Удивительно, какое влияние оказывает иногда слово. Кто бы смог увязать воедино стихотворение Кочеткова с созданной Анной семейной традицией – ежедневных встреч-прощаний у входной двери?
Столько лет прошло, но... хранит она общую тетрадь в тёмно-зелёной клеёнчатой обложке, со стихами, выписанными непродуманно и беспорядочно: о любви, о предательстве, о войне, о нежности... Рождественский, Островой, Симонов, Ахматова, Блок, Евтушенко, Слуцкий, Джалиль, Друнина – их строки она помнила наизусть и сейчас.
«...с любимыми не расставайтесь,
С любимыми не расставайтесь,
С любимыми – не расставайтесь,
Всей кровью прорастайте в них.
И каждый раз – навек прощайтесь,
И каждый раз – навек прощайтесь,
И каждый раз навек прощайтесь,
Хоть расстаётесь вы на миг...»
«На миг» - и немыслимо разорвана смертью единая связь. «На миг» - и нелепой становится квартира с выпирающим пустым креслом. «На миг» - и слова комом в горле, потому что их уже некому сказать. «На миг» - и больше никогда...
Отвратительное слово – «никогда», и выговаривается с усилием, твёрдыми слогами: «ни-ког-да». Анна не любила это слово - «ни-ког-да». И великолепно обходилась без него, надо сказать.
Кто бы мог подумать, что ежедневные встречи-прощания у входной двери - результат стихотворных строк, с юности запавших в память...
«...и никого не защитила
Вдали обещанная встреча,
И никого не защитила
Рука, зовущая вдали...»
Она и прощалась: провожая мужа на работу, провожая сына в школу, провожая дочку в магазин... и, как-то незаметно, эта нелепая попытка спугнуть слово «ни-ког-да» стала общей семейной традицией. Когда уходила она – провожал он, когда убегала дочка или сын – выходили оба... не всегда, конечно.
Одноклассники и друзья подросшего сына удивлялись, а Костик им отвечал: «...а у нас всегда так!»
Ещё бы, для него это было привычно; он и сам всегда на минутку бросал свои дела, чтобы проводить или встретить родителей.
Услышав звонко-металлический звон «японского» колокольчика над входной дверью, Аня вышла в прихожую встретить мужа.
- Привет, - приподняла вверх и в стороны испачканные фаршем руки, - как настроение, начальник?
Улыбалась, потому что и так видела, какое оно, настроение: по тому, как он раздевался, как вдохнул запах дома, как откинул рукой волнистую прядь со лба, как улыбнулся в ответ.
- Работаем!
- Привет, пап! – выглянула из комнаты младшая Ленка и, махнув рукой, скрылась за дверью, прихватив с собой вырвавшийся было рваный ритм быстрой музыки.
Аня вернулась на кухню с ещё не ушедшей с лица улыбкой и ощутимой сухостью лёгкого «чмока» на щеке; быстро закончив возню с фаршем, помыла руки и приготовила бутерброды.
Со стороны казалось, что именно Андрей – центр «семейной системы», вокруг которого вращаются жена и дети; и только очень близкие друзья и родные знали, что это было не совсем так; что настоящий «центр» - тихая и спокойная Аня.
- А где наше молодое поколение? – спросил, усаживаясь за стол, Андрей.
- Только что отзвонился, они с друзьями в парке. К половине десятого вернётся.
- С друзьями? Пора бы ему же с девчонками в парках гулять, а не с друзьями... Я в 16 лет уже на свидания бегал!
Анна только улыбнулась: эту тему они уже не раз обговаривали с мужем, которому мечталось, наконец-то, увидеть сына с девочкой - убедиться, что он уже вырос?
Иногда, тайком от неё, он провоцировал сына, громким шёпотом спрашивая: «...ну, ты хоть, с девчонкой идёшь в кино?», а смущённый Костик краснел и вызывающе отвечал: «...с друзьями иду!» Краем уха услышав этот диалог, Анна представила... нет, почувствовала - ту неловкость и смущение, которое испытывал сын; и решила, что надо будет, при случае, поговорить с Андреем.
Значит, сейчас этот «случай» и представился.
- Не торопи естественный ход вещей, - примиряющее сказала она, - однажды появится наш ненаглядный на пороге с неизвестной девицей и скажет: знакомьтесь, это Катя, или - Валя, или - Света...
- И что? – храбрился муж, - и встретим!
- Встретим, встретим... всему своё время. И не дёргай его, пожалуйста.
- Чего это я его дёргаю? – прищурились серые глаза.
- Да слышала я твои вопросы сыну, шептун! – рассмеялась, - понимаешь, таким способом ты только вызовешь у него желание скрыть от нас первые свидания. И тогда уж точно: узнаешь только тогда, когда - приведёт на порог.
