Из готовящейся к изданию книги
«ОЧЕРКИ ДЕРЖАВНОГО ЛИХОЛЕТЬЯ»
…возвращаясь домой, они увидели три
корзины, в которых люди несли в Кламар
тела трех юношей, слишком громко
произнесших слово свобода…
Альфред де Мюссе. Исповедь сына века, 1836
Этим эпиграфом я хочу предварить публикацию отдельных глав вышеназванных «Очерков…» - хроникального сборника политико-публицистических и жанровых эссе, написанных мною в течение последней четверти века. Многие входящие в сборник тексты публиковались – зачастую с некоторыми сокращениями – на страницах российской, а также русскоязычной зарубежной (США, ФРГ) малотиражной прессы.
РУССКАЯ РУЛЕТКА: «ВАШЕ СЛОВО, ТОВАРИЩ МАУЗЕР?»
[Февраль-2002]
Избравший профессию врача произносит (прежде чем взвалить на себя сей крест) клятву Гиппократа. Быть родителем - тоже профессия и тоже крест. Безо всяких, впрочем, дипломов, публичных зароков. Спросите любую мать, в чем первейший ее долг, - ответит не задумываясь: беречь здоровье ребенка, охранять его безопасность, его жизнь. Просто и убедительно. Слегка преображенный инстинкт самосохранения: в лице младенца высвечивается двуединое родительское «Я». Не беда, что кому-то из начинающих пап и мам - они ведь и сами только-только распростились с детством - пока еще не совсем ясны их новые обязанности (их святая миссия, как выражаются те, кто настроен на высокий лад); зато уж бабушки и дедушки знают эту премудрость назубок…
Пуля в материнское сердце
Когда я учился во втором классе, один мой соученик застрелил из пистолета родную мать. У них в комнате снимал койку армейский офицер, вот мальчугана и притянула чудо-игрушка из его кобуры. Не могу сказать, что меня потрясла эта трагедия. В таком возрасте мы слабо откликаемся на то, что не коснулось нас самих. И тем не менее, опыты детства ввинчиваются в нас, словно это не штришки памяти, а генетическая нарезка. Случай этот в глубине сознания отложился у меня на всю жизнь. С тех пор, слава Богу, я не был свидетелем чего-либо подобного; но, наблюдая за всем тем, что сопряжено в нашей мирной жизни с оружием (холодным ли, огнестрельным - без разницы), я пришел постепенно к мнению, не скрою, вполне безотрадному.
Да, случается, пусть очень и очень редко: ребенок, иной раз и великовозрастный, убивает родную мать. Или отца. Как правило, ненароком. Или, скажем, будучи не в своем уме. Между тем, не отдельные единицы, а тысячи, десятки тысячи детей - не замечая и вовсе не желая этого - убивают своих родителей. Нет, они не кидаются на своих “предков” с ножом, не берут их на мушку: убивают иными, куда более изощренными способами. Чаще всего это сердечные, душевные пытки, растянутые на годы и годы. Но настоящее оружие при этом, хоть и не прямиком, все-таки играет свою убийственную роль.
Сегодня “стволов” в России (как и повсюду) - хоть завались. Ну, про бесчисленные охранные структуры можно и не поминать. Сонмище бандитских гнездовий тоже оставим пока что без внимания. Ведь и просто среди населения, в молодежной среде - разномастные “волыны” да “пушки” давно уж не редкость. И вот что происходит. Достаточно кому-то из подростков сойтись с компанией, где водятся подобные бирюльки, или же самому обзавестись чем-то таким самопальным - тут начинается неизбежно череда всевозможных стрессов, рисковых коллизий, а там уж и... Родители очень скоро начинают прозревать: где-то рядышком с их чадом вращается заколдованный круг неких непрозрачных “бизнес-затей”, полукриминальных “проектов”. И, в прямой связке с этим кругом, - лихорадочная карусель “красивой жизни”. А сквозь всё это маячит силуэт неразлучной троицы - деньги, наркота, оружие. Как тут папам-мамам не припомнить обращенное к ним “исповедально-хулиганское” словечко Есенина: "Вы ль за меня сердцем не индевели?" И каково им выстоять в этой ситуации?
