- Но-о-о! Лошадка! Ты, что плетешься еле-еле? Смотри, и погода хорошая, и накормил я тебя хорошо. Давай побыстрее! Нас ведь ждут! - Лукич, старый фельдшер ехал к больной в дальнее поселение и, как всегда, разговаривл со своей лошадкой. Это была его любимица Уля. Дорога длинная, и в дороге часто приходится бывать. С кем еще поговоришь?! Впрочем, разговаривал он не только с Улей, но и с Утей - пятилетним, чистокровным черным лабрадором, подаренным старику соседями сына Николая. Умная собака! И настоящий друг! А сначала брать не хотел. В тот год довелось ему быть в Ленинграде, у сына Николая в гостях. И как раз в то время у соседей собака заболела. Любили они ее, денег на лечение не жалели, да только айболиты ленинградские ничего сделать не могли и, даже, причину болезни не определили. Сказали, что не выживет собака. Услышав об этом, Лукич захотел ее увидеть.
- Ну, что ты, папа? - удивился сын, - ведь ты же не собачий доктор!
- Собачий, не собачий! У нас я один на всю округу. У кого корова заболеет, у кого лошадь, у кого собака - все ко мне обращаются! Нету ж больше никого! Нет ни для людей докторов, ни для животных. Раньше, хоть, после окончания института отрабатывать присылали на один-два года, а сейчас не присылают, а добровольно ехать к нам в Сибирь никто не хочет.
Лукич зашел к соседям и посмотрел на собаку. Лежит она на коврике и смотрит на него своими черными глазами. И так грустно смотрит, что у старого фельдшера сердце сжалось. «Надо помочь» - решил для себя Лукич. Ему и раньше приходилось лечить животных и, особенно, собак. Осмотрел. Собака лежала неподвижно и только, как показалось Лукичу, в грустных глазах ее надежда появилась. «Э-э-э, да ты все понимаешь, - подумал Лукич, - мы люди привыкли считать себя самыми умными, думаем, что собаки ничего не знают и не понимают, а ведь это не так. Сколько раз убеждался, что это не так! Вот и ты, красавица, поняла, что я смогу тебе помочь! Надо все сделать и оправдать твое доверие ко мне!»
- Смотри, у нее глаза ожили, - заметил хозяин собаки, - она ведь никак не реагировала ни на кого.
- Постараюсь помочь, - сказал старый фельдшер после осмотра, - У вас машина есть?
- Машина есть, но куда же ее везти в таком состоянии?
- Меня повезете, не ее! Травку я должен поискать в лесу. Найду, ее счастье, выживет. Это ее состояние от укуса клеща. Трудно лечится современными средствами, а травка может помочь.
Травку старый фельдшер нашел. Долго искал, но нашел. Собака выздоровела. А через год щенят привела. Вот одного и ему подарили. Ну до чего же смышленный! Паспорт у него даже есть! Утимир он там называется, ну а Лукич его по простому, любя, Утей зовет. Часто им путешествовать приходится. К больнице много хуторов закреплено, да и разбросаны они далеко друг от друга. Лошадка Уля везет повозку, а Утя за повозкой бежит. Устанет, в повозку запрыгивает. А к пруду подъедут, так Утя обязательно в воду забежит, поплавает. Сильно воду любит. Да и Лукичу пруды нравятся. Когда есть время, обязательно останавливается, походит по воде или даже искупается. А когда холодно и пруды замерзнут, все равно мимо не проезжал. На ледяной поверхности пруда прорубит несколько лунок, чтобы под лед к рыбам воздух поступал. Местные мужики смеются:
- Зачем тебе это надо, Лукич?
- А как же! Ведь рыбам тоже жить надо!
Лукич любил и понимал природу. Сам, не понимая как, каким-то чутьем мог точно определить какая погода будет вскоре.
- А снега-то сегодня не будет, - бывало скажет, вглядываясь в дымку на небе и поводя носом, словно принюхиваясь к легкому ветерку, - ни сегодня, ни в ближайшие несколько дней. Так мне кажется.
И соседи больше верили его прогнозу, а не обещаниям метеослужбы. А вот сын его, Николай не любил эти места. Как уехал учиться в институт в Ленинград, так там и остался. И возвращаться сюда не думает. Мало того, он и его, Лукича, хочет с собой увезти! А того не понимает, как человек, проживший столько лет в этой красоте, в городе жить будет?! Звонит по телефону, грозится приехать и забрать.
А вот и он. Подъезжая к дому, Лукич увидел вышедшего со двора сына и подумал: «Приехал! Сейчас уговаривать начнет»
Николай помог отцу слезть с повозки и крепко обнял его. Утя радостно завилял хвостом в ожидании, когда и на него обратят внимание.
Через некоторое время они уже сидели в теплой кухне, пили ароматный чай из лесных ягод и разговаривали. Лукич сразу же предупредил сына, что покидать свои места он не собирается.
- Нет, отец, я не буду тебя слушать! И, независимо от того, нравится тебе это или не нравится, я заберу тебя к себе! - Николай был настроен решительно, - Тебе больше нельзя здесь оставаться! Возраст уже не тот! Скоро 78, а ты все в этой глухомане по хуторам к больным на лошаденке ездишь!
