Но вера осталась и надежда живет
Я знаю, что любовь никогда не умрет
Не рождай иллюзии, что все не так уж плохо
И расскажи мне сказку со счастливым концом
Пойду в поход – два ангела вперед.
Один душу спасает, другой тело бережет.
Последний поход – два ангела вперед.
Один душу спасает, другой тело бережет.
Поход.
Чиж и Ко
Сон был глубоким, освежающим, спокойным…
Сон был таким, будто спал он дня два без перерыва. И проснулся сам, не слыша надоедливого пиканья будильника….
Было темно. И тепло. Уютно….
Сергей открыл глаза . Ура! Открыл глаза!
Вытащил руку из-под одеяла, поднес к глазам. Нормальная, человеческая рука. Господи, неужели…
Постарался рассмотреть, что вокруг него…темно. Вернее, сумеречно. Наверное, раннее утро.
На нем – что-то весьма теплое. Похоже на перину. Странно, Елена не держала в доме пуховых подушек и одеял, у нее на пух была жуткая аллергия…
Но вот же она – сопит тихонько рядом. И аллергии не боится…
Сергей повернулся набок, обнял жену одной рукой. Она что-то сонно мурлыкнула, поплотнее завернулась в одеяло, и зябко прижалась поближе к Сергею.
И – странное дело – он ее не почувствовал! На Елене была какая-то одежка, наверное, ночная рубашка, и что самое странное…на Сергее тоже была такая же одежка!
Он лихорадочно сунул руку под одеяло…так и есть! какая-то жуткая хламида обмоталась вокруг его тела, спеленав ноги, как свивальник, мешая двигаться, и не давая возможности добраться до жены!
«Да что за черт!»
«Надо просыпаться. Что-то опять не так…»
Сергей открыл глаза. Было темновато, но он увидел, что над ним, над его лицом, висят какие-то пыльные складки. И по сторонам, слева и справа, такие же складки материи…
«Блин, да я что, мумия египетская???»
«Нет… мумии мертвые, а я вроде жив. Да и рядом Елена – спит, дышит во сне…»
«Господи… а Ленка ли это?»
Он проснулся окончательно. Повернулся к женщине, спавшей рядом. И увидел на подушке прядь светлых волос…
«А Лена была шатенкой, и перекрашиваться бы не стала – не любила она блондинок. Ой-ой-ой… да где же я опять????»
«Спокойно. Главное, у тебя есть руки, ноги, … и все остальное, что полагается иметь мужику. Есть?»
Сунул руку под одеяло...
«Есть!»
«Хоть это радует!»
А в комнате между тем светлело. Сквозь мелкие стеклышки небольшого оконца просачивался неяркий зимний свет. «Почему зимний?» - подумал Сергей, и понял: потому что в комнате было холодно. Очень холодно. Кончик его носа уже давно это чувствовал, да все никак не мог донести это до хозяина. «Вставать или нет? - подумал Сергей. – Никто никуда не гонит… ни на битву, ни на разведку… опять-таки, и кто это тут рядом? жена местная, поди? ну дык…»
И тут в дверь комнаты тихонько постучали. Негромко, но настойчиво. Потом скрипнула дверь, и женский голос позвал:
- Хозяин… проснитесь, хозяин… срочное дело. Пришли к вам!
«Хозяин… хм! Уже неплохо!»
Сергей отбросил одеяло и сел, опустив ноги вниз и нашаривая тапочки. Они были тут же – весьма шикарные: глубокие, на меху и приятно греющие ноги. Распахнул полог над кроватью, встал.
А длинная и плотная ночная рубашка действительно укрывала все тело, от шеи до пят. И слава богу: в комнате стоял такой холод, что выскочи Сергей из теплой постели нагишом, вмиг бы схватил воспаление легких…
Дверь приоткрылась, в комнату тихо вошла какая-то женщина неопределенного возраста с кувшином в руках. Поставила кувшин на туалетный столик, мягкой походкой скользнула к креслу, взяла с него тяжелый халат, подала Сергею.
