Вот такая жизнь командировочного. Неуютная и бездомная. Немного успокоенная временными заменителями – холодной кроватью гостиницы, жесткой полкой плацкарта. В гостиничном номере кафель и сантехника стерильно и брезгливо чисты, как будто говорят тебе – ты здесь ненадолго. И чужой город, чужой, непривычный – если он больше, то излишне шумный и быстрый, а если меньше родного, то медлительный, неспешный до безобразия. Москва более прочих встречает приезжего непохожестью. Думаешь – как же такой городище может быть кому-то домом? Разве что бесчисленному множеству автомобилей, которые ползут из нескончаемого в нескончаемое путешествие во всех направлениях. Впрочем окраины Москвы обманчиво похожи на провинциальный город, в котором живут люди. Как будто обычный город завяз в море автомобилей, людей, дорог и высоток, как муха в янтаре. Командировочному в такой «обманке» становится уютнее – создается иллюзия дома. Ноги легче ступают по асфальту, лица прохожих теплее и улыбчивее, ощущение разлученности с родным местом покидает тебя ненадолго. Я люблю, гуляя здесь смотреть на окна домов светящихся разноцветными огоньками в вечернем воздухе. Как будто мозаика из теплых тонов на фоне синеющих зимних сумерек. Люди торопятся домой, к теплу. А ты смотришь на окна, на отблески телевизионных экранов, на движение теней по занавескам. Представляешь себе разнообразие этих вот маленьких очагов уюта. Вот непривычный оттенок лампы люстры кажется резковатым, а кому-то он в самый раз, то что надо. Резковатый запах с кухни пробился через форточку и ты морщишь нос, а кто-то вдыхает этот запах, переступая порог с наслаждением – ну наконец-то я дома!
Для тебя звуки дворов необычны и удивительны, а жители привыкли к мерному рокоту улицы за домом, к скрипу качелей во дворе и к шумной возне детворы. Чуткие мамы слышат свое чадо, играющее на улице, и как только родной голос стихает бросают на секунду заботу об ужине и смотрят в окно, высматривая в кучке малышей силуэт своего. Идешь и идешь по улицам, подсматривая и подслушивая жизнь московских дворов, забывая на время, что не дома ты, и что домой добираться еще далеко и долго. Ехать и ехать на поезде, слушать шелест и стук колес по рельсам и смотреть в окно на города и поселки, в которых такие же вот теплые огоньки окошек прорезают темную ночь за окном. Смотреть на них, представляя тепло и уют этих домов и немножко завидуя тем, кто уже дома. Кто-то уже дома, разувается, стряхивает снег с дубленки, ледяные щеки покрываются румянцем, руки тянутся к белому боку печки, а старушка мама спешит накрыть на стол. А я то еще пока путник и грею руки о чай в стакане, проводница мелькнула у стола и скрылась за дверью, а вагон качается и стакан звякает о подстаканник. Маленькая порция уюта пассажира - и на том спасибо.
Возвращение
Всё таки есть очарование в чужом городе и месте. Ты здесь не свой - да, но острее чувствуешь теперь то, чему принадлежишь и чего лишаясь, хоть ненадолго, тебе так недостает. А в родном городе, стоит только ступить на перрон это ощущение пропадает. Идешь по улице привычным маршрутом и уже не смотришь на окна, не прислушиваешься к непривычным запахам. Тебя влечет одно лишь место, скорее туда, скорее! Держишься усталыми руками за поручень в маршрутке и вот уже почти ты там. Бегом по привычным ступенькам лестницы, палец сам находит кнопку звонка. Вот уже слышишь знакомые голоса за дверью, она открывается и всё – доехал, дошел, встречайте. Снимаю дубленку, разуваюсь и прохожу в квартиру. Дочка в комнате с подружкой, обрадую ее подарком -новый мобильный, такой как хотела. Марина зовет с кухни: -Поужинаешь? Иду туда, сажусь за кухонный стол и смотрю на нее. Жарко, разрумянилась, прядь светлых волос падает на лоб и только глаза сияют, как обычно ярко синим, морским. Улыбается укоризненно и вытирает руки полотенцем. Ужин готов уже и большая тарелка щей передо мной, запах щекочет ноздри, беру ложку и хлеб. Вкусно! Марина вкусно готовит. Смотрит на меня. Как интересно долго продлится это. И я смотрю на ее улыбку. Хочется тянуть и тянуть эту минуту. Трель звонка нарушает тишину, улыбка гаснет на ее лице, метнулась к двери словно погасила два ярких синих фонаря, вернее направила их к тому, кто звонит и в следующую секунду переступает порог. Вот теперь действительно – всё, приехали! Опустил ложку в тарелку, не лезет кусок. Встречаю тоже его, как назвать этого человека, кто мне он? Соперник, сменщик, преграда надежды? Не знаю, не знаю... Очарование возвращения домой истекает из меня теперь капля за каплей стремительно. Не надо уже притворятся самому себе кто я есть. Я здесь гость, воскресный папа, бывший муж, предатель, друг семьи. Куча титулов не приносящих никакого счастья. Вот эта традиция – после командировки домой, т.