Грубые люди

Татьяна Щербакова
ГРУБЫЕ  ЛЮДИ

Шурочка  жила с опекунами – престарелой теткой Леной и ее мужем Жорой, за которого та вышла замуж в сорок пять лет – через год после того, как у нее поселилась племянница. Шурочкина мамаша сбежала из ненавистного поселка Томилкино , когда дочери было десять лет. Пообещала – устроюсь, сразу заберу. И не забрала. А бездетные опекуны и не настаивали, они привыкли к Шурочке и считали ее своей дочкой.
Но жилось Шурочке с опекунами нелегко. Заедала бедность. Работал только Жора, а  Лена  с тех пор, как вышла замуж, болела и сидела дома. Он понуро тянул семейный воз. Работал электриком, целыми днями просиживая на столбах или копаясь в трансформаторных будках. Иногда его било током, и тогда Жора падал со столба и ходил с опухшим лицом, с болячками на руках. По вечерам  сидел в комнате, которую семья занимала в старой коммуналке, не снимая серых казенных валенок, и курил вонючие папиросы. Шурочка накрывалась с головой одеялом, лежа на своем топчане у противоположной стены, и  дыша в маленькую дырочку, засыпала.
Она хотела видеть красивые сны, похожие на фотографии в журнале «Советский экран» или на зарубежные фильмы , которые показывали в поселковом клубе. А видела кошмары. Ей  часто снилось, что Жора хочет удушить ее газом или взорвать гранатой. На самом деле в это время муж тетки  курил особенно вонючие папиросы «Север» или  громко испускал газы, укладываясь спать. Ему вторила Лена. Они не стеснялись делать это в любое время, даже днем. Иногда устраивали соревнования по громкости газоиспускания и предлагали Шурочке присоединиться…
Шурочка не хотела. Она и сама не понимала, что ее удерживает, но проявляла упрямство и старалась вообще не выпускать газы и изо всех сил терпела. Такое упрямство едва не довело ее до тяжелой болезни. Однажды, когда ей было одиннадцать лет, у нее в клубе так разболелся живот, что она еле добежала домой и кричала в комнате во весь голос, катаясь по полу. Потом  кое-как заползла на свой топчан, накрылась с головой ватным одеялом и встала на колени, упершись локтями в пружинный матрац. И тут же у нее начали выходить газы. Выходили они бесшумно и очень долго.  Лена и Жора с удивлением переглядывались, гадая,  почему целый час их девчонка стоит в такой странной позе и не шевелится. Но она больше не кричала, и они успокоились.
Когда Шурочка подросла и  уже заканчивала школу,  тетка и ее муж больше не соревновались в испускании газов, может быть, от старости их  больше не хватало для того, чтобы производить оглушительные выстрелы. И Шурочка перестала видеть во сне кошмары про гранаты и взрывы.
Несмотря на убогую нищенскую жизнь, Шурочка  росла миленькой девочкой и выросла в красивую девушку. На уроках труда она научилась шить и дома  использовала любой лоскуток, чтобы приспособить его к какому-нибудь наряду. Хотя трудно было назвать нарядами платьица и кофточки, которые она мастерила себе из ситцевых, сатиновых, и штапельных обрезков. Хорошо еще, что  была  худенькая и маленького роста – ей и метрового лоскутка хватало на юбочку или кофточку.
Иногда мать привозила ей свои обноски – тяжелые шерстяные юбки, выцветшие крепдешиновые платья. Шурочка вырезала из них места, заляпанные  дешевой закуской на пьяных вечеринках где-то в далеком городе, и целые места тоже приспосабливала себе на одежку.
И комнату в старой коммуналке Шурочка постаралась преобразить. Она упросила  тетку выкроить из ее крошечной пенсии и худосочной зарплаты Жоры деньги на штапельные занавески на два окна, которые Лена по-деревенски  наполовину завешивала  белыми ситцевыми шторками на тесемках – не видно с улицы, и ладно. А пошла уже мода на длинные занавеси до полу – из ярких и тяжелых тканей. На которую у них никогда бы не нашлось денег. Но Шурочка придумала выбрать дешевую штапельную материю с таким интересным рисунком, что копеечные занавески выглядели очень солидно.
