Автору этих строк довелось встретиться с женщиной, которая по нынешним меркам вознесена в ранг VIP-персон. Ее холодный, уверенный взгляд, медлительная походка, размеренные жесты казались неестественными, кукольными. Захотелось поближе пообщаться. Наконец-то обещанный вечер за чашкой кофе…
Прозрачная глубина ее глаз слегка тает за дымом сигареты, краешки по-девичьи пухлых губ предательски вздрагивают:
- Я расскажу вам вкратце свою историю. Пусть кто-то из моих недоброжелателей узнает здесь себя. Пусть. Я уже побывала в церкви, поставила Прощеную свечу. Всех прощаю, с этим грузом трудно жить. Бог рассудит и воздаст по заслугам.
Вот что поведала VIP-женщина, бывшая деревенская Золушка…
Оленьке Биденко миновал семнадцатый год, когда ее настигла шальная любовь. Никто в селе не мог сказать, что парни обходили ее стороной, наоборот, увивались и страдали. Пообещает выйти, томным взглядом проведет, подмигнет незаметно и… поминай, как звали. То ли тетка Клава не пустила, то ли сама передумала. Не показывается на улице подолгу, будто испытывает чье-то терпение. Но уж если появится под конец гуляния, то у многих ребят сердце начинает колотиться прямо под горлом. Серо-голубые глаза с поволокой, длинная черная коса… Платьице всегда одевала одно и то же: штапельное, кремоватое с синими васильками. Рукавчик фонариком, талию стягивает резинка. Станет под цветущей сиренью – и не поймешь: то ли от запаха цветов, то ли от ее взгляда у парней кружится голова.
Школьницей почти не появлялась в селе, училась и жила в городском детдоме. Родители умерли молодыми, почти одновременно. Заботилась о сиротке сестра отца – Клавдия. Своих детей они с мужем почему-то не могли иметь. Гадалка советовала не испытывать судьбу, все равно собственных не будет, а до смерти досмотрит близкая родственница. Женщина не решалась пока составлять на Олю завещание. Что скажут люди? Ездила в город, интересовалась учебой племянницы, привозила пирожки с калиной – Оленька их любила.
Так и десять лет в интернате пролетело. Приехала девушка к тетке, помогает по хозяйству, полет огород. Кто спросит о будущем – только плечами сдвинет, словно ждет чего-то. Вот оно и случилось. К бабе Дусе и деду Ивану приехал внук. Дочь еще перед войной уехала так далеко, что и весточки не доходили. То ли в Сибири была, то ли на Дальнем Востоке… Говорят, у каких-то староверов осела. Семья большая, муж строгий. Не может вернуться к старикам на Украину, а сына отпустили. Идет по улице, смотрит по сторонам. Пиджак на нем с чужого плеча, мешковатый, и шарфик для солидности – в клеточку, черно-белый. Все время поправляет его под горлом – рубашки что ли нет?
Так думала Оленька, увидев незнакомца на сельской улице. Пройти бы ему мимо, так нет – остановился, смотрит. Девушка вытряхивала домотканый коврик. Хотела уходить, а повернуться к порогу не может. Черные брови, блестящий взгляд, рука –уже на калитке:
- Давай помогу! Тяжело одной трусить?
- Н-нет, ничего!
- Давай, давай!
Вдвоем быстро начали трусить, аж трава во дворе зашевелилась, пес Букет залаял, и гуси метнулись под деревья. Тетка Клавдия - тут как тут. Хотела строго заговорить, а парень подхватил коромысло с ведрами с ее плеч и легко понес по дорожке к дому.
Узнали к кому приехал и зачем. Клавдия пригласила к столу – незнакомец-то с дороги. Свойский, негордый. Когда в ложку остатки борща уже не набирались, допил прямо из миски и засмеялся. Довольный! Давно, говорит, не ел такого вкусного, только мама так готовит, но она - далеко. Тетка еще и котлеты предложила. Не отказался, поел с тем же аппетитом.
Этим-то и подкупил Клавдию. Оставшись с Оленькой, она подмигнула:
- Кто как работает – так и ест. Хороший хлопец, хоть и из чужих краев.
Девушке тоже понравился незнакомец. Да что понравился – влюбилась по-настоящему. Охотно выбегала к калитке, вместе шли к речке, бродили по берегу. Когда местные сунулись проучить парнягу, то у них ничего не вышло. Оправдывались потом:
- Говорит с акцентом и бьет не по-нашему. Наверное, приемы знает…
Да, Ахмет знал многое. Куда деревенским… И даже Оленьке Биденко. Ему рассказали, что она сирота и даже фамилия ее происходит от украинского слова «біда». Крепко запала она в душу приезжему. Он не стал откладывать того, что надумал. Поженились и сразу же отвез жену к родне в Киргизию. На весь период своей службы в армии. Там она научилась быть женщиной Средней Азии – безропотной и послушной. Кругом чужие люди, чужой говор, обычаи, молитвы. Никакая не Сибирь, не Дальний Восток, как судачили в селе о ее свекрови. Да, она – единственный человек, понимавший Оленьку. Только жалости от нее – ни грамма.
