После войны мужиков осталось мало. Хромые, однорукие и те нарасхват. А уж если здоровые, красивые, да к тому же ещё весельчаки: поют, танцуют, пляшут или играют на гармошке, то от баб отбою не было. На любом застолье такого кавалера нарасхват.
Жене так и говорили претендентки на постель:
- Неси свой крест, матушка, стойко и терпеливо! В твоём мужике наших погибших на войне - десять процентов. Мы - без мужа всю оставшуюся жизнь. Разойдёшься – тут же подберут и не побрезгуют, да ещё спасибо тебе скажут.
Елизавета Фёдоровна так и терпела пятьдесят лет совместной жизни с гулёной Андреем Степановичем все его выкидоны. Зато вышла замуж за красавца. Положит, бывало, Андрюша свои крепкие руки на плечи, заглянет так ласково в глаза и уже несёт Лизу в постель. Всё была готова за него отдать. Сердце заходилось от счастья и любви к мужу - всё ему прощала. От такой любви и нарожала ему девять красивых да умных детей.
Городок, где они жили, был маленький, все на виду. Но у Андрея Степановича, по словам сплетниц, кроме своих девяти, ещё и на стороне столько же было.
Хозяйство у Сидоровых немаленькое: корова с телёнком да козы и овцы, само собой разумеется, куры - надо прокормить столько ртов. Жена нигде на производстве не работала, через каждые два года опять брюхатая. Однажды порешили на семейном совете продать козу, чтобы купить старшей дочери зимнее пальто. В выходной Андрей Степанович взял козу на верёвку и потащил к шестичасовому поезду. Давно он договорился с одним знакомым по работе, что привезёт ему козу. Коза давала очень много молока.
Жили Сидоровы недалеко от станции. Многие жалели Лизу, зная, каков у неё муж. Однажды прибежала знакомая женщина к Елизавете Фёдоровне:
- Здравствуй, Лизонька, там твой взял два билета до Комёлы, а на кого, если ты дома. -
- Да он же поехал козу продавать, так может на неё,- пошутила Лиза.
- Какую козу? С ним никакой козы не было, - серьёзно ответила соседка.
- Не может быть, наверно, в кустах спрятал, - а сама уже фартук на ходу снимала.
В чём была, в том и побежала Елизавета Фёдоровна к поезду. Увидела свою козу Зорьку, привязанной к столбу прямо на площади перед вокзалом. Зорька блеяла, но хозяйка на неё ноль внимания. Среди людей на вокзале мужа не видно. Все пассажиры рассредоточились вдоль состава.
Билет успела купить до первой станции. Пригородный появился. С тяжёлым сердцем залезла она в первый вагон. Поезд тронулся. Она пошла вдоль состава из вагона в вагон к концу. Сидения тогда в пригородных поездах были, как в электричках, зайдёшь - и всех пассажиров видно. Смеркалось.
Она, ещё никогда не носившая очков, сразу увидела своего неверного на последнем сидении одного из вагонов. Лизавета присела на сидение так, чтобы муж сидел к ней спиной и не видел её. Кровь закипела, ударила в голову, запульсировала у висков, а она вдруг превратилась в разведчицу.
Хотелось узнать побольше, а не сразу идти на скандал. По голосу догадалась, что с ним была его бухгалтер с базы. Она знала её и не раз видела у мужа на работе эту привлекательную женщину. И без того маленькая Елизавета как будто уменьшилась в размере, присела, не оглядывалась, чтобы не обратить на себя внимание.
Боль и досада копились где-то под лопаткой. Она вся дрожала, планируя, как ей поступить дальше. Почему-то подумалось, что красота людей портит - раз красивые, так обязательно гулливые, наверное, от большого внимания окружающих тают…
Но терпению пришёл конец, когда она услышала знакомый смех мужа где-то внизу. Это он, избалованный женщинами, положил голову бухгалтерше на колени. А та перебирала его слегка вьющиеся светлые волосы и приговаривала: «Голуба моя, когда же ты перейдёшь ко мне насовсем?»
Уж больно момент был удобный. Подскочила Елизавета Фёдоровна к ним и давай лупить по лицу обоих, особенно любовницу. Однако она понимала, что глаза нельзя выцарапать, а то отвечать придётся.
