5.
- Боб, у меня дурное предчувствие.
Борис чуть не бежал и я его понимал. За пазухой у него – добела раскалённая плёнка.
- Что так?
- Думаю, нам светит бессонная ночь.
- Ну и… ты что, спать хочешь?
- Да нет. Просто иди отмечаться в редакцию сам, а я вон на том углу в живописном шинке пивка закажу.
- Так и я не против. Сейчас покажусь редактору и пойдём. Вместе, зачем нам расходиться? Я уже притерпелся к тебе! Только не в шинок пойдём, а на хату. Есть тут одна знакомая. Пива возьмём с собой. Да и пожрать.
- Я после тех вареников теперь два дня есть не захочу. Нельзя мне с тобой в редакцию.
Теперь я притормозил и Борису пришлось поневоле остановиться:
- Так, что ещё надумала глубинная разведка?
- Глубинка не при чём. А вот Валентина Петровна…
- Твоя мама?
- Наверняка подкарауливает нас в редакции и умирает от любопытства.
Борис вынужден согласиться:
- Ладно, я быстро.
«Быстро» - оказалось больше часа. Как ни экономно я цедил янтарный напиток, а две кружки пива разместились между варениками прежде, чем на входе возникла «моя» фигура. Борис был взбудоражен:
- У-фф! Надо было взять в напарники не тебя, а Валентину Петровну!
- Ты и не догадываешься, как прав. В 1946 году она принимала участие в разборе архивов сигуранцы*. Выявила историю подпольной организации Кузьмы Галкина в оккупированном Хотине. По её материалам известный писатель написал роман о подпольщиках Буковины*.
- Редактор нервничает. Звонили из «Правды Украины».
Ну, это понятно. Я задал вертевшийся на языке вопрос:
- Слушай, а почему ты так быстро слинял от Оксаны?
Он достал носовой платок, помял нос, потом ответил:
- Сложная женщина. Вызвала ту, служанку, Галину Ивановну, попросила принести плёнку. Не приказала, а – уговаривала!
- Ладно, там разберёмся не сразу, если разберёмся. Что делаем сейчас?
- Минутку!
Борис подозвал девушку, спросил, кивая на меня:
- Сколько кружек он выдул?
Девушка покраснела, замялась, не зная, что ответить:
- А ты спроси у него, сам признается!
Ну да, они тут все знают друг друга.
- Неси и мне столько же!
- Лучше скажи, как проводим вечер?
- Дружище! Сегодня я демонстрирую тебе глубочайшее доверие, можно сказать – отдаюсь!
- А если точнее?
- Проведём вечер в комнате свиданий. Вот только до семи вечера хата занята!
- Ладно, Эзоп, я подожду.
- То-то же. Глотай теперь слюнки. Нечего было без меня наливаться!
- А что, сидеть, как в зале ожидания?
* * * * *
«Хатой» оказалась явочная квартира КГБ. Сразу оговорюсь – это мой термин. На самом деле - своего рода гостиница. Приезжавшие в командировку сотрудники этой организации пользовались адресом, чтобы оставить вещи, переночевать, лишний раз не светиться, или для встреч. Женщину, которая в этом жилье убирала, хранила от него ключи, и жила в пяти минутах ходьбы, могли привлечь поухаживать за гостями, или, наоборот, не показываться на глаза. Она же следила за тем, чтобы холодильник не пустовал, а техника была в рабочем состоянии. Возле телевизора – программа передач. На журнальном столике - свежие центральные и местная газеты. Магнитофон заправлен чистой плёнкой, а микрофоны подключены. В комнате было два телефонных аппарата: общегородской и прямой – с квартирой "хозяйки". Ну и прочее – чистые постели, шторы на окнах, политы комнатные растения и цветы, на всей мебели – ни пылинки.
Адрес этой «хаты» был известен всем сотрудникам местной газеты и многие побывали в ней, если предстояло осветить в газете какой-то материал, имеющий отношение к озабоченности КГБ.
Не исключено, что были и другие подобные «явки». Поскольку городок сравнительно небольшой, а Борис – журналист, которому по должности положено быть «пронырой», то он мог знать и другие адреса. Однако, понимая, с кем, или – с чем, он имеет дело, то о своей осведомленности он не распространялся – себе дороже.
В тот день Борис созвонился с хозяйкой, и этого было достаточно: с семи часов вечера до десяти часов утра «хата» была в нашем распоряжении.
Признаюсь, в те вечер и ночь я увидел и услышал блестящие подтверждения понятия «немецкая педантичность».
* * * * *
На плёнке были три голоса, - один мужской и два женских. Мужской голос в начале плёнки говорил по-немецки и сам давал перевод на русский язык. В дальнейшем мужской голос всё реже говорил по-русски, и минут через десять стал говорить только на немецком языке. Каждая фраза повторялась женским голосом по-русски.Женские голоса, отличавшиеся тональностью, сменяли и дополняли друг дружку. Отдельные фразы повторялись то одним женским голосом, то другим. Женские голоса принадлежали Оксане Андреевне и её прислуге Галине Ивановне. В этом у нас с Борисом не было никаких сомнений.