Многие родители терзают сами себя и друг друга упреками, обвинениями: не так растили, избаловали, где-то перегнули палку, не уберегли. Грешат на детские игрушки - нельзя, мол, увлекаться с малолетства всеми этими трескуче-блескучими автоматами-пулеметами. И телевидению, понятное дело, достается на орехи - всех нас одолел, а детей и вовсе взбесил, дурманный чад боевиков, триллеров. Но, по-моему, всё обстоит много хитрей, глубже.
Если кто спросит, почему меня так волнует тема оружия, отвечу: не знаю. Страшный отпечаток в моей судьбе оставила война с Гитлером. Перебила почти всех родственников, близких и дальних. Мужчин - на фронте, в их числе мой 35-летний отец. Женщин и стариков - в разных городах и местечках оккупированной Украины. У мамы моей война отняла здоровье, на много-много лет впрягла в лямку инвалидности... Есть, пожалуй, в моем неравнодушии к оружию еще один корешок. В незапамятную пору, дошкольником, я тоже - играючи - совершил смертоубийство. У нас во дворе скакал, резвился серый воробушек, купался - то в пыли, то в лужице, встряхивался. А я в него камушком. Тоже сделал “меткий выстрел”. Птенчик был еще жив, головка не совсем свисла, весь тепленький. Я бережно держал его в ладошке, заглядывал ему в невеселые глазки, молча умолял их не гаснуть. Раскачивал его, как баюкают в колыбельке младенцев. Их при этом уговаривают заснуть, я же, наоборот, внушал пташечке побыть со мной еще хоть капельку. Эта историйка - с “оружием пролетариата” - вошла в меня навсегда...
“Я первая ласточка...”
Давным-давно кончилась война с Гитлером, я учился в школе, потом в техникуме, вдруг случилась серьезная болезнь, нетрудоспособность, в конце концов обошлось, я закончил университет, работал там да сям. И, сдается мне, даже и не вспоминал (или боялся вспомнить) моего воробушка. Шаг за шагом подкрадывались к нам новые времена, но страна и народонаселение всё еще тешились (как бы) своим пионерским счастливым детством в коротких штанишках. Стоило симпатяге-актеру в замечательной комедии произнести со всхлипом: “Птичку жалко” - десятки миллионов зрителей так и покатились со смеху. И я, конечно, со всеми заодно. До сих пор потешаемся над теми, кому жалко птичку, зеленую старушку-планету, самих себя.
Десятилетиями, с азартом и безотчетным юмором, пыжились мы “сказку сделать
былью”, притом не без лихости изощряя-множа свои ребячьи потешки: «Раз-два-три-четыре-пять, вышел зайчик погулять. Вдруг охотник выбегает, прямо в зайчика стреляет. Пиф-паф, ой-ой-ой, умирает зайчик мой...»
Лет пять-шесть назад у нас в белокаменной проходил суд над юным “революционным анархистом”. Наивный небесталанный циник, романтичный убийца “поневоле”. Его речь в прениях сторон записана у меня почти дословно. Рискну привести ее здесь - по-моему, она стоит того. Хотя в преизбытке тут навороты черного юмора, шокирующей брани, натуралистики.
