С одного слова

Анатолий Комиссаренко
Мой друг служил в составе первых вертолётных эскадрилий, выполнявших «интернациональный долг» в Афгане.
Раскалённые пыль и песок, густо хлорированная вода, непривычное для советских офицеров, но такое обыденное на востоке предательство, гибель однополчан, жёсткие ограничения во всём…
Это потом и в отпуска стали ездить, и дефицит домой возили, и из дома многими литрами «кое-что» привозили. А поначалу было строго.
Тогда, в том самом начале, одного из офицеров эскадрильи порадовали десятидневным отпуском.
Добро позавидовали боевому товарищу, обнялись на прощанье, пожелали благополучно добраться домой и без приключений вернуться…
- Ну, мужики, чего привезти из Союза? – тоном мецената, знающего себе цену, спросил отпускник.
Лётчики, растерявшись от щедрости вопроса, обильно вспотели. А может, они давно потели, жара-то была – под пятьдесят в тени! Яйца в песке на спор варили!
Молча отирая густо сочившийся со лбов и по загривкам пот – кто пилотками, кто скомканными носовыми платками и полотенцами, а кто и просто размазывая голой ладонью солёную влагу по лицу и шее – сослуживцы напряжённо задумались. Встречавшиеся взглядами глаза читали в глубине друг друга: «Выпить…».
Да, расслабиться хотелось всем. Хоть на минутку забыть, что за любым барханом может сидеть «дух» со «Стингером»… Забыть, что и ты можешь лечь бесформенной коптящей грудой металла на песок, как легли сослуживцы.
Водки-вина нельзя, не пропустят…
- А привези ты нам… - мечтательно закатил глаза кверху и, будто сказку рассказывая, протянул капитан Сизиков, - бутылочку пивка!
Да, к бутылочке пивка никто не прицепится. Бутылочку пивка привезти можно.
Ладони провожавших ощутили влажную прохладу пивной бутылки, взятой из холодильника. Такая привычная для руки форма! В глазах померещилась единая для огромного СССР, скромная жёлто-голубая наклеечка… «Жигулёвское»… На зелёном стекле, покрытом капельками холодного пота… То есть, росы… То есть… Ну, холодными капельками же! В ушах будто хлопнула сдёрнутая с горлышка пробка, зашипели мелкие газовые пузырьки. Носы защекотал одинаковый во всём Советском Союзе чуть кисловатый запах перебродившего хмеля… Такой привлекающий… Возбуждающий любого нормального мужика… Такой дразнящий… Такой… В общем, для тех, кто пережил любовь не вчера – этот запах был сродни воспоминаниям о первой любви.
У пятнадцати офицеров слаженно дёрнулись кадыки в сглатывании слюны.

…Через десять дней отпускник вернулся.
Соратники встретили его полными надежд взглядами.
- Мужики… - отпускник виновато приложил кулак к груди. – Я вёз… Но такая жарища! Пекло!
Что пекло – все знали лучше отпускника, подзабывшего за отпуск эту самую афганскую жарищу. Но смириться с мыслью, что обещанный подарок с Большой Земли – не довезён?! Этой мысли не допускал никто. Обещал же! Не мог он обмануть! Разыгрывает, зар-раза…
- Понимаете… Уже подъезжал… Но такое пекло… В общем… Полбутылки я выпил, - отпускник безнадёжно махнул рукой. И тут же встрепенулся: - Но полбутылки привёз!
Он с победной, но сильно виноватой улыбкой вытащил из саквояжа тёмную пивную бутылку. Ту самую, только не запотевшую. С жёлто-голубой, единой для всего Союза «Жигулёвской» наклейкой… И пробка была на месте… Разыгрывает, зараза?! А чего лицо такое виноватое?
Отпускник качнул бутылку. Все услышали свободный плеск жидкости. Неслаженным хором вздохнули разочарованно. Початая…
- Как делить будем? – спросил кто-то из торопливых молодых.
Как делить полбутылки «Жигулёвского» на пятнадцать страждущих мужиков? Каждому по глотку? Это ж слизнёшь - и вспомнить не успеешь, какие они, убитые пустыней воспоминания о вкусе живого душистого пива…
Командир эскадрильи вынул бутылку из руки провинившегося отпускника, встряхнул, прислушиваясь. Да, сильно початая.