е. почти домой, хоть пару минут пожить в сладком обмане. И вот уже Маринины глаза смотрят снова, изучают мою реакцию, ну и видимо находят ее удовлетворительной. Усаживает мужа напротив. Здороваемся. У нас хорошие отношения. Андрей мужик хороший, надежный, крепкий. Искренне рад мне, ну не умеет притворяться. Вскочил со стула к холодильнику, - Давай по-рюмочке Палыч? Наливает. Марина целует в щеку мужа, коротко смотрит и уходит к дочке. Надолго не задержусь теперь. Андрей наливает еще рюмку – смотрю на нее, вспоминаю, как непросто давались мне такие визиты в гости. Один раз вот так же сидел на кухне с Мариной говорили тихо, а Андрей в зале смотрел хоккей – болельщик заядлый. Я его увлечение знал и старался во время матча в гости и придти, чтобы не видеть его, Андрей в ледовом дворце, Марина и дочка дома. А тут ошибся, матч выездной и Андрей оказался дома. Кричит, подгоняет ледовых воинов. Марина улыбается и хмурится, меня упрекала не единожды, что тихий я, голос не повышаю, сижу тихо как мышь. А тут столько экспрессии, шума, даже слишком судя по лицу Марины. Или мне кажется, или хочется чтобы так было.
Каждый крик его мне в груди отзывался, сидел как на иголках, уже и не слушаю о чем Марина говорит. Не выдержал, вскочил со стула и домой засобирался. Марина проводила меня недоуменно, обиделась даже пожалуй. Вот теперь, как сейчас, после командировки гораздо уютнее мне здесь, так и стараюсь каждый раз прямо с вокзала или аэропорта непременно забежать, хоть ненадолго. Ненадолго, как и сейчас. И теперь уже остаток пути домой без всякого очарования иду, иду просто медленно по улице. Ноги сами ведут к дому, подъезду, открываю дверь и раздеваюсь. Сижу на холодной кухне и смотрю на синий шипящий цветок под чайником. Смотрю не отрываюсь. Эта вот пустая квартира – не дом, одиночество мое – всегда такое – молчание перед газовой плитой и шум горелки. Стараюсь и думать таким шумом, чтобы заглушить мысль о том, что продлится одиночество до самой старости. Смотрю на свои руки, коснулась ли старость их уже? Надо ли уже боятся одиночества, безвозвратного одиночества, безнадежного. Звон крышки прерывает оцепенение. Горячий чай будто прогоняет грустные мысли, в руках мобильник, пробегаю глазами по адресной книге. Ну вот! Какое же это одиночество. Столько разных вариантов куда позвонить и дом уже не будет пустым, какая разница на ночь, на неделю, а может и до самого конца. И закончится одиночество, как и началось. Здесь и началось.
Начало
Дорогу к этому вот одиночеству началась вечером, когда после работы с мужиками засели в летнем кафе. Там же был персональный мой Иуда – Илья, друг и сокурсник. С первого курса были мы неразлучны, даже как-то на потоке сказали, что Илья это моя тень. Он тогда страшно обиделся – «Почему, дескать, я тень, а не он?» И когда с Маринкой познакомился тоже ходил надутый и до сих пор вот один. А тут за шашлыками и пивом я то как раз оказался один. А парни соединили столики с девчонками студентками, которые оказались в этом кафе. Мне так даже неуютно было и вскоре я домой засобирался. Девчонки мне поручили проводить подругу непьющую. Она так же как и я сидела в сторонке без пары, так же как я чувствовала себя неуютно. Встали из-за столиков, а Илья обнимая сразу двух девчонок провожал меня взглядом. По пути познакомились – Даша, Сергей. Даша – симпатичная девушка, брюнетка с карими, жгучими глазами, серьезная, даже хмурая. Вышли мы оба из компании скованные, настороженные. А шли до общежития, разговорились, хотя до самого подъезда смотрела на меня снизу хмуро, испытующе. Поднялась по ступенькам подъезда, потом обернулась и позвала меня. Чиркнула в блокноте телефон и электронный адрес, вырвала страничку и протянула мне и быстро скользнула в подъезд. Вот те на, - думаю, интересные дела. Весь вечер бушевал в груди соблазн. Сложенный вдвое листок блокнота не давал уснуть. Но наутро уже успокоился. Ничего такого в этом телефоне и адресе нет. Нельзя же думать так двусмысленно. Сунул на работе листок между страниц органайзера и открыл почту:
*
Привет, это Сергей, провожал тебя вчера, помнишь? Как дела?
