- …и сущим во гробех живот даровав!
Стёпа и Серёга подпели тропарь и двинулись к выходу. Восклицания «Христос воскресе! – Воистину воскресе!» летели им уже в спину. Выходя на улицу, Стёпа, крявляясь, козырнул дежурившим у церковной ограды казачатам в синей форме и при шашках. Те очень серьёзно ответили тем же. Серёга едва сдержал приступ смеха. Но когда отошли от церкви на несколько шагов, оглянулся и заржал уже в голос.
- Да что ты, ей Богу. – Стёпа склонил голову набок и приподнял левую бровь. – Ну, козырнул пацанам, что такого?
- А? Да не, я не про то уже ржу. – Серёга отсмеялся, но говорил с трудом – рот то и дело растягивало в улыбку.
- А чего?
- Да так. Шутка в голову идиотская пришла.
- Ну делись давай!
- Да она в самом деле глупая. Музыкой, так сказать, навеяло. Знаешь, бывает такое – придёт в голову какая-нибудь чушь – и ржёшь. При этом понимаешь, что глупость, пошлость даже, а всё равно смешно.
Серёга почесал голову, развёл руками, пожимая одновременно плечами и вдруг опять заржал.
Стёпу начало заражать смехом – он уже тоже глупо улыбался, но сдерживал себя: ему казалось странным смеяться, не понимая причины смеха.
- Да что тебя рассмешило-то, гад такой, а?!
- Ну ладно. Ты это… тропарь вот… слова помнишь?.. спой.
Стёпа прихмурился и резко кивнул.
- Щас, - сказал он, - всё брошу и буду тебе петь.
- Тьфу, зануда. Ладно. Я сам щас. Ну, не спою, слова скажу… Вот. Помнишь же, как там: «Христос воскресе из мертвых, траляля… И – вот это важно – сущим во гробех живот даровав»?
- Ну?
- Вот, про живот тем, кто во гробех: вампиры просыпаются и обнаруживают, что беременны.
- Тю. – Стёпа скривился. – Херня какая-то.
- Ну. Я так и говорил. Хотя вообще, конечно, авраамическое чаяние загробной жизни неизменно подвигает ко всяким дурацким шуткам. Они так трогательно хотят жить после смерти, что иногда это даже красиво, но чаще жесть-жесть.
Смеяться уже не хотелось. Начались, как говорила их общая знакомая Рита, «мозги». «Ой, ребята, у вас опять мозги!» «Мозги» - это не обязательно что-то умное или требующее реальной интеллектуальной работы. Иногда просто какие-то логические цепочки, потоки ассоциаций. В общем, «мозги».
Стёпа молчал секунд тридцать. Тёрки о Боге, церкви, религиях и загробной жизни – дело такое, что, чтобы сказать что-то новое, – не для мировой гуманитарной и богословской мысли даже, а хотя бы для своих – надо подготовиться. Ничего однако не придумав, Стёпа решил перебросить инициативу Серёге:
- С авраамическими ты не соврал? Что там у евреев, например, с загробной жизнью? Я вот не знаю. С другой стороны, и буддисты хотят после смерти отправиться в Сукхавати, разве не так?
- Ну, не так. То есть, про евреев я в самом деле не знаю. По-моему, они на этом вопросе не заморачиваются. Хотя, как известно, тень Самуила являлась царю Саулу.
- Это откуда известно?
- Здрасьте. Из «Трёх мушкетёров».
- А! Ну да! «Тень Самуила являлась Саулу, и это догмат веры, в котором я не считаю возможным сомневаться». Конечно. А что насчёт Сукхавати?
- Сукхавати – говно.
- Очень по-дзэнски, котирую. А серьёзно?
- Серьёзно – в Сукхавати, в так называемую Чистую Землю, она же Западный рай, хотят амидаисты, которые ровно настолько же буддисты, насколько кришнаиты – последователи ведической религии. Поздний буддизм, исключая, пожалуй, радикальный дзэн, превратился в полнейшую религиозно-мистическую чушь. Будда говорил совсем о другом…
- Серый котейка в ботинок ссал…
- Чего?
- Да так. Цитата: «Кастанеда об этом ничего не писал – серый котейка в ботинок ссал». Откуда ты знаешь что говорил Будда? Сохранились диктофонные записи его студентов?
- Не язви. У меня просто есть моя собственная интерпретация раннего буддистского дискурса, моё ощущение Будды, если хочешь. В конце концов, едва ли не единственное полезное, чему учит нас амидаизм, - ежедневно упражняться в памяти о Будде, а размышлениях о нём. Они, правда, рекомендуют ограничиться упоминаниями Амитаюса, владыки Чистой Земли, но мне кажется более продуктивным вместо этого буддистского кришнаизма размышлять о самом Гаутаме и о природе Будды вообще, так что, серый котейка и в самом деле ссал в ботинок, то есть, я имею право говорить о желаниях Будды.
- ***ссе. О желаниях Будды. О желаниях того, кто учил избавиться от желаний, фактически.
- А почему нет? Избавиться от желаний – тоже желание. Но не отвлекай меня. Я хочу сказать, что я понял, чего хотел Будда Гаутама, первый Будда. Он хотел умереть. Понимаешь. Подумай. Просто умереть.
