Семь картонок

Джек Аленький
Семь картонок, семь картонок. Семь. Семь. Семь. Семь штук. Я считаю эти семь картонок и не должен ничего перепутать, иначе сломается станок. Семь штук. Ровно. Уже почти двадцать лет, каждый день, кроме выходных считаю эти картоночки, ровно по семь штук, складываю их в стопки. Стопки у меня красивые, напоминают башню, башню будущего. Такие ровные – всем нравятся. Конечно, двадцать лет. Я до сих пор не смог заговорить с людьми. Я еще двадцать с лишним лет назад перестал говорить. Иногда хотел, но уже не смог. Мне хорошо одному. Я боюсь, что меня не поймут или, что еще хуже поймут не так. Я боюсь людей. Могу их слушать, могу даже кивать головой, но не резко, а мерно, долго, что бы это не походило на разговор.

Они называют меня аутистом. Я аутист. Тот, кто живет в себе, не выходя наружу. Я любил один раз одну девушку, Нину, любил очень сильно. Я все ей сказал, все что знал и во что верил. Она ушла. С тех пор говорить мне не кому. Нет смысла. Хочется, но это невозможно.

Иногда я думаю, что прожил жизнь бессмысленно. Мне хотелось бы стать архитектором или художником, а я считаю картонки. Но это глупости, ведь картонки ничем не хуже башен и дворцов. Я рисую по выходным и иногда вечером на обратной стороне бракованных картонок. С тех пор как у меня умерли родители, бумаги у меня нет, пенсия маленькая, ее не хватает на бумагу, а зарплату нам платят чисто символическую – я покупаю всегда на нее пятнадцать леденцов, розу и бутылку «Буратино». Один раз мои картинки увидел врач и забрал их, что-то сказал, они понравились ему и он их отправил к хорошим художникам, они их смотрят.

Я пишу еще иногда стихи, они у меня получаются такие маленькие, всего две-три строчки. Но я их никому и никогда не показывал. Слишком глупо это. Для кого я пишу? Наверное для Бога. Я очень Его люблю. И верю, что Он меня тоже. Мне кажется, что Нина когда-нибудь умрет и станет другой, там, вместе с Богом. И тогда я тоже умру и мы опять будем счастливы, а я скажу ей все! Все эти годы я молчал – и там, в раю я буду говорить и она будет счастлива, она вспомнит нас в прошлом и все будет хорошо. Мы с ней уже никогда не расстанемся.

Семь лет назад, восемнадцатого марта я ее видел на улице. Мы тогда гуляли с родителями, а она с каким-то мужчиной, бородатым, старым. И вот я остановился и час смотрел ей вслед… А она даже не оглянулась. Наверное забыла.

Интересно, кто этот бородач. Может ее муж? Может быть. Должен же быть у нее муж. А мне нельзя жену. Я и не хотел, но слышал один раз, как врач говорил родителям, что мне нельзя детей, что они будут больными. Я даже заплакал, хотя не хотел конечно детей, но стало так обидно! Я с тех пор очень полюбил детей. Я каждую пятницу (это короткий день) останавливаюсь у школы, делаю вид, что жду кого-то, а сам смотрю на детей и мне становится радостно и весело. Я очень жду пятницу. Купил бы им много конфет, но у меня очень мало денег. Я половину плачу за квартиру, а половину отдаю тете Свете, она мой опекун. Она мне запрещает самому покупать, говорит, я – дурак, все истрачу и умру с голоду. И покупает мне сама сыр, колбасу и варенье.

Я люблю тетю Свету. Она добрая. Плачет все время. У нее умер муж, а дочка уехала за рубеж. Говорят там лучше, но я не верю, ведь тетя Света все время плачет. Значит там плохо. Но я и с ней не говорю. Я не могу. Не знаю даже почему. Я раньше знал, а сейчас уже не помню, и просто не могу.

А еще у меня раньше была маленькая кошка. Очень хорошая. Похожа на меня. Она куда-то пропала три года назад, семнадцатого ноября. Куда – не знаю. А тетя Света тоже не знает. Жалко, скучаю без нее и ищу ее каждую субботу, с раннего утра. Зову – «Кс, Кс», а она не приходит. Забыла меня наверное, но может еще вернется… Буду ее искать.

У нас тут все больные работают, разные есть. Но я – дольше всех здесь. И мне разрешают слушать иногда радио, в коридоре. Я выхожу, сажусь на кресло, рядом с цветком и слушаю радио, там бывает красивая музыка. И я все вспоминаю – все, все… Как мы гуляли с мамой по саду, а там цвели огромные яблони и так хорошо пахли. Такие были розовые цветы у них – все в цветах, а я подпрыгивал на одной ноге. Я еще был маленьким, свободным, в школу не ходил, помню, как читал мои любимые книги, как мне нравились сказки, как я играл в волшебника с друзьями. И мне иногда кажется, что все это еще повторится… Я в это верю, может мне Бог так сделает…

Семь картонок. Семь, семь, семь. Ровная башенка, хорошая, правильная. Я работаю, я делаю хорошо. Семь. Семь, семь. Семь… Там мы так танцевали на этом вальсе, это был такой танец, такая красота! Я думал, что все только начинается… Семь. Семь. А потом, потом. Семь картонок. Картонок семь. Грязные выбрасывать, считать внимательно.