- Неуважаемый суд! Свою защиту я беру на себя. Во время нашей акции протеста какая-то сволочь распорядилась пресечь ее радикальными средствами, на нас напустили омоновцев. Один из этих горилл огрел меня резиновой палкой по уху и по спине. У него было извращенное понятие о порядке и справедливости. Я на голову ниже его, на 20-30 кг легче, курю и пью водку, люблю не махать дубинкой, а читать Кортасара и Пруста, так что наш поединок был неравен с самого начала. Но я никому не позволю безнаказанно меня пинать, будь то отдельный дебил или целое государство. Вот тут я и достал из кармана маленькую железную штучку, которую припас для таких случаев, угрожающих моей жизни и здоровью. У вас она проходит под именем пистолета Макарова. Когда фараон увидел направленный на него ствол, он, бедняга, подумал, что это газовый шпалер, и быстренько прикрыл свои голубенькие глазки, затаил дыхание - так вас учат реагировать на газ. Я нажал на спуск, вылетела пуля - концентрация моей ярости, боли и стыда. Пуля знала свое дело туго: прошла легко и грациозно все его глазные причиндалы, размолотила половину мозга и, наконец, вышибла затылочную кость. Когда я пытался объяснить всё это геморроидальной обезьяне следователю, тот давай мне плести что-то про превышение необходимой обороны. Но когда вас, господа, кусает комар, вы же не пытаетесь укусить его в ответ, а мочите падлу со всей пролетарской ненавистью. Знаю, вы меня убьете, но поверьте: я вернусь к вам снова. Я первая ласточка. Когда мои братья во идее будут мочить обнаглевших ментов и прочую властную шушеру, знайте: это я достаю вас с того света... Я всё сказал...
Такое вот самозащитно-обвинительное шоу. Самая, на мой взгляд, коварная гремучая смесь: романтика боя вкупе с “идейным”, “революционным” дурманом. И ведь кто-то окуривает мальчиков этим зельем. Но дело не только в зелье. И не в том, что у подрастающих нет “достойной цели в жизни”, нет навыка и тяги к “серьезной кропотливой работе”. Не стану здесь с умным видом разводить турусы на колесах, выявляя “истинные причины и корни”. Коснусь лишь одной грани. Есть такое понятие: мужские игры. У нас в России это уже не понятие, а явление, да еще какое! Бесшабашность и, как теперь выражаются, безбашенность; жажда риска, непременно смертельного, и всегдашняя готовность бросить вызов всему и вся - так это ярко и яростно, так заразительно для наших взрослеющих сыновей. И не зря это мощное, вгоняющее в трепет явление разошлось ныне по всему миру под кличкой «Русская рулетка».
А в качестве фона, на котором развертываются эти игры и бушуют эти страсти, пульсирует “цивилизация обладания”, воцарившаяся, по мнению ряда ученых, в современном мире. Можно, конечно, принимать и не принимать эту трактовку, но факты - упрямая вещь. Мы хотим как можно больше “иметь”: денег и вещей, знаний и впечатляющего опыта. Растет число энтузиастов, жаждущих обладать не только тем, что принадлежит им по праву, но и чужим: имуществом, телом, сознанием, судьбами. Их непогрешимый кумир - сила оружия. Тем паче что оружие - не только сила.
Воплощенный гений, неотразимая красота, экстаз, всем игрушкам игрушка - вот что такое для них оружие. Похоже на то, будто выстрел побеждает пространство, обгоняет время, а может и остановить его. Этот выплеск огня способен пресечь и радость и горе. В зрачке пистолета, как в фокусе, сошлись “рукотворное чудо” и “чудовищное обаяние”, граничащие со “всевластной магией”: с точки зрения, напомню, тех энтузиастов. Они пребывают в иллюзии, будто, вооружась до зубов, не только добудешь чего твоей душе угодно, но и решишь любую задачу, разрубишь самый тугой узел. Владеющий оружием - якобы законотворец, вершитель правосудия, исполнитель приговора в одном лице. И стоит ли удивляться, что сегодня всё чаще, особенно в России (судя по отдельным откровениям), женщины, ждущие своего первенца, хотят и надеются, чтобы это была девочка? И с каждым последующим ожиданием - то же самое. Хотя “в свободное от зачатий время” супруги мечтают, конечно же, и о мальчиках. О них, быть может, в первую очередь...
