Курочка Ряба и куриный грипп
Автор - Граф Шувалов Избранное
"Жили-были дед да баба, внучка, Жучка и курочка Ряба. Снесла курочка Ряба яичко, да не простое, а золотое. А потом чихнула и умерла. Захотел дед яйцо разбить. Бил-бил, не разбил. Чихнул и умер. Баба била-била, не разбила. Чихнула и умерла. Внучка била-била, не разбила. Чихнула и тоже умерла. Жучка яйцо бить не стала, потому как не умела. Поэтому она просто чихнула и умерла. Тут мышка пробежала, хвостиком махнула, яичко упало и разбилось. А мышка чихнула и умерла. В общем, все умерли".
Рецензия на произведение "Курочка Ряба и куриный грипп", автор - Граф Шувалов Избранное
Один граф Шувалов, который при всём этом присутствовал, жив остался. Вот собрался он как-то к графу Грефу, чтобы пивка там попить, ну и развлечься как-то, одел цилиндр, взял трость, заказал экипаж, сел и поехал. Едет он по Тверской, а навстречу ему - Серёга Есенин вдрызг пьяный идёт. Ну граф Шувалов - баальшой любитель русской словестности, приказал драйверу остановиться, вылез из салона и подходит к Серёге. "Здорово, Серёга!- говорит, - "Куда путь держишь?". "На Кудыкину гору, воровать помидоры". "Так ты, Серёга, от жизни отстал, там теперича помидоры не растут. Там теперь Юра Лужков свою Сити достраивает, одни сплошные офисы. Меня приглашал намедни ленточку разрезать и по сто грамм". Тут Серёга сразу оживился, говорит: "А почему бы нам туда щас не рвануть, а то в горле персохло?". Граф ему на это: "Да зачем нам по всяким тусовкам мотаться, там от официальных речей меня тошнит. Поедем лучше к девочкам, посидим расслабимся." "Не, я не поеду, они ведь приставать начнут, а я сегодня не в настроении, да и финансы поют шлягеры." "Ну тогда давай в какой-нибудь стрип-бар закатимся, выпьем, получим эстетическое наслаждение, ты мне почитаешь "Выткался на озере пьяный цвет зари..." или "Клён ты мой опавший". "Ну это можно, конечно, а что такое стрип-бар?" "А это где красивые девушки демонстрируют публике свои части тела". "А как они могут части показывать, они что - на части разрезанные? Я не люблю смотреть на трупы". "Серёга, ты что, офигел - они целые и невредимые, просто раздеваются постепенно и танцуют перед тобой, а ты смотришь". "Ну тогда ладно, поехали, только у меня денег правда нет". "Да не парься ты, я взял с собой пару сотен тысяч, нам хватит".
Вот приезжают они на Новый Арбат, заходят в ресторан. Официант графа сразу признал, отвёл в первые ряды перед сценой, где уже мелькают голые ноги, сиськи и попы, звучит забойная музыка и поют по-ненашему. Серёга маленько оробел, тем более он был в помятом сюртуке не первой свежести и примятом цилиндре, на котором виднелись следы недавнего пиршества. Но граф уверенно сделал заказ, и когда они подняли первый тост за кабацкую Русь, то Серёга малость оттаял и стал озираться по сторонам. Тогда граф встал, подошёл к сцене, о чём-то пошептался с музыкантами и подошёл к микрофону. Зал немного затих, ожидая, что будет дальше и с интересом наблюдая импозантную фигуру графа в цилиндре, пенсне, с резной тростью и внушительной седой шевелюрой. "Дело в том", - обратился граф к присутствующим, - "что здесь сегодня присутствует наш любимый народный поэт Сергей Есенин. Если мы очень попросим, он прочитает нам свои стихи, которые мы все знаем и любим с детства. А если его посетит сегодня капризная Муза, то, возможно, он сочинит нам какое-нибудь небольшое стихотворение на злобу дня". В зале недоверчиво зашептались, но когда Сергей неловко встал из-за столика, обернулся и поклонился публике, со всех концов громко захлопали, узнав его лицо с милыми доверчивыми глазами. Хотя многие думали, что это просто наряженный работник бара или артист эстрады. Серёга кашлянул, поднял и осушил бокал с вином и сказал, обращаясь к залу: "Дорогие товарищи! Я не знаю, что мне сейчас говорить, я попал сюда случайно и ещё немного тушуюсь в незнакомой обстановке. Но если вы настаиваете, я попробую что-нибудь сочинить сразу, экспромтом, и прочитать вам. Не обессудьте, если у меня не очень получится". Он замолк на время, глядя в потолок, и затем признёс:
"Русь моя, птица сизокрылая!
Грусть моя, радость запоздалая.
О тебе болит душа моя унылая,
как гляжу, что с тобою стало, я.
По церквам звон стоит на праздники.
А в полях - бурьян с чертополохами.
Много ты испытала разного.
Отчего так живётся плохо нам?
Где оно - счастье затерялося?
Отчего так на сердце горестно?
Почему - не живём, а маемся?
Так смотреть мне на это совестно.
По дворцам - баре да политики.
Слуги их - злые и кровавые.
А народ - все сплошные нытики,
мы живём - все всегда неправые.
Неужель - в прошлом, Русь, осталась ты?
Впереди - беды лишь да горести?
Мы живём в смраде и усталости.
Не по правде мы живём, не по совести.
Встань, прошу, в колен, Русь державная!
Раззудись плечо, и стряхни свой сон.
Разберись скорей со всякими шавками.
И разбей мечом всех врагов полон.
Верю я в тебя, наша матушка!
Нам не быть рабами да холопами.
Поднимайтесь, родимые братушки!
Прогоните иуд с остолопами.
И тогда взойдёт - Солнце Красное.
И наполнится земля детским лепетом.
Сгинет шваль да мразь разномастная.
И взовьётся Русь - белым лебедем!"
Когда он замолчал, в зале некоторое время стояла полная тишина. Потом кто-то воскликнул: "Братцы, да это правда - Серёга Есенин! Ура!..." И тут зал взорался овациями. Хлопали все, и даже полураздетые девицы, все повскакивали с мест и во весь голос кричали: "Ура Есенину! За нашу Русь! За Русь!...". Сергей застенчиво улыбался и кланялся, он снял цилиндр, обнажив белокурую голову, и прижимая ладони к груди. В этот момент отворились входные двери и в зал вбежала группа крепких людей в камуфляже, с автоматами и в масках. По приказу старшего они бросились через проходы между столиками к передним рядам. Подбежав к Есенину, двое заломили ему руки за спину, а остальные встали кругом, оттесняя от Сергея остальных посетителей ресторана. Затем без каких-либо объяснений они освободили проход, грубо расталкивая людей локтями и прикладами, и через него вывели светловолосого человека из зала в вестибюль. Толпа было подалась за ними, но у дверей осталась часть людей в камуфляже, которые стояли неподвижно, выставив вперёд автоматы. Через 10 минут они как по команде повернулись и вышли. Люди немного замешкались, затем бросились по лестнице на улицу, но там уже не было никого, только следы от протекторов автомашин. У обочины дороги лежал смятый цилиндр, который какой-то седовласый человек без шапки и пальто бережно поднял и спрятал под полу пиджака. Люди расходились по домам молча, никто больше не оставался в зале, кроме официантов и распорядителя-метрдотеля. Он подошёл к столику, где недавно сидел непонятный посетитель, так ужасно похожий на Серёгу Есенина, и со вздохом опустился на кресло. Увидел перед собой початую бутылку вина, налил полный бокал и залпом выпил...