- Э-э… Думаешь? А что ему могло помешать-то? Верёвку на шею – и кирдык. Или…
- Ну, давай-давай!
- Э-э… Сансара? Круг перерождений?
(закивал)
- Бля! То есть, в мире, где никто не сомневается в том, что живёт стотысячную жизнь и после смерти опять будет жить, чувак захотел просто умереть? Стать ничем?
- Ну да. Традиция более или менее отчётливо утверждала, что в жизнь нас возвращают привязанности. Хочешь всё время, скажем, мяса. Или ****ься. Вернёшься после смерти в тело кота – будешь жрать мясо и ебаться. Ну и тэ пэ: «Туп, как дерево, - родишься баобабом», любишь цитаты и штампы – редактором ежедневной газеты. И он решил избавиться от привязанностей, чтобы не возвращаться. Стать ничем. Умереть.
- Так. А зачем тогда «правильная речь» и тому подобное?
- Потому что жизнь – страдание.
- Не понял. Какое-то «у верблюда два горба, потому что жизнь борьба» получается. Ну, страдание – а правильная речь зачем?
- Потому что смерть – избавление от страдания. Но умирать, мучаясь, как и жить, мучаясь, что одно и то же, не хочется. Неправильная, то есть эмоциональная, злая, невзвешенная речь умножает страдания – и того, кто говорит, и того, кто слушает, а главное – тех, кто принимает её как руководство к действию. Будда хочет умереть навсегда, потому что жизнь – страдание, но пока он жив, он хочет страдания минимизировать.
Отбивка пейзажно-портретной ***нёй. Герои идут молча, сморкаются и засматриваются на звёзды.
- Занятно. Слушай. А ведь выходит, что ты не первый это понял.
- Наверняка. Я даже думаю, что все, кто хоть сколько-нибудь серьёзно интересуются темой, давно в курсе.
- Ну да. Наверное. Я просто конкретное вспомнил. Вот смотри. Дзэнское пожелание: «Встретишь Будду – убей Будду». Это же никакая не рекомендация не зазнаваться и не решать, кто есть Будда, а кто нет и кто есть кто вообще. Это тупо предложение помочь Будде осуществить единственное желание. Он хочет умереть – сделай доброе дело – убей его.
- Ну да. Избавь заодно мир от нытика, для которого жизнь – страдание.
- Мочи козлов, в общем.
(ггг)
- Выходит, что дзэнцы – экстремисты. И разжигают всякую неприличную фигн в отношении социальной группы будды.
(бугога)
- А вообще Будда, конечно, был царевичем. А потом отшельником. Только с таким опытом можно придумать, что единственный способ избавиться от страданий – не быть. А вот амидаизм с его желанием Чистой Земли, где все сидят в лотосах, чья сердцевина устлана бриллиантами, как мне кажется, могли придумать только крестьяне. Что за срань, представь, на коврике из брюлья восседать – это ж какую жопу надо иметь. Только, только те, кто этих бриллиантов в глаза не видел, мог такое придумать. Им, наверное, казалось, что бриллианты – это вроде ярких тряпок.
- *** знает. Может, это всё-таки символ. Вообще мне кажется, что с амидаизмом тоже не всё просто. Едва ли продвинутый амидаист верит в загробную жизнь. Чистая земля – это скорее состояние сознания, чем «чаяние жизни будущего века».
(тут читателю нужно навязать небольшую паузу)
- Мда. Насрать, конечно, на роль буддизма в Индии и прочих китаях, но то, что есть некая неатеистическая традиция, которая в нашем, охуевшем от страза смерти мире время от времени напоминает, что смерть – это нормально, а жить после жизни, пожалуй, даже западло – это здорово. Атеизм ведь тоже – заморозка проглицериненных трупов, медицина, чудеса науки. А тут просто всё - живи. А потом умри. И не звони сюда больше, сука.
- Ладно, короче, мне тут поворачивать.
- Ок, давай. В следующий раз к методистам сходим – про шиваитов поговорим. Г-г-г.
Серёга (или Стёпа, надо будет потом посчитать реплики) остался один и пошёл чуть быстрее. Через квартала полтора на перекрёстке его догнал какой-то калмык. Сперва он шёл на расстоянии, потом подошёл ближе.
- Слушай, - сказал калмык, - А давай рядом пойдём? Вдвоём безопаснее.
- Ну давай, чё. Тоже с Пасхи?
- Чё? А… Не. Я не с Пасхи. Я же буддист.
Серёга (или Стёпа, похуй) повеселел.
- Буддист? Данунафиг? Правда?
- Ну да. Я же калмык. Мы буддисты.
- Круто. Слушай, буддист, скажи, а ты умереть хочешь?
Калмык резко остановился, испуганно посмотрел на Стёпуилисерёгу несколько мгновений, а потом неуклюже развернулся и быстро куда-то побежал.
- Вот блять. ***ня какая. – Стёпа (допустим) с досады сплюнул. – Спугнул Будду.
Он сложил руки рупором и закричал вслед убегающему буддисту: «Ом мани падме хум, чучело!»