- Одевайтесь, хозяин, воды умыться я Вам принесла. Завтракать будете или сразу поедете?
- Куда? – машинально спросил Сергей.
- Как куда? Да ведь вы сами мне вчера сказали, что если придут от Миллеров, то будить вас хоть днем, хоть ночью. Видно, Лотта совсем плоха…
«Лотта? Что еще за истинная арийка? И на фиг я ей сдался??»
Удивляясь, он, однако, успел умыться ледяной водой, чувствуя под рукой небритый подбородок. Поскреб его, вопрошающе глянув на женщину, помогавшую ему умываться (служанку, по видимому – подумал он). Та покачала головой – некогда, мол.
«А, да ладно… и так сойдет. Не умрет эта Лотта, кто б она там ни была…»
А служанка уже между тем подавала ему одежду – рубашку, потом штаны странные, пузырями до колен, потом какую-то куртку? камзол? жилет? что-то на завязочках с рукавами, до пояса,… и самое страшное – чулки плотной шерсти, белые! и туфли грубой работы с пряжками…
«И чо? я должен вот эту порнографию надеть???»
«Эх, где мои любимые кроссовки… и джинсы…»
Пришлось, однако, влезать в чулки… брр… и туфли. Ничего не попишешь! По такому холоду Сергей готов был нацепить на себя даже чепчик!
А женщина уже между тем вежливо подергивала Сергея за рукав:
- Быстрее, господин доктор… чемоданчик Ваш внизу, уже в повозке…
«Что???»
«Доктор????»
«Какой из меня доктор, если я от всех болезней знаю одно средство, и то – народное!»
«Эта Лотта, наверное, больная… интересно, чем? я надеюсь, не чумой?»
А ноги уже несли его вниз по крутой полутемной лестнице со скрипучими ступенями…. Может, и не несли бы так быстро, если бы служанка буквально не волочила его за рукав, приговаривая:
- Быстрее, господин доктор, быстрее,… ее отец там, на крыльце, ждет Вас…
Комната внизу была такая же холодная, как и спальня вверху, камин еще не топили – не успели. Да и вообще, все еще спали – только служанка («Марта…» - вспомнил ее имя Сергей), суетилась – подавала ему, господину доктору, тяжелый плащ, подбитый порыжелым мехом, совала в руки непонятно что – шляпу, что-ли? «А, к…, эту шляпу…» - Сергей отбросил в сторону это утеплительное сооружение для головы и вышел на порог.
Уже заметно рассвело, и мелкий снежок сыпался и сыпался из серого неба. Месяц был или декабрь или январь, судя по всему. А вот год…
«Спроси уж лучше – а век?…» - усмехнулся про себя Сергей.
«Тринадцатый? Четырнадцатый? Пятнадцатый? Рыцарей в латах не видно, уже хорошо. Хватит с него пока гномов».
У крыльца стояло что-то на четырех колесах. Надо полагать, Сергей должен в этом ехать?
«Ну, блин,… лимузин к подъезду!» - подумал он.
И поехал.
Петляли они по узким заснеженным улочкам около часа, едва не задевая колесами за каменные стены домов, скользя колесами и лошадиными копытами на обледенелых камнях, проваливаясь в ямы. «И пусть мне хоть кто-то попробует теперь сказать, что у нас, дома, самые плохие дороги!» – остервенело думал Сергей, подскакивая на ухабах и слушая как в его чемоданчике что-то угрожающе позвякивает. Отец Лотты, угрюмый молчаливый мужчина, еще ничего не сказал Сергею. Просто сидел рядом и смотрел куда-то вперед, ничего не говорил, не суетился, не хватал доктора за руки, так что при всей своей неопытности в докторском деле Сергей понял: дело плохо. И стало ему заранее как-то внутренне нехорошо…
И еще хуже ему стало, когда вошел он в низкий домик на окраине этого неизвестного города, и увидел в нижней комнате, у горящего камина, поближе к теплу, Лотту – девчушку лет семи, худенькую, беленькую, дышавшую часто-часто, и со свистом…. Видно было, что каждый вдох дается ей с большим трудом, и тратит она свои последние силенки на то, чтобы пожить еще хотя-бы чуть-чуть…
Рядом на низкой скамеечке сидела молодая женщина с усталым исплаканным лицом – держала на руках младенца, баюкала его непрерывно, хотя тот, похоже, давно уже спал…. Равнодушно взглянула на Сергея, потом на мужа и сказала:
- Привези и священника, Ганс…
Тот послушно закивал головой, повернулся к выходу, потом опять обернулся к Сергею.