- Да, пойми ты, сын, мне же нельзя их бросить! Если бы тут был доктор, разве бы я упрямился?! Давно бы уехал! Но, нет доктора! Нет! Людям-то что делать? - горячился отец.
Они стояли рядом: отец и сын. Оба высокого роста, сероглазые, русоволосые, сразу видно, что родственники. Хотя Николай был гибким и утонченным, а мускулистый и ширококостный Иван Лукич выглядел простовато. Но во всей округе не было человека, который бы не знал, что под грубоватой наружностью старого фельдшера таится острый, проницательный ум и доброе сердце. Его здесь знали все. И он также знал всех.
- Я ведь, в этой глухомане, как ты выразился, с 42-го года живу. Как эвакуировали нас с матерью, твоей бабкой, в годы войны из Ленинграда в эту сибирскую местность, так здесь и живу. Мне тогда не больше 13-ти было. Мать моя лекарь была от Бога! Хотя в Ленинграде санитаркой в больнице работала и образования медицинского не имела. И тут тоже в больницу пошла работать. И санитарка, и уборщица, и медсестра. Все в одном лице. Никого больше не было. Доктор и она. А вскоре и вовсе одна осталась: доктора на фронт отправили. Передал он ей больницу и уехал. Помню, как плакала мать вечерами, как жалко ей было, что мало чем может помочь больным! А люди шли в больницу в надежде на помощь. И вызывали ее в самые разные поселения и в основном в такие, куда только на лошади можно было добраться. Да какой еще был тогда транспорт? Его и не было никакого. Это сейчас и машины и мотоциклы есть, а я, все равно предпочитаю им свою лошаденку. А в те военные годы и лошадку не всегда найти можно было. Ездила мать, по закрепленным за больницей хуторам, в основном, на волах, очень редко ей лошадь в колхозе выделяли. Она и меня брала с собой. Часто к роженицам ее вызывали. Всего раз с доктором пришлось принимать ей роды, а потом - сама. Медикаментов совсем не было, так мать начала собирать и сушить травы, делать отвары, настойки. Бывало, возвращаемся от больного, она останавливается и собирает травы. И меня к этому приучала. Зачастую, она не знала и названий этих растений, но очень хорошо знала, какая трава поможет снять воспаление в груди, избавиться от мучительного кашля, а с какой можно одолеть желтуху.
- Как же она без медицинского образования обходилась? - спросил Николай.
- А вот так и обходилась! Доброе сердце ее сделало врачом. Помню, как привезли молодую женщину с сильной болью в правом боку. Мать сразу определила: острый аппендицит. Надо срочно оперировать. И не сложная операция, а кто делать будет? Доктора нет! Среди беженцев нашли двух медсестер, так они и слушать не хотели. Сказали, что никогда на себя такую ответственность не возьмут. А мать взяла. Я помню, как она разговаривала с родственниками женщины. Она сказала им, что ей приходилось ассистировать хирургу во время операции, но она никогда не делала операцию самостоятельно. Просила их принять решение и учесть, что это единственный шанс спасти больную. Родственники знали, что это не только шанс, но и риск, все же согласились на операцию. И мать сделала ее. А после этого переделала их столько, что и не счесть.
- Отец, я понимаю, как здесь все дорого для тебя, но не могу тебя здесь оставить и очень прошу, собирайся в дорогу, - Николай умоляюще посмотрел на отца.
Делать нечего, надо соглашаться ехать к сыну. Что это будет за жизнь, Лукич представлял.
- Ладно, - сказал он, - поеду с тобой! Буду ждать смерти у тебя на седьмом этаже в четырех стенах.
- Ну, вот и хорошо! - обрадовался сын, - давай собирать вещи.
- Да, что вещи? Вот Улю надо пристроить. Ее с собой не заберешь. Утя с нами поедет!
- Конечно! - согласился Николай, - мы его там на выставки поводим! Небось чемпионом будет. Вон, какой красавец он у тебя!
- Да что ему выставки?! Не заменят они ему простор и свободу, - Лукич направился к двери, - пойду со Степанычем договорюсь, чтобы Улю взял.
- Сколько ты хочешь за нее получить, - спросил Николай.
- Не понял! Что получить? Деньги? Да, чтобы я Улю продал?! Не бывать этому! Я отдам ее соседу, зная, что он человек добрый и любит мою Улю.
Лукич вышел из дома, а Николай стоял у окна и наблюдал, как он выводит со двора свою лошадь. Тяжело ступая и поглаживая ее за гриву, отец переходит дорогу по направлению к Степанычу, доброму соседу и хорошему другу. «Ну, вот и хорошо, - подумал Николай, - надо бы на поезд сегодня успеть» Вдруг он видит, как отец резко останавливается и поворачивается назад. Николай выбежал на улицу.
- Что случилось? Почему ты возвращаешься?
- Рано мне еще помирать! Жить буду! Езжай один, не поеду с тобой!
Больше он не сказал ни слова и весь вечер просидел на диване, в отдаленной комнате, не зажигая свет.
Назавтра Николай уехал. Проводить его собрались у ворот соседи, а Лукич так и сидел в своей комнате, не выходя.
- Что ни говори, - заметил Степаныч после продолжительного удовлетворенного молчания, - старый фельдшер не прогадал, оставшись дома. Здесь жить он будет! А там? Там - доживать!