Чуть не вся порция досталась сыну
К середине 1990-х годов, когда Россию застиг врасплох шквал преступности, причем львиную долю составили разбойные нападения, грабежи, убийства, в том числе совершаемые с особой жестокостью, - тогда остро и насущно всплыл вопрос: не пора ли дать право нашим гражданам, “во имя личной и общественной безопасности”, на самый решительный отпор? Проще говоря: узаконить применение оружия в целях обороны, обеспечить возможность легально его приобретать, хранить, носить. В пользу этого было выдвинуто множество доводов. Взять хотя бы самый заурядный эпизод. В один из столичных коммерческих офисов ворвались незваные гости, требуют 50000 “зеленых”. Для пущего внушения пальнули из револьвера в потолок. В этот момент кто-то из клиентов (посетителей офиса) успел выхватить свою “железную штучку”. Один налетчик получил пулю в грудь. Прибывшая вскоре милицейская группа не застала ни нападавших, ни того, кто встретил их столь неприветливо. Если бы он не “смылся” вслед за гангстерами, его ожидало бы суровое наказание - за незаконное владение оружием. Отсюда лозунг: даешь населению полноправную самооборону!
Но были и контраргументы. Так, если вернуться к случаю в том офисе... Ну, нашелся один смелый, ловкий и меткий стрелок. Грабители же, напротив, попались лопухи. Нападение чудиком удалось отразить. А что потом? Те же гости могут вновь нагрянуть в эту точку, на сей раз не ради одних “зелененьких”. Будут расплачиваться за “коллегу”. У них наверняка заговорят теперь тараторки-автоматы, без предупреждения и уж, само собой, не в потолок.
А вот другой пример, сравнительно безобидный. Как-то летом, в знойный денек, один мой приятель, художник-искусствовед, стоял в очереди за бочковым пивом (тогда еще такой розлив и эти очереди были в порядке вещей). С ним был сын, пять минут как школу закончил. Солнышко жгло всё злей, а очередь ну ни с места: к “шинкарке” сбоку подходят те, кому стоять “некогда”, подходят один за одним. Сын поддел отца локтем и выдвинул из кармана своей рубашки баллончик: вот, мол, что требуется, чтоб навести порядок. Надо сказать, мой художник вспыльчив как порох. Зажав в руке сыновний сувенир, без церемоний растолкал гурьбу вокруг пенистого крана. Дальнейшее - будто во сне. Четверо или пятеро обступили его. Сын выкрикнул: “Не троньте, гады ползучие!” Те кинулись к “сопляку”. И тут, не помня себя, отец прыснул газом. Чуть не вся порция досталась сыну. Пришлось спасаться бегством. Сын бежал вслепую, обеими руками втираясь в глаза. Отец буксировал его за рубаху. Сгоряча пустился напрямик к дому, так что погоня могла засечь, куда они успели нырнуть. С глазами у сына ничего страшного, но долго еще жена день и ночь была в дрожи и мороке, ожидая засады, поджога, взрывчатки.
Мы, дилетанты-обыватели, склонны доверять доброхотам, внушающим нам: дескать, заполучив оружие - разумеется, огнестрельное, - каждый может обезопасить себя и близких, свой дом. Но ведь более чем очевидно: всё обстоит ровным счетом наоборот. Став обладателем оружия, ты вступаешь как раз в зону повышенного риска. Злоумышленник, зная заведомо, что и сам он рискует жизнью, будет действовать против тебя так стремительно, так беспощадно, чтоб исключить всякую вероятность сопротивления. Плюс такой фактор: тебе мерещится, будто ты владеешь оружием, а фактически оно овладевает тобой. Весь твой настрой, внимание, воля закручиваются и пляшут вокруг этого причудливого существа. Сам того не ведая, ты устремлен к одному: как можно скорей “оправдать” свое приобретение, пустить его в ход. Ты занят своей будничной работой, печешься о делах семейных, играешь с детьми, а сам только и ищешь повод. И, не находя, творишь его в конце концов сам...