- Прямо не жена, а личный психолог! То – не скажи, этого – не сделай... И всё-то ты знаешь, и всё-то понимаешь... Ну, никакой жизни нет!
Аня знала, что муж ворчит «для порядку». Поэтому и смотрела на него с улыбкой, мягко и немного иронично: мол, говори, говори... выговаривайся, родной, а я – послушаю, мне не трудно!
Вечернее время летело быстро: ужин, разучивание заданного в школе стихотворения Заболоцкого с дочкой, телефонные разговоры... Всё чаще она поглядывала на часы: пора бы сыну вернуться.
Когда он позвонил на её сотовый, подумала: «...ключ, наверное, забыл...», весело ответила:
- Внимательно!
- Мам. Я в милиции.
От неожиданности она резко наклонила голову, как от удара; выровняла дыхание, спросила быстро главное – за что он мог туда попасть.
- Драка? Пиво?
- Нет, - потерянно-чужой голос сына заставил крепко сжать зубы, - меня за мат задержали. Сейчас отвезут в отделение.
- Тебя одного задержали?
- Нет, двоих.
- Узнай адрес отделения.
Запоминала адрес, чувствуя, как трясётся в руках телефон и кружится голова от неровно-сильных толчков крови; подняв глаза, увидела напряжённый взгляд мужа.
- Он попал в милицию.
- За что?! – лицо мужа покраснело, по лбу проползли морщины; непослушные волосы вздыблено топорщились от диванной подушки.
Пожала плечами, опустилась на стул; страшные слова никак не могли превратиться в понятные образы, они, эти слова, просто не могли найти место в её сознании... Костя - в милиции?!
- За мат в общественном месте.
Отвечала, чувствуя, как ею одолевает знакомая растерянность и шоковая слабость: «...сейчас, сейчас... ещё немного, и смогу что-нибудь придумать...»
Анна смотрела на мужа с надеждой: он сможет, сейчас он всё сделает, он поможет! Машину надо забрать со стоянки... надо ехать, быстрее ехать!
Как только появилось решение, стало немного легче. Аня выпрямилась:
- Одеваемся. Забирай машину со стоянки и едем.
- И знаешь куда? – где-то в глубине сознания она отметила странные интонации в голосе мужа, но... не сейчас, об этом она подумает позже, надо спешить.
- Улица Титова, в районе вокзала. Господи – за мат!
- Мы никуда не поедем.
- Что?!
Андрей прислонился к косяку двери, перегораживая собой проём; повторил громко и раздельно:
- Мы никуда не едем. Не едем, понимаешь?
Аня молчала, пытаясь понять, что происходит. Костя в милиции, надо вмешаться, помочь... почему Андрей это говорит? Почему – «не едем»?
- А что случилось? – выглянула из-за спины отца Ленка: глаза удивлённые, голова флюгером вертится между родителями, вверх-вниз, вверх-вниз...
- Ничего не случилось, - ответил муж; он даже не посмотрел на дочку, не отпуская взглядом Аню, словно гипнотизировал... «придавливал» взглядом?
- Костя попал в милицию, Лена, - ответила Аня тихо.
- Круто! Его арестовали? А когда отпустят? – глаза заблестели, а любопытствующий «носик в крапинку», кажется, даже стал немного курносее.
- Не знаем, - старалась оставаться спокойной Аня, - пока ещё ничего не знаем... Леночка, погоди, дай нам с папой подумать, а?
- Побудь немного в своей комнате, - негромко попросил Андрей.
Аня проводила взглядом умчавшуюся по коридору дочку и вновь встретила серьёзный взгляд мужа.
- Почему мы «не едем»?
Она напряжённо ждала ответа, пытаясь понять решение мужа.
Разве сейчас время для «воспитательных мер»? С Костей проблем до сих пор не было: ей не приходилось краснеть на родительских собраниях, извиняться перед соседями, ругаться за двойки или за невынесенное мусорное ведро...
Господи, попасть в милицию – за мат? Это, когда матерятся все вокруг – от дворников до телезвёзд?! При мысли о милиции перед глазами услужливо появились кадры из множества телефильмов – «обезьянник», решётка, камера, пьяные мужики, хамство и грубость милиционеров...
И спокойный, домашний мальчик, который подрался-то всего два раза в жизни... причём это были даже не драки, скорее, «поединки» за оспаривание негласного лидерства... Костя - посреди всего ЭТОГО?!
- Почему - мы «не едем»?! – повысила голос она.
- Да, мы НЕ ЕДЕМ! – повысил голос в ответ Андрей.
Ответного крика Аня не ожидала.
