда вспоминать, - подмигнул Лилечке, уцепившейся за папину руку и тянущей его к сверкающим новеньким «Жигулям».
- Опоздаем к бабуле, пап! У нее ведь сегодня именины, пирог будет!

- Да… Зинаида знатные пироги печет, - промолвил Семен. – Жизнь проживешь – не забудешь.