Еще очень важная деталь. Владеть оружием - вовсе не значит УМЕТЬ им владеть. Даже пройдя курс обучения и практику стрельбы по мишеням, не всякий, далеко не всякий может быть приспособлен к этой сноровке. И вообще: любительский гонор просто смешон и жалок в позе противостояния матерым ухваткам. В критический момент оружие новичка обречено поразить случайную цель, не исключая и самого автора выстрела. Притом оно, это оружие, станет легким трофеем преступного мира. Между прочим, в 1960-х годах, когда оружие и боеприпасы были у нас в стране под строжайшим учетом и контролем, мне довелось охранять подземные объекты Минтрансстроя, и, помнится, на постах в черте города нам обычно выдавали револьверы, но при назначении на отдаленные, “глухие” посты приходилось довольствоваться громоздкими ружьями. Именно эта громоздкость резко снижала риск подвергнуться налету - бандиты охотились, как правило, лишь за карманными стволами. И на черном рынке им мало что светило - в те времена с этим “специнвентарем” всюду по Союзу было ой как туго...
Сезон охоты на людей
Ловлю себя на том, что проталкиваю доморощенные подходы к предмету спора. А как смотрят на всё это “спецы”, кадровые работники властных структур? От их решений впрямую зависят судьбы наших детей.
Когда был принят и утвержден, в конце 1993-го или начале 1994-го, Закон об оружии, стало очевидно: “вооружения народа” не будет. Я узнал об этом с выдохом облегчения. Но такой выбор дался властям нелегко и непросто. Из тогдашней беседы с одним из ученых (доктор философии, высокопоставленный офицер внутренней службы), принимавших деятельное участие в выработке Закона, мне стало понятно, сколь жесткий прессинг - “по всему полю” - пришлось выдержать авторам документа. В первую очередь, это был прессинг со стороны тех сил, что вплотную состыкованы с производителями оружия. И с прочими заинтересованными кругами.
Вот забавная сценка тех дней в кулуарах Верховного Совета. Типично развязный лоббист, один из многих, сходу “наехал” на полковника-философа:
- Скажите как на духу, вы за народ?.. Почему не даете народу себя защитить?!
Полковник прекрасно знал, откуда ветер дует. Знал: ни о каком народе подобным деятелям заботы нет. Но, как бы в издевку, ответил попросту:
- Хорошо, давайте разберемся. Вот у нас 150 миллионов душ. Из них примерно 50 - дети. Будем вооружать детей? Далее: у нас около 40 миллионов пенсионеров. Вы можете себе представить: бабуля хромает в булочную, и в авоське у нее болтается “макаров”? Женщины, за исключением отдельных наших боевых подруг, которые и с левой, и с правой руки... Вот вы, вы лично - свою жену согласны вооружить? Я двенадцать лет носил табельное оружие, знаю, что это такое, какие нужны нервы. Никогда не доверю - ни жене, ни старику, никакому “дружиннику”. Вот мы курсантов учим, к третьему курсу только начинает более-менее получаться... И учтите: оружие обходится в кругленькую сумму, оно населению не по карману. Кого же мы будем вооружать? А еще... Пока пьяный Вася за пьяным Петей бегает по двору с топором или с отбитой бутылкой - это одно. И совсем другое, если у Васи в руках наган, да с двумя магазинами...
Отмечу одну особенность. Авторам-идеологам Закона об оружии пришлось, “под общественным давлением”, пойти на серьезный компромисс. Иначе их концепцию могли вообще завернуть и отодвинуть куда подальше. В итоге было разрешено - наряду со спортивным и охотничьим - самооборонное оружие: пистолеты и револьверы для шумовых выстрелов и для стрельбы газовыми патронами (начиненными слезоточивым или иным препаратом, например раздражающим обоняние). Любой гражданин России мог теперь явиться в милицию и, пройдя краткий курс обращения с этим оружием, получить “добро”. Отказ по Закону полагался лишь тем, у кого нет прописки, или психика не в порядке, или с Кодексом уголовным человек не в ладах.
