Эта юная женщина никак не хотела поверить в неизбежное и тягостное, что происходило с ней за последний год, а потому постаралась забыть, вычеркнуть всё то, что не совпадало с её девичьими представлениями и мечтами, и, как ни странно, легко вернулась к прежней себе, не отягощённая приобретённым опытом...
Никто не мог догадаться о той, другой её жизни, и никто больше не смел посягнуть на неё. Обратное перевоплощение было таким естественным для неё, что сомнений не вызывало. Ни в институте, ни в её ежегодных выездах летом к морю...
Позади остались выяснения позиций заинтересованных сторон, переписка матерей по поводу матримониальных планов с той стороны, когда предполагаемый собственник – «жених» настаивал на длительном законном приобретении временно захваченного объекта, а уехавшая от него очень кстати «невеста» стремилась лишь к свободе – избавлению, безумно обрадовав при этом собственную, не ожидающую такого поворота событий мать...
Итак, год 1965. Лето. Путёвка в пансионат «Лазоревское» под Сочи. В виде поощрения от мамы и её нового - московского уже, наконец, мужа...Наконец все они объединились в маленькой 2-х комнатной квартире в Кузьминках...
Туся обожала путешествия, нисколько не боялась самолётов, - поезд бесил её своей медлительностью и купейным коммунальным непривычным общением...
Впервые – запах моря и роз в аэропорту Адлера...
Впервые – микроавтобус взбирается куда-то высоко-высоко по серпантину к заветному профсоюзному пансионату. Никаких тревог - «где же тут в горах может быть море?», просто наконец счастье и свобода, полное отрешение от всего, что осталось позади...
Вечер, но южные ночи такие внезапные, и дорога быстро темнеет, и в этой тёплой полутьме рафик подъезжает к фонарю перед входом в заветный пансионат...
Воздух. Невероятный, вкусный, чистый, наполняет лёгкие, сердце, душу, и это так прекрасно, что нет никаких суетных мыслей...
И правильно.
Комнату она разделяет с двумя подругами-москвичками, одна из них замужем, тоскливая, другая – совсем наоборот, а потому, видимо, бодрая, и в вечном поиске... Хотя и первая, как выяснилось, не возражает, но тихо, в пассиве, полагаясь на бойкую подругу...
Туся схватывает картинку на лету, - какой там «бином Ньютона»?..., но не строит из себя пугливую лань, потому как девушки совсем обычные, как повсюду, надо лишь быть приветливой, местами забавной, и принимать их по-доброму, не завышая планки...
Утром выясняется, что до моря добраться можно и легко – по двум-трём сотням ступеней вниз... Подумаешь, - «какие наши годы?»
Взобраться обратно под палящим предобеденным солнцем тяжелей, но способ сделать этот физкультурный рывок легким и приятным есть –на выходе с пляжа и до самой лестницы – старушки и старички предлагают свою домашнюю «Изабеллу» стаканчиками - у кого дешевле, у кого подороже, у кого почти уксус с привкусом вина, у кого – вино с привкусом уксуса, - прекрасно всё! Пару 100-гр. стаканчиков перед подъёмом – и взлетаешь птицей...
В один прекрасный день намечается дивное морское путешествие с живой музыкой – оркестром на катере. Девушки уговаривают Тусю, которая прекрасно знает море, и как в нём плавать самостоятельно, но в любых плавсредствах её укачивает до полного безобразия... Но хочется ужасно. И она долго размышляет - анализирует, пытаясь подогнать желаемое к действительности: так, до 16 ты не могла ездить даже в легковой машине без выходов наружу, но сейчас-то можешь – вот даже серпантин осилила!, ещё до того тебя и в поезде укачивало, но это уж совсем где-то позади..., а самолёт – да ты уж года три, как не пользуешься спецпакетами, да у тебя всё прошло,- все эти глупости давно позади, какого чёрта ты дрейфишь? И она соглашается.
Ну кто бы сомневался?...
Полный штиль, прекрасно, солнце светит, ветерок освежает, оркестр на палубе наяривает славное поппури полуджазовое - полуэстрадное, непротивное, приятное и радостное, всё - замечательно...Катер набирает скорость и устремляется в открытое море...