Лица встречающих исказила скрытая боль: «Не тряси!.. Газ выйдет…».
Комэска на мгновение задумался.
Боевые лётчики привыкли думать быстро и принимать безошибочные решения. Кто ошибается или думает медленно – того сбивают.
Выпихнул на середину комнаты табурет, подтолкнул к нему одного из молодых лейтенантов:
- Садись.
Лейтенант сел. Удивлённо и выжидающе смотрел на командира. Остальные тоже пока не понимали, как будет происходить делёж.
- Ты самый молодой, - задумчиво проговорил комэска. – Чувства ещё не притупились…
Он решительно свернул с горлышка плохо державшуюся пробку и сунул бутылку в руки лейтенанта:
- Пей. Потом расскажешь. Внимательно пей!
Лейтенант растерянно оглянулся.
- Пей, - по-отечески положил руку на плечо лейтенанта капитан Сизиков. – Каждому по глотку – и правда, не дело.
Окружающие торопливо закивали.
Лейтенант восторженно, и как-то недоверчиво посмотрел на початую бутылку, по-гусарски отодвинув локоть… Но вдруг сник, наклонился к горлышку, внимательно, со скрытым недоверием понюхал…
- Пей, не томи… - пропел-простонал кто-то в полголоса.
Вытянув шеи, открыв рты, все ждали.
- Пиво… - прошептал лейтенант с блаженной улыбкой, как заправский дегустатор поводя горлышком у себя под носом.
- Пиво… - беззвучно повторили губы зрителей и растянулись в счастливых улыбках. Все почувствовали головокружительно вкусный запах пива. Настоящего пива!
Лейтенант вдруг опечалился и покачал головой.
- Полбутылки…
Вдруг запрокинул голову и вскинул бутылку, будто стреляя навскидку… Решительно глотнул раз… Другой… Ещё…
Напряжённо наблюдая за двигающимся кадыком лейтенанта и от напряжения привставая на цыпочки, все глотали вместе с дегустатором…
Глотков-то и получилось всего пять или шесть…
Пиво кончилось.
Лейтенант замер. Все перестали дышать.
Лейтенант сделал ещё один глоток. Обсасывающий. На всякий случай. Холостой глоток. Наподобие контрольного спуска затвора после того, как из автомата вынут магазин. Вдруг в стволе патрон остался!
Нет, не остался.
Пиво было. И кончилось.
Но это было пиво!
Хоть и тёплое, как парное молоко… Хоть и без газа…
Не отнимая бутылки ото рта, дегустатор восторженно скосил глаза на молчавших офицеров. С таким восторгом, забыв на мгновение о пустышке во рту, смотрит на родителей впервые забравшийся на деревянного коня малыш.
- Ну… сдавленно прошептал комэска, сглотнул пересохшим горлом, помогая себе движением головы, – рассказывай…
Из глаз лейтенанта потоками бенгальских огней выбивался восторг.
Идиотски улыбаясь, как улыбаются, наверное, только счастливые отцы, узнав о благополучном рождении долгожданного наследника, лейтенант вздохнул полной грудью, словно вознамерившись во весь голос прокричать здравицу любимому вождю…
Восторг истосковавшейся по мужскому напитку, прожаренной под афганским пыльным солнцем, обласканной пивом и готовой взорваться от счастья и избытка чувств души был излит на окружающих сдавленным, как воздух из автомобильного колеса, шёпотом.
Из растянутого в блаженстве рта шёпотом вытекло только одно, разложенное на три части, слово… Разделённое натрое, как печатные шаги по плацу: ать… два… три… На три слога, больше похожие на повторение недавних глотков вожделенного напитка…
Это было крепкое, как коньяк, слово. Короткое, часто употребляемое в мужских коллективах во всех экстремальных и неординарных ситуациях слово. В общем-то, обыденное для мужских коллективов слово. Недлинное, но вмещавшее в себя безмерные значения и запредельные чувства, слово…
И с одного слова все поняли, какое это наслаждение - початая бутылка тёплого пива в жаркой пустыне Афганистана.