Однажды Оле снился сон. Когда возвратилась от Ахмета - счастливая и влюбленная. Снилось, что пропалывает она грядки и надвигается гроза. Девушка спешит закончить работу, хотя ветер уже нагоняет свинцовые тучи. Поднимает глаза к небу и застывает в изумлении: седовласый старик восседает на облаке и указывает на нее пальцем. Затем переводит его в сторону. Там видна фигура женщины, склонившейся над могилой. Это было знамение. Оно запомнилось, но разгадка пришла через многие годы. Когда Киргизия наложила на Оленьку свою особую печать, научила быть покорной и молчаливой. Они с Ахметом перебрались в Украину, растили двух детей.
Ольгу Ивановну, носившую по настоянию мужа национальную одежду, редко кто узнавал. И она не подавала виду ни подругам, ни знакомым мужчинам. Зато Ахмет – располневший, с вечно припухшими глазами, часто пребывал в компаниях, оставался ночевать у друзей. Где-то за городом возводил двухэтажный дом.
Когда отмечалось новоселье, Ольге положено было присутствовать как супруге. Здесь она немного узнала о делах мужа, о том, что его фирма занимается реализацией металлопроката, что успехи сопутствовали всем сотрудникам: есть недвижимость, все научились «работать с банками».
На нее смотрели снисходительно, хотя она старалась не задавать вопросов. Сельская женщина, малообразованная, что с такой возьмешь? Особо дала понять это Ольге секретарша Ахмета, всячески демонстрировавшая, что отношения с шефом у нее давно перестали быть только деловыми.
На кухне, пахнув на присевшую отдохнуть супругу сигаретным дымом и перегаром дорогого коньяка, Ахмет подметил, что ей здесь неуютно, она лучше смотрится в своем селе у тетки. Понятливая Ольга тотчас потопала к двери…
Он изредка навещал семью, поддерживал финансами, взял на себя уйму забот по организации похорон Клавдии, а потом и ее безропотного мужа, который умер от тоски и уныния. Все было не так уж и плохо, но по вечерам, проверив, как дети выполнили уроки, Ольга роняла голову на сложенные на столе руки, и плечи ее безутешно содрогались от рыданий. Особенно после того, как на глаза попались есенинские строчки:
Жизнь моя! Иль ты приснилась мне?
Словно я весенней гулкой ранью
Проскакал на розовом коне…
Вспомнить детство, юность – время, в котором не было Ахмета, - одно удовольствие. Хотя, какой проглядывалась ей сиротская доля? Как бы ей шагалось по жизни после школы? Кое-куда на работу устраивал все-таки Ахмет. Кстати, нужно найти свою трудовую книжку, когда-то предстоит оформляться на пенсию… Дальнейшую совместную жизнь с Ахметом воображение даже не рисовало.
Предчувствия не обманули. Муж зачастил в деревню, чтобы «поправить здоровье». Жаловался на головную боль, непомерные перегрузки на нервную систему. Дела не ладились. Прервались золотоносные связи с Россией, что-то пронюхали налоговики. Друзья разбежались в поисках новых ниш, хотя всегда охотно отвечали на звонки, когда намечались вечеринки. Поднимали тосты за процветание «нового бизнеса»…
Ночью Ольга вскрикнула. Это был не сон. Сквозь прозрачную занавеску ей снова грозил благообразный старик, снова переводил палец на согбенную фигуру у могилы. На кровати напротив тяжело дышал Ахмет: в последнее время ночевал в Ольгином доме, который достался в наследство от тетки Клавдии. Мужу не хватало воздуха, пришлось открыть окно. Потянуло речной сыростью, в комнату проникли ночные звуки: звенящие скрипы кузнечиков, сонные всхлипы лягушек. Но возрастал еще один непонятный шум – клокотание в груди Ахмета. Сердце так и не получило своей дозы желанного кислорода. Коричневый перст небожителя остановил стрелки часов его жизни.
После похорон Ольга длительное время пребывала в депрессии, смотрела остановившимся взглядом в одну точу, невпопад отвечала на вопросы. Вскоре получила извещение из банка. Сердце екнуло: Ахмет позаботился о ней и о детях! Собрала документы и поехала в город.
Там ее ожидало разочарование: за мужем числился долг: двадцать тысяч долларов. Сотрудник банка участливо поднес стакан воды:
- Постарайтесь погасить своевременно: проценты растут, поймите нас правильно…
Понять-то она понимала. Но где взять деньги? Может, помогут друзья мужа? Вечером стала листать его блокнот. На первой странице крупным почерком было написано: «У меня прекрасная жена – Олюня». Когда это было? Так ласково Ахмет называл ее только в последние дни. Она поила его травяными отварами, делала массажи, компрессы. И еще в ранней юности, когда поженились. Комок подкатил к горлу…
Друзья отвечали неохотно: все заняты, у всех туго с деньгами. Советовали продать машину. Но она тоже была под залогом. Оставался особняк. За него пришлось судиться. Выслушала целый рой негодующих возгласов:
- Деревенская дура! Сиди себе в селе, здесь все наше общее с Ахметом!
- А я ему жена, забыли?!
Суд восстановил справедливость и породил массу врагов. Злопыхатели писали доносы с надуманными фактами, натравляли комиссии с проверками. Все это надо было пережить.
Ольга Ивановна стала богатой женщиной. Возглавила общественную благотворительную организацию, заботилась об инвалидах и сиротах. В сейфе, находящемся в особняке, нашла свою трудовую книжку. Пора оформлять пенсию…