Я подходил к институту, когда у крыльца меня остановил человек. Из-за музыки в ушах, я не понял его вопроса, подумав, что спрашивают закурить. Каково же было моё удивление, смешанное со стыдом, смешанное с неудомием, когда я услышал вопрос:
- Ты что-нибудь слышал об Иисусе Христе?
Это спросил меня невысокий паренёк, с самой заурядной внешностью, честным открытым взглядом, обутый в адидасовские кэжуальные кроссовки. Спросил так просто, как сотни таких же студентов спросили бы рубль на пиво. Мы разговорились.
- Иисус Христос принял на себя грехи всего человечества. В это я верю, - так начал я.
- А веришь ли ты в то, что говоришь, или всего лишь знаешь?
- Я верю, как и верю в Страшный Суд. Суд будет, как бы человек ни оттягивал это роковое время. Если он умрёт до той поры, его призовут, и он ответит за свои дела, за свои поступки.
- Но в чём именно заключается твоя вера, - не отставал мой собеседник. - Каковы дела твои?
- Я такой же грешник, невозможно избежать греха. Но я понимаю, что я грешу, понимаю свою ничтожность перед божьим замыслом. Я понимаю, что весь вещный мир пропадёт, сломается, исчезнет, останется мир идей - я предан миру идей.
- Я слышал про царствие небесное, но ничего про мир идей, - перебил собеседник с лукавцей.
- Царствие небесное - есть нематериальное. Материал, служение вещи - это от антихриста, чем больше мы в мире вещей, тем больше мы обрекаем себя, расставаясь с жизнью вечной.
- Но дела, дела-то твои каковы? Я крестился в 15 лет, живу в исповеди, в святой уверенности, что крови Христовой хватит, чтобы омыть наши грешные руки.
- Какие дела... Следовать дальше избранному мною пути, - начал я. - Существует же путь воина.. Вот можно идти служить Родине, и в этом будет правда. Можно позже - сейчас не вижу в себе моральных сил - принять постриг.
- Постриг? А в чём же суть, - допрашивал мой собеседник с той же долей лукавцы.
- Отречение от мирской суеты...Но Алёша Карамазов (был такой персонаж у Достоевского, читал, может быть) счёл для себя, сохраняя иноческий сан, пребывать в миру.
- Но этим ты мало поможешь делу веры.
Я помолчал. Все не спасутся, я твёрдо в этом уверен. Так же уверен, как и в том, что у меня нет в душе абсолютного доверия. Жизнь учила меня жить с заточенными когтями наготове. И хоть мой мозг вполне освободился от той ереси, которую нам нанизывают заботливые руки общественного сознания,я не был свободен от подозрительности. Нет, я не думал, что этот человек мошенник, и давно пренебрегал правилом с уроков ОБЖ "не говорить с посторонними". Меня не страшат даже секты, всего лишь форма отклонения от порядка, ровно такая же как и наша повседневная жизнь. Мой мозг освободился, но не освободился ещё я, и чахлая плоть мешала духу воспарить.
- Ты приходи к нам на встречу,мы там пообщаемся, - начал мой собесдник.
Я резко оборвал его.
- Я казак станицы. У меня свой путь. Своя дорога. Будь здоров, брат - добавил я, пожимая руку собеседника и глядя ему в глаза.
Странная тяжесть свалилась на меня. Меня постоянно удерживала моя повседневная напряженность. Я не мог довериться человеку, не мог в полной степени довериться ему. Эту историю я начал рассказывать с того, что испытал чувство стыда. Да, мне действительно стыдно: я счёл бы более адекватным вопрос о деньгах, о сигаретах... Но в нашем мире всё реже проповедники подходят к заблудшим, всё реже звучат вопросы о спасении души. Пришёл в храм? Поставил свечку? И неужели тем ты откупился от своей совести?!
Я ещё на пути к свету, не у самого света, но где-то на пути. Обратной дороги не предвидится, но я не могу с той лёгкостью, как тот парень произносить священные слова Нового завета, я не свободен от своего гностицизма. А что одолеет - вопрос будущего. Понимаю, что материал не будет победителем в этой борьбе, но многие умирали с состраданием о своей ущербной, неполной вере. Как предстоит умереть мне, известно лишь богу.
На пути в институт, ещё до встречи, я как раз слушал Порываева: "Не отрекайся от себя". После нашего разговора я вспомнил эту песню: "Не отрекайся от себя. Хоть не отречься невозможно".
Я, как Алёша Карамазов, в миру. Я ничего не пропогандирую, не проповедую, всего лишь учусь не жить по законам иллюзорного мира. Какое я имею право наставлять и учить, если сам только на пути?
Но если проповедники выходят на улицу нести слово Божие, значит время близко, значит время заканчивается. И тот, кто пройдёт мимо, пройдёт, очевидно, мимо вечной жизни. Так пусть хоть такие плутоватые проповедники в кэжуальных кроссовках не исчезают, пока не придёт и их время. Всё не зря...