Завязал переписку. Даша оказалось хорошим собеседником и получилось так, что мои советы нужны кому-то. Оказывается папа маленькой дочки легко может найти что посоветовать и молоденькой девушке. Хоть иногда и дрожали руки от осознания того, что доверяет тебе молодая и красивая, что вот она рядом, пригласи, прикоснись. Иногда заставляли трепетать осторожные ее послания и, отвечая на них, сколько строчек я написал и стер, написал и стер и потом погасив в себе трепет желания и прикусив губу включал я менторский тон и нажимал кнопку «Отправить письмо». А потом случилось так, что мама заболела, и я метался между работой, ее домом, который дал приют теперь моему одиночеству и Мариной, которая также металась между учительской своей заботой, бесконечными тетрадками, контрольными, между дочкой и мамой, которая угасала медленно и болела тяжело. Тогда я просил Дашу о помощи, говорил: «Поживи у мамы, я заплачу тебе за уход» Она отказалась тогда, но подруге ее Розе такое предложение было в самый раз – и жилье и приработок. Еще несколько месяцев прошло и мамы не стало. Подготовка к похоронам, а затем поминки, прошли как в тумане. И Марина была рядом. Через месяц уже после похорон поднимался я в мамину квартиру и удивлялся своим мыслям, что наконец это всё закончилось, и тут же ругал себя за такое малодушие. А всё таки шаги наверх были не так тяжелы, чем когда была там мама. А вот теперь надо было решить что делать с квартирой. Роза тут еще жила и теперь вот открыла дверь и засуетилась – Покормить? Чаю?
Боится что прогоню или за аренду попрошу неподъемную ей сумму. Ну, - говорю, давай до конца года учебного живи здесь так, а там если найдешь другой вариант – хорошо, нет – поговорим. Так и заходил проведать время от времени и в один из таких визитов встретил на лестнице Дашу, мы после первого знакомства так ни разу больше не увиделись, только переписка. И вот теперь столкнулись нос к носу – Привет, а Роза день рождения справляет, я уже убегаю. Проводить? Нет, нет! И бегом по лестнице. А в квартире шумная компания, усадили за стол. Но сидели недолго, Роза всех гостей быстро отправила по домам и заметалась по квартире прибирая посуду. Потом сели на кухне И Роза достала маленькую бутылочку коньяка, я говорит, для Вас ее берегла. А потом уже хмельные сидели – она у меня на коленях и целовались. И потом я на руках унес ее на кровать. А потом я под душем смывал с себя ее запахи и соки и потом шел домой и хмель коньяка выветривалась из меня и на ее место приходил жгучий стыд - чего же я сука наделал. Выходные тянулись мучительно. Только вот на работе с заботами стал забывать о происшедшем. Читаю письмо в электронной почте от Даши и слова «Ну ты и свинья». Рассказала значит. Отпросился по раньше и в мамину квартиру. Дома нет и вещей нет, сбежала, ключ под зеркалом. Пошел к общежитию и вызвал Розу, спрашиваю что случилось. Она только сказала: «Из-за Дашки». Ну думаю учудил я изменил и жене и молодой девушке, сам того не ожидая. Дождался Дашу на пороге общежития. Не хотела даже слушать, а я взял за руку и потащил ее по городу. Веду ее и слушаю, как она всё это время ждала, но знала, что ничего у нас не получится, что и она не посмеет и я не стану. И какая я свинья в самом деле чтобы с ней, с Розкой. Ненавижу тебя! А потом повернулась, смотрит в лицо и говорит: «Пойдем туда, к тебе». Прильнула ко мне: «Всё равно хочу, всё-равно хочу тебя, давно уже, я уже с ума схожу, как хочу. Прости меня!». А я стою как в тумане, уткнувшись носом в ее смуглые волосы и чувствую ее эти слова дыханием на моей шее. Чувствую одуряющий запах ее духов и ее тела и думаю, что какая к черту измена или верность. Будь что будет, будь что будет, но отпустить сейчас ее из своих объятий я не могу. Не могу и всё! И вот поднимаемся по лестнице, пропускаю ее вперед в квартиру и она ходит по ней, смотрит вокруг и смотрит на меня своими рентгеновскими карими глазами. И я смотрю и вижу, что вот это место – это теперь будет местом нашей страсти украденной, урывками, тайной, непостоянной и безнадежной. И она проходит вокруг по периметру и возвращается снова к двери и уходит, и я, снова как в тумане, слышу только как тихо щелкнул замок двери и слышу гулкое биение сердца в груди. И я не бегу за ней и смотрю на свои руки, которые минуты назад держали ее горячую, молодую и иду в ванную, опускаю эти руки под струю холодной воды. А потом сидел на кровати очумевший и не знаю сколько прошло времени как я услышал звон ключей и в комнату вошла Марина, а за ней иудушка Илья. Привел прямо на место преступления. А она не верила, не верила до тех пор пока не взглянула на меня. «Приятные духи», - сказала, в воздухе оставался еще легкий запах Дашиных духов. «Кто она?»
