Прощаю

Вадим Чечнев
Прощаю
…Я терял сознание. Я помню лишь как моё тело смиренно поглощало удары, которые сыпались на меня. Помню, правда, ещё визгливый голос самого маленького и заводного среди них, который поначалу едва доставал до моего лица руками, но усердствовал больше всех. Я вообще думал, что не выдержу этого испытания и умру от побоев и лишь мои окровавленные уста из последних сил прошептали «Прощаю»… Больше я ничего не помню.
…И вот уже душа моя возвышается над телом и наблюдает, как трудолюбивые врачи реанимации пытаются вернуть мою измождённую плоть к жизни…
Но что же случилось, почему произошло всё это? Я долго терзался вопросами, ища в первую очередь причину в себе и постепенно пришёл к одному…

… Я вырос на небольшом хуторе гармонии с природой. Всё детство и отрочество возделывал землю с отцом и братьями, а свободное время посвящал Богу.
Школа, в которой учился, находилась в ближайшей деревне и была 8-летней, но я хотел пойти учиться плотницкому делу в большом областном городе, что и случилось.
А там – своя жизнь, свои уставы и было очень трудно поначалу, особенно из-за того, что отличался от городских не только  деревенской простотой, но и набожностью, смирением, нежеланием погружаться в мир суетных молодецких  забав.
Многие поначалу не понимали меня, кто-то сильно недолюбливал, кто-тог смеялся, называя «иноком», но в конце концов, большинство привыкло.
И всё же нашлись те, кто не унимался. Они никак не могли смириться с тем, что я не хотел входить в мир их мирских привязанностей и в то же время, не желал  задабривать их, чтобы они меня не трогали – и они не упускали случая задеть меня. Они жаждали раззадорить меня. Порой казалось, что всё это невмоготу и только молитва и осознание, что всё это – лишь временные тяготы , спасали меня. Я исключил из себя всякую важность и терпел, терпел, терпел.
Они-то думали, что терплю я всё это столь безропотно из гордости, что превозношу себя над ними, но они ошибались. Гордыня – мать грехов, как говаривали нам святые отцы и я знал это, но не мог им этого объяснить.
И напряжение росло.
И вот настал тот день. Они решили проучить меня и нашли какой-то предлог. Один из них зашёл ко мне и предложил прогуляться, поговорить. Было поздно. Он завёл меня в малолюдную улицу, где я увидел ещё пятерых ребят, его сотоварищей.
Не давая мне опомниться от удивления, они накинулись на меня сначала с обиняками, а потом, не давая оправдаться, с кулаками…
…Как потом рассказали врачи, меня обнаружила одна добрая женщина, вызвавшая скорую помощь.
Ко мне заходили с милиции и я рассказал, как было, но суд человеческий был к ним нестрог – их даже не определили в темницу, но я знал, что Суд Божий справедливее и предоставил их Богу, не держа на них зла. Мне вообще было без разницы, будет ли суд людской, я лишь рассказал что было, ничего не тая тем, кто меня об этом попросил.
Они же меня после этого не трогали, но скрежетали зубами и жалели, что не убили тогда.
Ни о какой мести я конечно не помышлял. Месть – неправедное дело. Я слышал, что один несчастный на моём месте пустил пулю в лоб главарю и потом лишился рассудка, а  мне не хотелось такой же участи.
Я знал, что все мы каждый по-своему грешны перед Сущим и существует род людской лишь потому, что Он позволяет это и попускает нам тяготы во испытание. Он многое нам прощает… Простил и я, ещё тогда…

…Шли годы. В армию меня не взяли по инвалидности и я вернулся на хутор и снова принялся за хозяйство, проводя время в трудах, а «потеху» - «в Бозе».
Когда настала пора жениться, за меня сосватали добрую девицу и мы обвенчались. Потом отец и браться помогли построить свой дом, а голубка родила двух здоровых хлопцев.
И так ладно проходила жизнь моя без невиданных хлопот, пока не случилась со мной вот что…

В дни субботние и воскресные я помогал батюшке в деревенском храме и в одну из суббот как обычно я находился там, а он после Всенощной исповедовал народ.
И вот подходит ко мне один сильно измотанный на вид человек и просит, умоляя, исповедать его. Я сказал ему, что исповедует у нас всегда батюшка, но он меня не слушал и только просил выслушать его, исповедовав. Я растерялся и спросил отца…(имярек), что мне делать. Тот благословил меня исповедовать этого человека, ведь он хотел поведать что-то очень важное только мне одному.
И человек, захлёбываясь слезами, рассказал мне историю про то, как он с детства трепеща пред сильными, обижал слабых, гордился «победами», а когда учился в большом городе, очень любил досаждать одному богобоязненному  юноше, учась  на плотника и я стал припоминать его лицо – им оказался тот, что не доставал мне до лица рукой, но очень хотел это сделать во время бития. До чего же он изменился, пусть прошло не так много времени!
За 10 лет, что я не видел его  он превратился старика…
После истории со мной, закончилась учёба (шёл последний год) и пути жизни разошлись, но он не смог себя найти и попал-таки в темницу, а потом ему стало негде жить и он подружился с хмелем, а потом ещё и крепко заболел и, едва выжив, встретил одного из 6 своих друзей, которые подняли на меня руку – тот открыл ему страшную правду –  он сказал, что узнал судьбу ещё четверых и что их уже нет в живых и что все смерти были загадочными и что  ему самому осталось недолго, что во время одного из припадков болезни ему открылось, что если тот хочет спастись, нужно найти меня во что бы то ни стало и покаяться. Когда скончался пятый, последний из оставшихся в живых, стал искать меня и вот он - предо мной, рассказал своё и опустился  предо мной на колени и со слезами на глазах  возвопил:
-Прости!
Я, подняв его с колен, видя его раскаяние, улыбнувшись, ответил:
-Ты что не помнишь? Я же ещё тогда сказал: «Прощаю»…

2002