Состояние беспомощности, как всегда, вызвало слёзы; они быстро заполнили глаза и, вот первая из них влажно скользнула вниз, по щеке.
Что же, значит, она поедет одна. Костя же там – один! Ему надо помочь, его надо защитить, забрать, увезти домой! Вызвать такси – и ехать. Паспорт надо взять, наверняка понадобится...
Андрей мягко заговорил, присев рядом:
- Пойми: во-первых, нам должны позвонить из отделения, официально. А во-вторых... пусть он побудет там. Пусть посидит в «обезьяннике», пусть его обыщут, пусть он всё это почувствует сам! Почувствует унижение, несвободу, отчаяние... для того, чтобы НИКОГДА больше туда не попадать! Такое – невозможно объяснить, это надо почувствовать. И он должен это понять, понять именно сейчас, когда попал туда из-за пустяка, по недоразумению. Пусть он это поймёт. Сам.
Анна слушала и понимала разумом: муж прав. Она было согласна с ним и... не могла согласиться.
- Хорошо, ждём официального звонка.
- Вот и договорились: ждём. А этого... младшее поколение... выпорю!
Нелепая угроза: Костика никогда не приходилось «пороть» или «отвешивать» подзатыльники, он с младенчества хорошо понимал слова. Анна отвела взгляд в сторону и промолчала.
Анна зашла к дочке, поговорила и объяснила всё, что могла; сказала, что им с папой надо будет уехать ненадолго за братом.
Звонка из милиции всё не было.
Ждать всегда невыносимо... Аня бесцельно бродила по квартире, зачем-то выглядывала в тёмные окна, не выпуская телефонной трубки из рук и с сотовым в кармане.
Андрей сидел у компьютера, раскладывая пасьянс. Голубоватые блики освещали спокойное лицо, и Анне стало страшно: она почти ненавидела мужа в этот момент – как он может? Вот так, спокойно, сидеть и раскладывать пасьянс? А сын в это время...
Опомнившись, решила заварить чай – лучше заняться каким-нибудь делом.
Ополоснула любимый красно-гороховый чайник, насыпала придуманную ею когда-то смесь заварки разных сортов, дождалась клокотания закипевшей воды. Взяла чайник, чтобы передвинуть его ближе к плите, и...
Чайник, словно живой, вырвался из рук и рассыпался осколками по кафелю.
- Не могу больше ждать! Почему они не звонят?!
Сотовый сына не отвечал; механическое повторение фразы «...абонент вне зоны действия сети», раз за разом, доводил до сумасшествия.
- У него телефон отключён, - растерянно подняла глаза на вошедшего в кухню мужа.
- Отобрали, наверное...
- И отключили? Глупость какая-то... и нам не позвонили, что происходит?... Я тебя прошу – поехали!
- Так, машину со стоянки я забрать не смогу: до шести утра её перекрыли другие машины, я же не знал, что она понадобится сегодня...
- Значит, такси? – схватилась вновь за телефонную трубку Аня.
- У «Перекрёстка» поймаем, они там всегда стоят. Одевайся, пойдём.
Ленкин носик вновь замаячил в двери – проводить родителей.
- Позвонили, да? Вы уже едете за Костей?
- Укладывайся спать, Лена, - Аня улыбнулась, чтобы успокоить дочку, - за Костей, конечно.
- Удачи! – махнула рукой и тряхнула бронзовыми короткими кудряшками дочка.
Они не разговаривали между собой, даже сев в такси.
Услышав названный адрес, таксист хмыкнул:
- Знаю, это же милиция? Доедем быстро. За сыном, что ли?
Неутомимый таксист что-то рассказывал, успевая жестикулировать руками, расспрашивал; муж односложно отвечал, сам задавал какие-то вопросы... Анна не слушала, она думала.
Намеренно бросить сына в беде, пусть ненадолго, но – намеренно...
Это – урок? или предательство? Быть жёсткими, чтобы защитить его – правильно ли это?
Но ведь ты уже не раз делала это, возражала она сама себе.
Анна вспомнила растерянные и несчастные глаза маленького сынишки, когда он перевернул на себя кастрюльку, стоящую на краю стола... Ведь она намеренно поставила её так, чтобы малыш смог до неё дотянуться; и одиножды неожиданно окаченный тёплой водой, он научился не переворачивать на себя кипяток...
После того, как потрогал чуть горячую поверхность утюга, которую Аня проверила локтем, прежде чем подставить ему под руку, сынишка научился избегать опасности «горячо». И уже вечером, серьёзно нахмурившись, объяснял вернувшемуся с работы отцу «усвоенный урок», показывая пальчиком на утюг, но не дотрагиваясь до него: «...ичо!»
Но сейчас – другое дело, спорила Анна сама с собой.