- Господин доктор, с полуночи ей хуже стало! Вы велели Вас звать, если что,… ради Бога! Помогите моей дочке!
Потом склонился к девочке и сказал: «Доктор здесь, моя обезьянка…»
Сергея затрясло…. Когда Нюрка, его Нюрка, бывало, расшалиться, он ее тоже называл «моя обезьянка»…
Отец ушел. Мать девочки все так же сидела, глядя перед собой в одну точку. Проснулся и запищал младенец, и женщина поднялась вместе с ним куда-то наверх. А Сергей сидел возле девочки, гладил ее по голове и бессильно думал:
«И что теперь? Вот он, я, дитя научно-технического прогресса,… дитя двадцатого века,… и толку-то с моей образованности? Ну, чем? Чем я ей могу помочь? Вызвать скорую? Вколоть препарат группы пенициллинов? Срочно оперировать? Даже жар сбить нечем! Без аспирина! А ведь она вся горит!»
И мог лишь непрерывно менять на лбу у девочки мокрые тяпки, чтобы хоть немного убавить жар…
А Лотта вдруг затряслась вся, судороги пошли по всему телу… «Жар убивает ее! – понял Сергей. – Надо срочно охладить тело!!»
Он подхватил ребенка на руки и выскочил за дверь. Снега было достаточно, особенно у стены дома – целый сугроб. В него-то и опустил девочку Сергей, растирая снегом ее лицо, руки и видя, как мгновенно тают снежные комья, прикоснувшись к телу Лотты… Судороги прекратились, и малышка даже вроде бы вздохнула спокойнее…. И, похоже, пыталась открыть глаза,… да так и не смогла. Обмякла, замерла на руках у Сергея, еще дышала, но он понял – скоро конец…
Сзади раздались шаги, кто-то в долгополом черном одеянии молча отстранил его от девочки. Высокий старик, наверное, священник, прошипел Сергею – «уйди, адово отродье, дай ее душе спокойно отойти!». И унес девочку обратно в дом…
А Сергей так и остался сидеть на снегу, не замечая холода, слыша лишь доносившиеся из дома глухие рыдания. Потом встал и тупо пошел куда-то в серую снежную круговерть. Ничего больше не хотелось. Ни есть, ни пить… курить зверски хотелось, но он уже понял, что здесь об этом лучше не заикаться. Сколько ему еще предстоит болтаться в мирах, каждый раз просыпаясь неизвестно кем или чем? И за что ему это? Ведь жил, как все, никого особо не обижал, не убивал, не крал, не прелюбодействовал,… почти…. Это что, какой-то жуткий эксперимент? А если в следующий раз он будет бессильно наблюдать смерть своего ребенка???
Снег пошел сильнее, спрятав мир вокруг Сергея, так, что он даже не мог теперь понять – где же город, где дома, где люди и теплые камины, и постели с пуховыми перинами… Рядом было лишь что-то, похожее на дерево – стояло себе посреди метели, как столб, подпирающий небо. К нему-то и привалился устало Сергей, подумав: «отдохну чуток, и надо выбираться…»
И тут же начал дремать. Проскользнула было в мозгу старая шутка: «не спи, замерзнешь!», да и ушла куда-то. А Сергей погружался в дремоту, уже не чувствуя закоченевших рук и ног. Как-то стало вдруг тепло, спокойно… «умру и ладно, - подумал он, - надоело все…»