Теофания первая.
Песнь Урии.
"Мы больше не живы, мы - те, кто спустились в шеол.
Удел наш - забыть, что мы видели ночи и дни.
О, если б Ты только расторг небеса - и сошел!
О, если б коснулся Ты гор - и расселись они!
Мой конь без наездника скачет по хеттской стране,
и если Давид меня предал - то кто не предаст?
И если прощен его грех, кто вспомянет о мне?
Кто снова зажжет свет небес в глубине моих глаз?
Здесь змей - Илуянка, с холодной, как смерть, чешуей.
Мне с ним не сразиться - меча не удержит рука.
Подняться я смог бы и биться - будь только со мной
Твоей колесницы с ковчегом два страшных быка.
Так! Лучше собаке живой, чем убитому льву.
Не петь Тебя мертвым, не славить сходящим во ад
и в этих краях не явиться Лицу Твоему...
Ты - Бог неприступный, Ты - праведен, дивен и свят".
Теофания вторая.
Песнь Давида.
День тот – больше тысяч,
песнь –
выше трона.
Пред рабынями рабов –
до хитона!
Арфы радугой струна
Ноя, Ноя.
Хоровод веди – по два
и по трое.
Бог Израилев, явись
скоро, скоро!
Се – супруг твой,
не стыдись,
о Мелхола!..
Шаг быков, как ход светил –
скор и ровен.
Кто тебя во гробе скрыл,
Хеттский воин?
…Где Ковчег? И – тьма, и – лед,
и – ни шагу…
Стон предсмертный разберет
Ависага.
- Где твои умершие?
- Не воскресли…
Оскудели, кончились
песни, песни.
Теофания третья.
Родословие по Матфею.
Слышишь – стихии стонут
с высей и до глубин?
Здесь осаждает город
яростный сын Навин.
Алая вервь Раавы
брошена сквозь проем,
колос дщери Моава
цел под смертным серпом,
юной лозой Вооза,
ростком в пустынных краях
отрутся Рахили слезы,
уймется Иаковль страх.
Нет, не сыны Энкиду
рвут горизонта круг –
Урии и Давиду
светлый родился Внук.
Теофания четвертая.
Девяносто и девять.
И омоется кровью Давидов иссоп…
Девяносто и девять взирают с высот.
Страшный лик
над потоком склонили быки,
взрыть способные горы
ударом ноги.
Омрачается свет в херувимских очах,
от тоски ослабели суставы в плечах
и колени с хребтами
качнулись на миг –
перед тем,
как трубящий, неистовый крик,
рев, рычанье и вой,
истребляя людей,
ход светил прекратят,
их свергая с путей,
как иссушат моря
лишь ударом крыла
те создания, что с головами орла.
Раскроят они перьями-бритвами твердь,
перед тем, как придет их черед – умереть…
Девяносто и девять взирают с высот –
всякий кедр упадет, как поверженный сноп!
…Колесницу сдержал Обуздателя жест –
девяносто и девять не стронулись с мест.
Теофания пятая.
Исход.
Ветром бурным ворота срывать-
так только Он приходит, спасая,
горы круша
и кедры ломая -
вниз -
к уже не могущим звать,
тем, кто вдали -
позабыт или брошен,
тем, кто вблизи -
и смертельно устал...
Вниз! -
где неслыханно Имя Божие.
В ризе
дивней горного льна,
Он -
сошедший в забвения бездну
и испытавший ее до дна -
древом Креста - не жезлом железным -
Тот же - все Тот же -
едина черта,
йота едина,
Очи - к очам -
Вынесет,
вызволит -
Драхма, -
Овча,-
Чадо, -
Видишь? -
Ладоней Его
начертанье...
Теофания шестая.
Исход.
И ныне – вовек! –
небывало-иное –
слова, расколовшие горы надвое –
- Идем!
Дождем
обновится пустыня сухая,
и мертвая кожа,
и память глухая –
- Идем!
Зрачок – ко зрачку,
и дыханье – к дыханью,
за руку – рука разорвет расставанье –
- Восстань! Отсюда идем!
Теофания седьмая.
Видишь?
Крылья голубки
прорвали навек
окоём.
Слышишь?
Имя Его
призывают вдвоём
и втроём.
Он пролился
росой на траву,
на пустыню дождём,
Он свободен –
Он стал посреде,
прободенный копьём.
Видишь?
Он одолел,
и восшел,
и воссел со Отцом.
Целование мира –
о Нём.
Теофания восьмая.
Всё то, что желали – сталось
Наоборот,
И ветер не пойман в парус,
А в нем живет.
От полночи до полудня -
Наперекрест –
Закаты стремятся утру
Наперерез,
Сжимать материк не стало
Широт кольцо…
Глядятся галактик стаи
В Его лицо,
А ветер воды тревожит,
Силен и тих.
Друзья на Него похожи,
А Он – на них.
______
12.03.2009