Соседи по вагону повскакивали с мест и кричали: «Ай да умница, всыпь им, чтоб другим неповадно было». Её муж выскользнул наконец-то от наносимых его женой ударов, оттолкнул Лизу и вместе со своей бухгалтершей убежал в другой вагон.
Как приехала домой Елизавета Фёдоровна - не помнила, шла, как во сне, всю трясло. Голодную недоеную козу кто-то без неё уже домой привёл. Муж не приходил домой дня три, а потом пришёл, весь потрёпанный, похудевший. Большущий синяк под правым глазом хоть и поблёк немного, но был чётко виден.
Дети подшучивали и посмеивались тихонько, а мать молчала…
Прошло много лет… Андрею Степановичу уже шестьдесят лет стукнуло, поседел весь, охрял немного, а в душе он всё ещё чувствовал себя молодцем, особенно когда пел песни и играл на гармошке. Однажды его племянник пригласил дядю со всей семьёй на свою свадьбу. Гостей было много, приезжих и незнакомых.
Андрей Степанович, как всегда, был тамадой, запевалой и аккомпаниатором. Незнакомая довольно красивая женщина, на вид лет сорок пяти, сидела напротив, хорошо пела и понимающе смотрела на запевалу. Елизавета Фёдоровна не пила и не пела. Она никогда не пробовала спиртного. Петь когда-то любила. Но ей уже надоело подпевать, зная, чем всё это кончится.
Елизавета и две дочери звали отца домой, так как часть гостей уже начинала расходиться. Но Андрей Степанович за воротник уже хорошо заложил, а всё казалось мало. Только в азарт вошёл, ещё песни не все спел.
Да и племянник уговаривал:
- Если, дядя, ты уйдёшь, то и гостям без аккомпаниатора нечего делать. Ночуешь у нас, дом большой, места хватит всем. Тётя Лизавета, не переживай! Пусть поиграет…-
- Да я что? У меня «переживалка» была, да вся кончилась. Пускай поиграет… - злорадно усмехнувшись, ответила племяннику тётка Елизавета.
Её взрослые дочери ушли домой вместе с матерью, а Андрей Степанович остался повеселить оставшихся гостей.
Присутствующие ещё долго танцевали и плясали под гармошку. Потом Андрей Степанович затянул свои любимые старинные романсы. Эти песни никто не знал, кроме его дочек. Да и хор уже не был такой стройный, его ряды поредели.
Все, кто не мог уехать или уйти, устроились ночевать на полу. На кроватях досталось место только избранным. В их числе оказалась и та самая сорокапятилетняя женщина издалека.
Многим не спалось. Среди них и Андрею Степановичу тоже. Он возбудился от своих песен-романсов, хотелось летать, куролесить. Он ждал - ждал, когда все уснут. И дождался. Пошёл сначала во двор лошадь привязать. За ним никто не шёл – видимо, все уже спали.
Во дворе было темно, тихо. На небе ни единой звёздочки – осень, сырость, промозглость. Лишь кобель Дружок, потягиваясь и погромыхивая цепью, подошёл к Андрею Степановичу, обнюхал, но поленился даже поскулить, а может привык, что много знакомых и незнакомых людей перевидал за этот день. «Свой, свой… Дружок! Иди спать! Иди в свою конуру!» - шёпотом произнёс дядя Андрей.
Вернувшись в дом, Андрей Степанович, стал, крадучись, искать кровать той самой Елены Петровны… Кажется, так звали женщину с Урала…
Когда на следующий день Андрей Степанович вернулся домой, его домочадцы чаёвничали. Все дружно расхохотались при виде хозяина дома. Под левым глазом красовался иссиня – чёрный синячище.
Довольная Елизавета Фёдоровна произнесла:
- Ай да баба! Ай да молодец! Наконец – то, хоть одна за меня отомстила! Не всё коту масленица, будет и постный день. Мой синяк за «козу» тебя ничему не научил. Так этот - похлеще моего будет.
С тех пор как отрезало. Никуда не ходил по гостям Андрей Степанович. А если песни пел, то только дома с дочерьми.