Шаг. Два. Три. Четыре…
Снова нырнуть в тень грязной подворотни. Отвести руку с пистолетом чуть в сторону. Еще чуть-чуть. Вот, самое то. Дальше, как учил меня друг, снять с предохранителя и…
Ждать. Рано, еще слишком рано. Три минуты до его выхода из подъезда. Две и пятьдесят девять секунд, пятьдесят восемь, пятьдесят семь…
По щеке стекла ледяная капля пота. Как не вовремя.
А задумывался ли я о том, что будет дальше? После выстрела. А что может быть? Я увижу мертвое тело, еще теплое, с неумело выпущенной пулей в лоб. Кровь. Да-да, кровь. Она будет течь из раны, теплая и чуток вязкая. Не вода же у него течет по венам все-таки. Из дырки в голове первую минуту, может даже, устремится вверх дым.
А зачем? Что мне это даст? Месть, расплата… А дальше? Бегство. От самого себя. От милиции. От знакомых, друзей, родителей. Бегство в неизвестность, обрыв, пропасть.
Дальше! Крах жизни, веры, надежды.
Дальше! дальше! Тьма, холод, одиночество, страх.
Еще дальше!!!
А я не знаю… Не вижу, что будет дальше. Конец? А, может, новое начало?
Слез не будет. Нет-нет! Они уже были там, на кладбище. Где именно? У ее могилы. Такая невзрачная, у окраины кладбища. С деревянным крестом у изголовья. Жаль фотография на ней неудачная. Мы не успели. Она всегда хотела быть улыбающейся. А там грустит.
Две и пятнадцать секунд, четырнадцать, тринадцать….
А могила то невзрачная. У нас не было денег. Второй курс, всего второй курс. Я не заработал. Как же так?..
СПИД. Ну и что? Да, это приговор. Конечно, приговор. Суровый, грозный, роковой. Но ведь еще максимум десять лет! Это не так уж и мало. Это много, если знать, как жить. Если верить, надеяться, любить. Да даже если просто дышать, есть, пить, спать. Ну зачем же так?
Скажите, люди! Зачем выгонять приговоренного человека из дома?! Если эта ваша дочь, мать, сестра. Ваш сын, отец, брат. Не важно! Это же родная кровь, плоть от плоти. Семья – смысл ее жизни, опора во всем. И какого это слышать от родного отца: «Убирайся прочь, грязная шлюха!»? Какого это чувствовать сердцем всхлипы больной матери, видеть влажные глаза брата. Ощущать себя изгнанным из дома. Родного дома.
Две минуты и две секунды, одна, минута…
Но я не бросил. Она бежала по мостовой, рыдала навзрыд, выла раненым дробью охотника волком, который угодит в капкан. Туфли стучали по камню. Вдруг нога подворачивается, и она падает… Падает мне на руки. Жмется всем телом. Закусывая нижнюю губу, плачет. Слезы, слезы, слезы.
Закуриваю сигарету. Последнюю сигарету перед выстрелом из пистолета.
Тридцать три секунды, тридцать две, тридцать одна…
Я ее не бросил, потому что любил. Не из-за внешности, хотя она была прекрасна! Нет. Я любил ее сердцем. Мне не нужно было знать, что она дышит. Я это чувствовал. Душой. Невозможно объяснить, не возможно понять. Нужно лишь испытать. Когда она умерла, я это почувствовал: сердце на мгновение остановилось, пульс участился. В голове пронесся тайфун мыслей, образов: страшных картин, ужасных. Пугающих, заставляющих редко дышать и мерзнуть на солнце.
И сегодня я решил расставить все точки над i.
Десять секунд. Окурок сигареты летит в противоположную стенку, ударяется о нее и падает в темный захламленный угол.
Девять секунд. Дверь нужного подъезда со скрипом отворяется, и ее отец, с бумагами под мышкой и телефоном в руке, спускается по ступеням.
Восемь секунд. Моя рука смахивает холодный пот со лба, а голова повернулась сначала направо, потом налево, чтобы убедиться: рядом кроме нас двоих никого нет.
Семь секунд. Жду. Терпеливо жду в тени подворотни, покусывая нижнюю губу… Как она, когда наткнулась на меня в первый раз. Хорошее место выбрал. С его стороны меня не видно до тех пор, пока не зайти в подворотню.
Шесть секунд. Слух уловил приближающиеся шаги. Он рядом.
Пять секунд. Рука с пистолетом медленно поднялась. Дуло направлено прямо на вход.
Четыре секунды. Это он! Сволочь, которая вышвырнула свое дитя из дома в трудную минуту! Тварь! Целюсь прямо в то место, где должна появиться его голова. Чтоб наверняка.
Три секунды. Вот! Момент настал! Настал? Настал…
Две секунды. Бах!
Выстрел прогремел на весь двор, ведь подворотня имеет хорошую акустику. Жаль. А так хотелось провернуть все тихо и быстро…
Секунда… Ноль…
Я получил то, чего хотел? Пока не знаю. Ее отец жив. Листы, которые он нес подмышкой, разлетелись по всей подворотне.
В последний момент я передумал. Выстрелил себе в висок. Мне всегда казалось, что это не больно. А нет! Последнее, что я запомнил – яркая вспышка острой боли в голове, пронесшаяся за долю мгновения по всему телу.
Вы, наверно, спросите: зачем ты это сделал?
С одной стороны, как бы я дальше жил, убив этого жалкого человека? Убегал, скрывался, прятался… Не думаю, что милиция не нашла бы никаких следов. Такие неумелые убийцы, как я, все время оставляют кучу улик.
А если бы пистолет вообще не выстрелил бы? Такого не могло быть. Я слишком слаб, чтобы жить без нее – я ничтожен, чтоб продолжать жить с кровью на руках.
Оставалось третье. В принципе, что и произошло бы рано или поздно.
Зато теперь я смогу сказать ей то, что пару недель у могилы пытался донести до небес, но не уверен, что они услышали: Вероника, будь моим смыслом…