И сразу же с этим “газовым компромиссом” проблемы возникли. Ну, допустим, подвыпивший субъект вдруг извлекает “шпалер” против сотрудника милиции. В сумерках, в тумане или на дистанции не определишь характер оружия. Да и времени нет разбираться. Сотрудник в таких случаях обязан без колебаний применить свой “табель”. Человек повержен, а “шпалер”-то у него, оказывается, газовый. Или другой сюжет. Грабитель напал, скажем, на женщину в роскошной шубе. И вдруг у нее в руке пистолет. Мгновенная реакция - рука заломлена за спину, оружие летит наземь. Преступник удаляется с трофеем, жертва лежит с проломленной головой, не в силах даже позвать на помощь... А кроме того, народные умельцы вскоре запросто приноровили газовое оружие под боевые заряды. В такой переделке газовый пистолет стал еще более опасным, чем нарезной: ранения от его выстрелов гораздо трудней поддаются лечению…
Но самое главное: те “круги”, что изначально ратовали за “вооружение народа”, преспокойно добились-таки своего. Не мытьем, так катаньем. Не без их усердия была развязана война на юге. За ее дымовой завесой был налажен, принося кому-то бешеные барыши, массированный “откат” оружия и боеприпасов. Потаенные грузы хлынули во многие регионы страны, бесперебойно пополняя арсеналы многоликого непотопляемого криминалитета. Одновременно возник - и продолжается по сию пору, причем явно по нарастающей - другой откат: не оружия, а тех “профи”, кто в совершенстве им владеет. Откат из армейских частей, из спецназа, из элитных и отборных суперэлитных формирований.
(Об этих “супер...” нельзя не упомянуть особо. Их поначалу готовили “в экспортном исполнении”: знакомы с языками, изучили планировку дворцов и резиденций в столицах “нужных” стран, имеют представление о ключевых объектах чуть ли не во всех частях света. Но пришел момент, когда этот их багаж оказался невостребуемым - в отличие от наработок их уникального тренинга. Каждый из этих парней умеет прыгать с парашютом, ориентироваться под водой, управлять любыми транспортными средствами. Они обучены взрывать, сокрушать, захватывать врасплох, убирать с игровой доски неугодные фигуры, сметать целые режимы...)
Если начистоту, с откатом многих асов “в тень” обозначился и открылся на просторах нашей Родины небывалый по размаху охотничий сезон . И кое-кто из сыновей наших, по самым разным мотивам и причинам, был вовлечен в этот откат, проявился в “охотничьей” среде; другие же, увы, - очутились в числе тех, кому выпало стать живыми мишенями.
Жернова для мальчиков
Больно говорить об этом, молчать - еще тяжелей. Много лет назад поэт-фельетонист Дон-Аминадо, из первого потока эмиграции, съязвил остроумно: “Стрельба есть передача мыслей на расстоянии”. Это я к тому, что нынешним “филантропам” очень уж не терпится сделать наше общество самым “мыслящим”, самым “коммуникабельным” в мире. Вот и расставляют они нас, большими и малыми группировками, друг против дружки - для “обмена мнениями”. Да так рьяно расставляют, что дым коромыслом. Для того и отлажен столь четко и действует безостановочно конвейер негласной доставки населению (пока еще не всем поголовно - “по заявкам”) оружия любых типов и модификаций. Чем круче взмывает в статистике кривая преднамеренных убийств, тяжких телесных повреждений, бесследно исчезнувших граждан (спустя месяцы и годы они “всплывают” - зачастую в буквальном смысле), тем выше жизненный тонус всех тех, кто прилагает к этому процессу руку. И особенно тех, кто “бесконтактно” руководит этим процессом: чины высокого ранга, политиканы, лампасники, оперативные функционеры. Им не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы взять в толк: рассредоточенный по территориям оружейный “десант” неотвратимо ведет к расширенному воспроизводству убийц, а значит, и к стабильному спросу на продукт, несущий кому-то гибель, а филантропам - процветание и блестящую карьеру.