Милиция – не кастрюлька и не утюг, сын сейчас в «обезьяннике», он позвонил, он верит в помощь родителей, а мы... мы его бросили. Как котёнка в воду.
- Всего вам хорошего! – оптимистично пожелал таксист, когда они выходили освещённого подъезда милиции.
- Спасибо, - ответил Андрей, а Анна непонимающе оглянулась и чуть не упала, споткнувшись. Хорошо, что Андрей успел подхватить её под руку.
Рядом припарковался светлый «Лексус», из него вышла хорошо одетая немолодая пара. Не задерживаясь, не оглядываясь, они прошли к ступенькам... Не в первый раз?
Анна не могла себя заставить сделать шаг: ей страшно было увидеть сына на казённой скамье или за решёткой, она не могла преодолеть укоренившееся стандартное представление об «обезьяннике», о пьяных криках, побоях и угрозах...
Андрей тоже стоял, немного растерянно осматривался.
- Пойдём, - наконец, тихо сказал он.
- Да, пойдём, - решилась Аня и шагнула вперёд.
Звонок сотового телефона заставил вздрогнуть, торопливо достав его, Аня выдохнула: Костик! И заторопилась:
- Костя, где ты? Почему телефон был отключён?
- Нас отпустили. Составили протокол – и отпустили. Штраф надо будет заплатить, - голос сына звучал неуверенно и слабо.
Аня беспомощно оглядывала улицу:
- Ты рядом с милицией? Где ты?
- Иду к остановке.
- Подожди, мы сейчас у милиции, как тебя найти?
- Вы приехали? – голос просветлел, - я иду к вокзалу!
- Возвращайся назад, мы не на машине, мы идём к тебе навстречу, Костя!
Они почти бежали по ярко освещённой фонарями улице, выбирая взглядом тоненькие подростковые фигуры, движущиеся навстречу: нет, не он, и это – не он...
- Как они могли отпустить его, одного, не дождавшись родителей?
- Они даже не позвонили домой... безалаберность!
- Смотри: кажется, это он? Ты только не ругай его, Андрюш...
- Он. Что теперь ругать-то... Ты на него только посмотри, - тихонько сказал муж.
Костик, сгорбившийся, разом осунувшийся и побледневший, серьёзный... Глаза совсем другие – более взрослые, что ли? Виноватые, глубокие и немного... чужие.
Остановились, разглядывая друг друга.
- С тобой всё в порядке? – спросила Аня.
- Да.
- Что, сынок? Приобщился к взрослой жизни? – смотрел сверху, улыбаясь одними глазами, Андрей.
- Да, - скользнула улыбка по напряжённому лицу.
- Почему у тебя телефон не отвечал?
- Его забирали и отключали. Проверяли номер... не украденный ли...
Аня заглянула в изменившиеся глаза сына:
- Тебя там... не... трогали?
- Нет! Всё очень вежливо и корректно. Да, мам, - быстро и заговорил Костик, - ты не думай, с нами хорошо обращались, правда!
- Как вас задержали-то, матершинники? – Аня улыбалась.
- Ну... мы на карусели катались... вдвоём. На маленькой, детской. И...
- Вы ещё и на детской карусели катались, деточки?! – не выдержал Андрей, и начал громко хохотать.
Аня смеялась тихо, опустив голову и закрывая глаза рукой.
Костик, глядя на них, сначала неуверенно заулыбался. Потом тоже засмеялся – сначала неровно, какими-то толчками, потом - всё громче и увереннее.
Анна сейчас понимала, что Андрей был прав, и она напрасно сердилась на него.
Да, это не утюг и не кастрюлька... Но они поступили правильно, дав сыну возможность проявить самостоятельность. Теперь Костя научился - не дожидаться родительской помощи в любой ситуации, а самому отвечать за свои слова и поступки.
И если он это понял - значит, они его «защитили»...
Ещё Анна думала: как заблуждаются те, кто считает «центром семьи» Андрея. И как ошибаются те, кто считает «центром семьи» её...
Не надо искать «центр семейной системы», это иллюзия.
Есть двое, которые сильны и слабы по-разному. Сила одного – поддерживает слабость другого и наоборот. И тогда – они сильны оба... когда они – вместе.
«...спасение наше друг в друге,
В разломленной надвое вьюге,
В разломленном надвое солнце.
Всё – поровну. Этим спасёмся...»
Удивительно, какое влияние оказывает иногда слово.
Чтобы понять эти строки Евтушенко, записанные девичьим почерком в общей тетради в тёмно-зелёной клеёнчатой обложке, Анне понадобилось немало совместных лет – горя и радостей, болезней и слёз, ссор и раздоров...
Пока они с мужем не смогли понять, как они слабы поодиночке.
И сильны – вместе.