Спасите Умку

      
    Умка родился звездной ночью. Так получилось. Его
рождение природа-мать отметила  раскатистым треском
во льдах и далекими всполохами Северного сияния
высоко в небе. Было холодно.
    - Мама, - сказал маленький белёк, - а можно я
Умкой буду?
    - Дурачок, Умкой зовут детенышей белых медведей,
ты же тюлень. Правда пока еще маленький и глупенький…
    - А мне нравится это имя, - сказал Умка,
прижавшись к теплому боку заботливой мамы.
    - Ну, хорошо, Умка так Умка, - согласилась
огромная, серая на белом снегу, мама. – Тебя бы в
пору Пятницей назвать, потому что родился в пятницу
да еще тринадцатого! Ой, не к добру это...
    - Успокойся мама, все будет хорошо.
Причин тревожиться не было. Сменив сполохи сияния,
розовым рассветом занималась для бельков тюленей как
Умка, первая заря.
    Но все же уголек тревоги, загоревшись где-то
внутри матери Умки, обещала стать большим
пожаром.
    Первые лучи холодного солнца осветили остров, и
большой припой льда на берегу океана с клокочущей
водой от приплывающих тюленей. Их было как много,
казалось, кипела вода.
    Было очень шумно от крика маленьких бельков и их
мам, которые уже разыскивали их среди сотен
маленьких тюленей сбившихся в «детские садики» от
греха подальше. Белые шубки бельков сливались с
пушистым снегом, и только черные точки несмышленых
носиков выдавали их.
    Умка тоже разглядел свою белую шубу, она также
сверкала в лучах восходящего солнца. Мама Умки сразу
отметила это. И слеза умиления, выкатившись из глаз,
тут же замерзла, и со звоном упала на снег.



    Умка с мамой лежали подальше от основной группы
на взгорке и тихо наблюдали за
шумной возней тюленей на припое, как в
море появилась черная точка и становясь все больше и
больше, принимала очертания корабля и как две лодки
на веслах отделившись чёрной тенью
направились к острову. «Если ученые, то это хорошо, - вяло подумала мама
Умки, и тут же встревожилась наученная горьким
опытом прошлых лет. – А если нет, то плохо, очень
плохо».
    Она была права. Это были браконьеры,
разгоряченные огненной водой, с дубинками и 
баграми.  Высадившись на берег, начали оттеснять
бельков и бить. Били нещадно по головам, чтобы не
портить шубки, и тут же сдирали еще с живых детенышей.
    Вскоре лед стал красным от крови. Небо
раскололась от рева матерей и визга маленьких
бельков. Еще не родившие тюлени пытались спастись в
море, но их отсекали от основной массы. И они, тут
же родив на берегу, обезумевшие бросались в воду,
оставив детенышей на растерзание пьяным мужикам с
окровавленными руками. В глазах, которых сверкали
только деньги – сто рублей штука.
    На ровном как стол льду, спрятаться было негде и
мама оставила Умку, что бы не привлекать внимания.
Умка лежал на льду припорошенным снегом и не знал,
куда спрятать свой предательский, черный как уголь
нос, и тихо плакал. Слезы со звоном
падали на снег, вырастая пред ним небольшой горкой.
    Ждать помощи было неоткуда, и он интуитивно
взмолился к небесам: «Спасите Умку»!