Любопытный нюанс. В то самое время, когда рождался, в потугах и с грехом пополам, Закон, оградивший народные массы от доступа к огнестрельному оружию, - в центральной прессе, на радио, по разным каналам телевидения с нескрываемым смаком, иной раз и с культовым почитанием, “презентовали” на всю страну уникальные суперновинки оружейников из Тулы, из подмосковного Климовска, с московского “Базальта”, с Ижевского машзавода (где по-прежнему в полную силу трудился легендарный Михаил Калашников, и, кстати, мне тогда посчастливилось дважды говорить с ним по телефону). Бесшумная снайперская винтовка с тремя прицелами, включая ночной; бесшумные пистолеты; подводный автомат; так называемый “нож разведчика”, умеющий не только резать, но и стрелять; самозарядные карабины; сверхмощные гранатометы... всех чудо-изделий и не перечислишь. Но вряд ли кто может сегодня дать гарантии в том, что эти супер-“шмайсеры” служат исключительно обороне страны, защите закона и достаются лишь легальным спецподразделениям, а никак не их антиподам. Во всяком случае, что касается пышных презентаций - тут как раз налицо почерк антиподов.
Для чего им понадобился этот помпезный показ? В числе прочих задач, будто бы ведомственно-оборонных, государственных, - на мой взгляд, кому-то нужно было, как нужно и сейчас, решать проблему “мяса” (назовем вещи своими именами). Чтобы обеспечить продукту сверхприбыльный оборот, то есть задействовать из года в год новые и новые потоки вооружений - как вполне законных, так и “откатных”, “чернорыночных”, - филантропам-антиподам требуется то там то сям сталкивать лоб в лоб тех, кого им заблагорассудится, в том масштабе и с таким накалом, какой будет сочтен нужным. Для всего для этого у них есть всегдашняя надобность в “мясе” - в наличии под ружьем более или менее плотных рядов “добровольцев”; их-то и нужно привлекать-завербовывать изделиями для “мужских игр”, поражающими наивное воображение. Так что вся ставка и весь расчет у милейших негоциантов огня - конечно же, на юную поросль, на безусых неоперившихся мальчишек. Тех самых “кровиночек” наших...
При этом нам крайне важно, я полагаю, распознать одну закавыку. Торговцы оружием делают всё возможное и невозможное, дабы призывники, а завтра новобранцы, ни в коем случае не смогли почувствовать себя защитниками Родины. Вот почему им на воинской службе создают такие условия, в них вколачивают такой стойкий дух тотальной ненависти и агрессии, чтобы они уже никогда не смогли вернуться к нормальной мирной жизни, к обыкновенному труду. Многие, к счастью, выдерживают этот жесточайший экзамен, но сколько же наших ребят после дембеля и впрямь соскальзывают в откат! Им уготованы там все прелести безысходного уголовного круга. Ну а тем, кто угодил в жернова боевых действий - с невероятным нагромождением жутких стрессов, с подрывами на фугасах и растяжках, с остервенелыми “зачистками”, с бомбежками и сожжением городов и сел, где полным-полно детей, стариков, женщин, - в этих жерновах и вовсе немыслимо сохранить человеческий облик. Вот филантропы и стараются вовсю: уже сотни тысяч воинов “прокачаны” через Чечню за последние годы.