Хотя запись начиналась с немецкого языка, привожу перевод первых фраз почти точно. Не запомнились только числа:
«Я, Петер фон Брох-Целлер, 1914 года рождения, бывший с октября 1941 по январь 1944 года директором и совладельцем Я-шевского сахарного завода, произвожу эту запись на магнитофоне фирмы «Телефункен» модификация №…, на плёнке «АГФА-ФИЛЬМ» выпуска 1974 года, полива №… с метровыми отметками в начале записи … в конце записи …., при скорости движения ленты 4,5 миллиметра в секунду».
Борис нажал кнопку останова.
- Зачем это?
Я думаю, он и сам сообразил, но говорю:
- Петер этим подчёркивает, что берёт на себя ответственность за достоверность информации и таким образом как бы документирует её.
«… В течение этого года я умру. Сейчас у меня частично парализована левая рука. Так как я левша, то всё, что я должен сообщить, будет на этой плёнке. Все имена, которые я назову – подлинные. Имена, в которых я сомневаюсь, я называть не буду. Имена некоторых подпольщиков мне стали известны после войны от моей жены и связной с советской разведкой - Оксаны фон Брох-Целлер, и от мой связной с народными партизанами*, действовавшими в районеТернополь-Дрогобыч, - Галины Ивановны Дорошенко. Многие имена лиц, активно сотрудничавших с гестапо, я узнал от руководителя гестапо в поселке Я-шков гауптштурмфюрера СС Алоиза Штрюмпфеля, с которым мы были знакомы с детства и который мне доверял. Несмотря на это, я намерен каждое такое имя сопровождать ссылкой на этот источник.
Раздел первый. Обстоятельства моего назначения директором Я-шевского сахарного завода. 26-го августа 1941 года мой брат Унтерштурмфюрер СС (SS Untersturmfuehrer) Фридрих фон Брох-Целлер, приобрёл акции компании… занимавшейся восстановлением и строительством производств пищевой промышленности на оккупированных территориях Польши и Украины. Часть этих акций были оформлены на моё имя…»
* * * * *
К четырём часам утра мы «прошли» половину плёнки. И лишь потому, что в десятках мест, где упоминались имена предателей и подпольщиков, Борис прокручивал эти фрагменты по пять-шесть раз, как бы стараясь то ли лучше их разобрать, то ли запомнить.
Около четырёх часов Борис занялся кухней – заварил чай, нарезал булку и колбасу. Пока мы перекусывали, Борис молчал, решая какую-то задачу. Наконец, изрёк:
- В печку бы её!
Я удивился:
- Ты что – очумел? Тут целый пласт истории. Ты пойми, подполье – было! Не то, липовое, что…
Но Борис меня перебил:
- Замолчи, Стас! Ты – приезжий, и все эти фамилии слышишь впервые! А ты не задумался, почему эти борцы с оккупантами сами о себе после войны не заявили? Так я тебе скажу почему. Хотели жить! И те, кто здесь названы, как сотрудники гестапо… ох, Стас, тут есть фамилии, лучше бы я их не слышал!
Я растерялся. Это было немыслимо – утаить такой материал.
- Да тут на десяток диссертаций!
- Стас, тут на десяток… Ладно, будем решать на свежую голову. Скажу одно: в Афгане ты подвергался меньшей опасности, чем в ту минуту, когда включил вот этот магнитофон. И если что – эта твоя форма тебя не спасёт.
- А ты?
- А как ты думаешь?
- Я думаю, что при таком раскладе – не меньшей.
- Правильно думаешь! Ведь тут почти все имена – так или иначе лично мне известные. А некоторые – всей Украине. Не забывай, я тут мотаюсь давно, я – здешний и никуда надолго не уезжал. Ну, армия, институт – не в счет!
И всё же мы решили законспектировать весь материал с этой плёнки. Хорошо бы – распечатать. Но сначала надо найти другое место, где прослушать плёнку до конца.
Я понял, что продолжать работу с этой плёнкой Борису придётся без меня – мой отпуск заканчивался. Да и «Правда Украины» торопила. И я предложил:
- Давай разделим задачу на две. Первая, - ещё один визит в Я-шков, подробности возвращения Оксаны на родину и статья. Вторая – плёнка. Там наверняка будут относительно безопасные пути.
Борис только пожал плечами. Но, подумав, согласился с первым пунктом:
- На статью время истекает. Тут ты прав.
Он остался поспать на «хате» и дождаться хозяйки, а я ушел домой. Спать хотелось, да и мама, наверняка, не спала.
Меня она встретила словами:
- Ну что – влипли?
И что это было – подсказка материнского сердца, или интуиция человека с большим опытом жизни в советской действительности… кто знает!
*). Сигуранца – контрразведка королевской Румынии.
*). В. Петльованый, «Хотинцы»
*). Так называли стихийных партизан, не имевших связи с Москвой, и в послевоенное время причисленных к УПА, хотя и с бендеровцами у них связи тоже не было. Эти имена в лучшем случае замалчивались…
Продолжение http://www.proza.ru/2009/03/15/458