*
Дарья, - произнес Илья.
Роза, - сказал я с ним одновременно.
Роза?!!, - теперь они переспросили тандемом.
Илья засмеялся, а Марина развернулась и ушла.
*
Ну ты брат даешь,я и сам не ожидал, да, вот не ожидал такого, - Илья отсмеялся и побежал за Мариной.
Она не простила меня. Сразу подала на развод. С дочкой разрешала общаться без ограничений, но мои объяснения не слушала и держала дистанцию.
С Ильей тоже не общалась. Я спросил ее как-то что у них? Она сказала, что этого слизняка терпеть не может. Ну а потом уже Андрей появился, мы с ним познакомились, сдружились. А вот с Дашей я так больше не увиделся, письма не получал и не посылал. Да и не думал я о ней тогда, в то время тешил себя надеждой вернуть Марину. Точнее, чтобы она позволила мне вернуться. И вот пока так, до сих пор после командировок «возвращался» и «возвращался», чтобы снова уйти. И теперь вот сижу с телефоном, листаю имена, кого позвать, кому сейчас я нужен? Листаю имя за именем и останавливаюсь всегда на одном и смотрю на него – Марина.
Марина.
Только закончилась летняя сессия, позади первый курс и мы с сокурсниками стоим в очереди за разливным пивом. Нам весело, впереди беззаботное лето, практика. Напротив вижу девушку у газетного киоска в белом легком платье, белые незагорелые стройные ноги, тонкая талия перетянута черным ремешком. Всё это перечисляю в уме и снабжаю лестными эпитетами из серии "эх, а вот бы я сейчас". Взгляд замирает на попе, поднимается выше по спине, русые волосы стянуты в тугой хвост. Будто чувствуя мой взгляд, она поворачивается и смотрит строго, будто бы читая все мои мысли. Так я впервые увидел этот синий взгляд и сразу смутился, опустил глаза и уставился прямо ей в грудь, от чего смутился еще больше. Тут Илюха шлепает меня по плечу и говорит: «Первым делом пиво и самолеты, а потом девушки. Давай кеды расшнуруй, надо пакет с пивом затянуть.» В это время раздался звон стекла, крик и Илюха выпускает пакет с пивом и роняет мне на ноги. Я оборачиваюсь и вижу эту девушку и окровавленную ее руку. Витрина киоска разбита и длинный, как спица, кусок стекла торчит прямо в сгибе локтя девушки. Яркие красные брызги крови на белой ткани. Все вокруг и я застыли и видим, как девушка медленно выдергивает стекло из раны и следом струя ярко алой крови брызжет на платье. «Артерию задела», шепчет Илья, а я бросаюсь вперед к ней и пальцем зажимаю рану. Илюха рядом, говорю ему чтобы шнурки из кед вытащил. Идти можете?, - спрашиваю. Кивает. Прошу Илюху руку затянуть руку выше раны шнурками: «Только аккуратно, не перетяни слишком». А сам держу палец, стараясь максимально перекрыть ход крови и веду девушку к больнице. «В больницу веди, быстрее в 12-ю», - Илюха бежит рядом. «Как тебя зовут», -спрашиваю. Марина. И тут Марина падает, я подхватываю ее на руки, кровь из раны капает мне на футболку, стекает по брюкам. Вбегаю с девушкой на руках в приемный покой. Там ее забирают и я тихо иду к выходу весь в пиве и крови. Илюха смотрит и говорит «Видел бы ты себя сейчас, как будто убил кого-то, еще и без шнурков». Из приемного покоя кричат: «А этого задержите, милицию вызвали.» Из-за двери вылетает санитар, валит меня на пол встает коленом на грудь и со словами «Ну ты сука» впечатывает мне кулак в лицо. Илюха куда-то исчез, а я на время исчез из этого мира. Когда очнулся в том же приемном покое, медсестра нашатырь под нос сует, санитар стоит рядом и причитает: «Извини парень, извини пожалуйста». Голова гудит, трещит, от меня пивом воняет. Милиционер записал мои показания, тут же нашлись бабушки-свидетели, как разбилась витрина, которые мои слова подтвердили. Вышел врач и говорит: «Всё хорошо с твоей невестой, крови много потеряла, но всё будет в порядке, полежит у нас пару недель, вообщем – до свадьбы заживет». Усмехаюсь – до свадьбы, невеста! Ну и денек выдался!