И на “гражданке”... Лавиной обрушиваются на головы наших мальчиков - тех, кому еще предстоит призыв, - мыльные пузыри “ментовских”, “братских”, “агенто-нацбезопасных” и тому подобных сериалов, окантованных феерически-оглушительной рекламной раскруткой. Сюда вбухиваются, как из рога изобилия, несметные подпитки - из тех же фондов, рождаемых ружейным бумом. Расчет прост и безошибочен: все вливания в военно-патриотические и полицейские шоу-изыски окупятся сторицей. Не зря мы издревле и в новинку напоены фольклорно-поэтическими жемчужинами вроде: «Наши жёны - пушки заряжёны...», «Возьмём винтовки новые, на штык - флажки, и с песнею в стрелковые пойдём кружки...» А в разгар битвы с фашизмом наша песенная любимица КАТЮША дала свое имя реактивной артиллерийской скорострелке. Что тут говорить, у нас даже и величайший поэт - и тот ПУШКИН...
Все - на родительское собрание!
Летом прошлого года вблизи от улицы, где я живу, случилось несчастье с Павлом (имя изменено). За месяц до этого ему исполнилось 18. Он учился в институте, но намерен был обратиться в военкомат, чтоб его призвали в армию и отправили в Чечню. Им владело чувство мести - за отца, подполковника пехоты, геройски погибшего в сентябре 1999-го. Вечером рокового дня (июнь-2001) подгулявший милицейский “опер”, невесть откуда взявшийся, вдруг нанес Павлу гибельный удар в висок. Жильцы дома, возле которого юноша истекал кровью, вызвали милицию. Прибывшие стражи порядка, пользуясь наступившей темнотой, отволокли парня за ноги к помойке, где наутро его обнаружил дворник. Дважды дворник вызывал “скорую”, но Павла отказывались брать, сочтя его за наркомана. Третья “скорая” увезла его, но в больнице он пролежал двое суток в коридоре и никто не обратил на него внимания - покуда его не разыскала мама. Ей удалось переправить сына в госпиталь Бурденко, военные хирурги чудом извлекли Павла с того света: через клиническую смерть и двухмесячную кому. Он жив, говорит с трудом, передвигается в коляске, одна рука бездействует. Но он по-прежнему хочет мстить. Только не знает теперь - кому. Тем, кто убил отца? Или тем, кто отнял жизнь у него самого? Ему предстоит новая эстафета хирургических операций. Неизвестно, выдержит ли. Но он хочет мстить. Только вот не может...
А в той самой Армии, которая уже вряд ли покажет Павлу долину Терека, отроги гор, место гибели отца, происходит что-то из ряда вон. Во многих воинских частях, даже и за тысячи верст от Чечни и любых “горячих точек”, что ни день, то ЧП. Со всех концов страны слетаются на телетайпы вести одна другой чудовищней. Череда вооруженных кровавых дезертирств не поддается никаким здравым истолкованиям. Такое впечатление, будто солдатам-беглецам тоже, как и Павлу, не терпится мстить, мстить и мстить. За кого? Кому? Расправляются с теми, кто подвернется на пути бегства. На их счету уже десятки жертв, но и это не полные списки. Автоматные очереди подкашивают и тех, кто для этих бывших солдат самый родной, самый близкий...
Мать Павла уже много месяцев задает себе один и тот же вопрос. Какая такая инфекция должна поразить человека, чтобы он, вроде того “опера”, мог просто взять и ни с того ни с сего пробить висок первому встречному? И, вроде тех коллег “опера”, - бросить тяжелораненого помирать на помойке... Матерям дезертиров-убийц - тоже нерешаемая задача. Что стряслось с их мальчиками? Что и почему надорвалось в них? И неужто теперь ничего не поправить?.. Да и сама Русь-матушка, видится мне, встревожена не на шутку. Созывает всех-всех-всех наших пап и мам: «Милости прошу на Родительское Собрание! Будем с вами держать Большой Совет...».
А чей-то голосок - вроде как поддразнивает, озорничает: «В начале было слово... Ваше слово, товарищ Маузер?»