Она не помнит, когда начался шторм. Помнит себя, вцепившуюся в леер, свесившуюся через борт передней палубы, где волны с особой освежающей силой обливают её с головы до ног...
И когда ей больше нечего отдать волнам своего, она начинает чувствовать что-то уже другого порядка, всё ещё находясь в полубессознательном состоянии. С неё снимают часы. «Ну и чёрт с ними, барахло», - смутно понимает Туся..., потом её пытаются оторвать от борта, она молча и тупо сопротивляется, не слыша какое-то время успокоительных слов. Только когда на неё начинают напяливать какой-то чужой, жёсткий, странно пахнущий, но сухой свитер, она нечленораздельно бормочет в ответ – вежливая девочка, – «спасибо, спасибо...»
Вот на этом проблеске сознания - этом «спасибо», Тусю и удалось оторвать от возлюбленного борта, и ей смутно запомнились внушения парня, снявшего с себя свитер и тащившего её внутрь катера – "что во время качки надо быть в середине корабля – любого, там не так качает, а ещё необходимо срочно выпить коньяку, поскольку можно заболеть после этих обливаний и от тошноты помогает...", он куда-то посадил несчастную мокрую Тусю, принёс ей рюмку коньяка, от которого она только молча отпихивалась, всё ещё чувствуя тошноту, но он влил его в её слабо лепечущий рот, и стало ей тепло, но чтоб хорошо – так не очень...
Вскоре катер причалил, и неизвестный Тусин спаситель провёл её по шатким мосткам, по дороге надев на руку её часы, но оставив в своём свитере, и сдал на руки «подругам», стоявшим, как ни в чём не бывало, свеженькими и сухими после морской прогулки, переглядываясь и посмеиваясь...
Вечером втроём девушки отправились на пансионатские танцы, вернее, - вокруг них для начала. Зрелище было малопривлекательным, заходить внутрь проволочной ограды совсем не хотелось, и не только Тусе, но и её соседкам по комнате.
Там для разогрева орудовал массовик-затейник – можно сказать , ди-джей тех времён, только он не музыку подбирал, а всякие развесёло-унылые игры, в коих с охотой участвовали весьма подержанные дамы и господа истинно профсоюзного типа, хорошо принявшие до того на грудь...Картинка гнусная, что и говорить...
А потом, когда массовик своё отработал, вдруг заиграл оркестр, да так знакомо, что девчонки замерли – оркестр оказался тот же, что на катере...
Ух, они оживились! Эти две за то время пути, что Туся провисела над бортом, успели всех разглядеть и даже приглядеть кого-то для себя, а Тусе стали показывать невысокого лысоватого плотного трубача, -« да вот твой-то, чего, не узнаёшь? Хоть свитер ему отдай, что ли...» Туся была разочарована и в то же время обрадована. Никакого такого особого неотразимого обаяния в её спасителе, слава богу, не было. Но лицо было добрым, открытым и славным...Опасности соблазнителя в нём не обнаруживалось, и ей сразу стало легче на душе.
...Он караулил их женскую компанию, когда после Тусиных уговоров все стали плавать поздними вечерами, пережидая бдительные лучи пограничного прожектора..., провожал всех троих, иногда они вдвоём с Тусей гуляли по парку, любуясь огромными яркими звёздами, которые можно увидеть только в горах, рассказывали что-то друг другу...
Ему трудно было сдерживать себя, он пытался её поцеловать, но Тусино «девичество» для него было табу, и отношения остались нежно-дружескими...
...Он поехал провожать её, они обменялись адресами, он беспокоился, что она кашляет, говорил, что морской кашель длится долго...
Потом они обменялись письмами, он продолжал писать, но Туся уже не отвечала,- он быстро исчез из её памяти, как только она попала на третьем курсе в хорошую – свою, наконец, группу, и студенческая жизнь заполнила её существование...
И никогда больше не вспоминала о нём, трубаче из оркестра, - лишь как персонажа забавного эпизода на катере, не более...
Какая она была всё-таки глупая, эта Туся...