Потом каждый день навещал ее и меня даже пускали к ней в палату, как жениха, ну а как же. Пожилая санитарка на выходе говорит мне: «Принеси ей сынок гранат, она крови много потеряла, а для крови гранаты очень полезны». Пошел к старосте, говорю:
*
Дай из кассы взаимопомощи денег. Девушка в больнице лежит, гранат надо купить.
Откуда, говорит, у тебя девушка.
А вот есть теперь.
Из кассы не дам. Свои дам. Взаймы.
Я червонец этот в карман и на рынок. Смотрю гранаты на прилавке, спрашиваю:
*
Спелые гранаты? А то мне девушке в больницу надо!
А девушка красивый?, - спрашивает.
Очень, - говорю.
Слюшай, на бери бисплатно, - и протягивает три больших граната.
Беру их, ошалевший и иду дальше и тут все продавцы, видимо желая перещеголять щедрого грузина, суют мне в руки чернослив, курагу, пастилу и орехи. Выхожу с рынка с полными кульками и целым червонцем в кармане!
Марина в больнице смотрит на меня насмешливо и приглашает девчонок разобрать фрукты. Девчонки налетели и побежали мыть их. Я только гранаты никому не позволил взять. Это для крови, говорю, твоей полезно. Улыбается!
После выписки гулял с ней каждый вечер и даже с практики умудрялся вырваться в город ночевать домой, чтобы каждый вечер сидеть с ней на лавочке во дворе или прогуливаться с ней под руку по парку, - всё таки она была еще очень слаба. Более прежнего белой стала кожа, только глаза по-прежнему и даже сильнее еще сияли на худом после больницы лице.
В один из таких вечеров шли по аллее парка и где-то сзади раздался звон стекла. Марина прижалась ко мне испуганно, побледнела. А я обнял ее, целовал волосы и шептал: «Ну-ну, всё хорошо, никто тебя не обидит. Я с тобой. Я всегда буду с тобой. Всё будет хорошо».
Всё будет хорошо!
Еще месяц назад я приютил у себя Андрея. Он пришел ко мне пьяный с бутылкой водки. Сел напротив и говорит:
- Вот смотрел я на тебя, Серега, и думал: «Какой же ты дурак, что смог обидеть такую женщину?». Ведь Марина, Маринушка она такая... эээх. Я думал, как мне повезло, что ты такой мудила. Думал, как мне с ней повезло, и я думал, что я уж никогда, никогда ее не отпущу, не буду как ты. На юбку чужую не смотрел. А оказалось, что я не меньше мудила чем ты, а может и больше, потому что знал как ты ее обидел, знал, а всё равно ступил на те же грабли, в том же дерьме искупался.
А я слушал его, смотрел на него и думал, что вот же он шанс. И что шанс этот, правда, паршивый. Ну как вот к ней сейчас придти? Не мне же ей сейчас ее утешать. Мало того, что свинья такая, предатель, так еще и прибежал сразу, как только вот такая возможность появилась. Нет нельзя так идти, сейчас нельзя, а потом не знаю, потом #·# не знаю, как получится.
Андрюха пожил у меня недельку и уехал и опять я остался один в пустой квартире. Сижу в холодной кухне и листаю адресную книгу. Марина, Марина...
Телефон зазвонил.
*
Да, шеф. Хорошо, конечно. Хорошо, завтра получу командировочные и в Москву.
Завтра в командировку, ну вот и хорошо. Всё будет хорошо!