Из-за нашитых из лоскутков и обносков  Шурочкиных нарядов, в которых она  приходила на школьные вечера и на танцы в клуб, и из-за этих занавесок, на которые поселковые заглядывались с улицы, ее семью уже не считали бедной! А  приехавшая на очередную короткую побывку из далекого города мать,  взглянув на дочь, нарядившуюся в ее бывшее розовое крепдешиновое платье, на цветастые занавески на окнах, хмуро сказала:
-Богато живете!
У Шурочки сжалось сердце. Лена тоже боялась младшую сестру, которая каждую побывку устраивала им пьяные скандалы с мордобитием и все пыталась утащить с собой дочь. Но Жора  всегда был на стороже и не давал свояченице воли. И в этот раз, поняв, что она приготовилась срывать  их новые занавески, благодаря которым его и на работе стали больше уважать, встал у окна, сжав огромные кулаки в карманах бумажных серых брюк. Мать уехала, не позабавившись занавесками, но сорвала злобу на новой ситцевой кофточке , которую только-только сметала Шурочка. Кофточка эта была особого  фасона , который едва вошел в моду. Ее надо было носить поверх юбки, перепоясав тонким ремешком. Но у Шурочки явно не хватало материи, чтобы сделать выкройку рукавов, как полагается. И тогда она решила просто вшить их, без проймы. Вот за этим занятием и застала ее мать, вырвала из рук недошитую блузку и  начала  остервенело рвать ее. Орала : «Как шьешь, дура, опозорить меня хочешь на весь поселок в этой кофте?» Новая ткань не поддавалась, но матери все равно удалось нанести невосполнимый урон будущей блузке. Так Шурочке и не пришлось прийти на танцы в модной обновке. Мать уехала, а она горько плакала на своем топчане, укрывшись с головой толстым ватным одеялом.
Потом на уроках домоводства Шурочка научилась правильно очищать и резать селедку и варить борщ. Она, затаив дыхание, слушала учительницу, которая рассказывала о невиданных блюдах. Лена готовила в основном толченую картошку с солеными огурцами,  картофельный суп из воды и  нарезанной картошки, изредка пекла картофельные терунки и пышки на свином сале. Видно, сама природа красиво формирующейся девушки запрещала ей питаться такими продуктами, и Шурочка ела очень мало. Но Лена  велела Жоре следить за тем, чтобы  Шурочка доедала все, что она накладывала ей в тарелку. И тот сидел рядом с ней на общей кухне, курил вонючие папиросы и ждал, когда Шурочка поест. Она тоже ждала, когда у Жоры закончится папиросы, и он уйдет в комнату за новой. Как только он уходил, она бежала с тарелкой к помойному ведру и выливала  противный суп, вытирала край тарелки и садилась за стол, как ни в чем не бывало. Приходил Жора, внимательно оглядывал тарелку и удовлетворенно кивал головой, разрешая  ей выйти из-за стола.
Его самого тошнило от убогой Лениной  еды, но он ел, потому что ему были нужны силы для тяжелой работы. В тринадцать лет Шурочка начала возиться на кухне с овощами, которые росли у них на огороде за поселком. Она кидала в пустой Ленин суп кусочки помидоров,  тертую свеклу, зеленый лук и укроп. После штапельных оконных занавесок эти Шурочкины борщи стали второй ступенькой  для ее семьи к  более благополучной жизни. Теперь Жора заставлял Шурочку доваривать Ленин картофельный суп, и хотя девчонке хотелось подольше погулять на каникулах на улице, она  готовила свои борщи, научившись делать это очень быстро. Соседи с интересом присматривались к ее готовке, принюхивались к вкусным запахам из Лениных кастрюль, а между собой шептались, что не иначе Лена  начала чем-нибудь спекулировать, потому-то теперь ее семья хорошо питается.
Когда Шурочка была маленькая, Жора не пускал к ним в комнату ее подружек – они мешали сидеть ему в  серых казенных валенках на диване и курить. Но теперь девочки запросто могли приходить к Шурочке. Жора не возражал. Напротив, ему нравилось наблюдать, как они рассматривают новые  занавески на окнах, а теперь еще он усаживал их за стол и  велел Лене налить им   в тарелки пахучего красного борща.
 Шурочка тем временем придумала печь в электрической духовке, которую смастерил Жора, не пышки, а шоколадные пирожные. Она покупала двести граммов самого дешевого печенья, терла его на терке, добавляла маргарин и  какао, скатывала в колобки и  пекла в духовке. Получались рассыпчатые пирожные, которые таяли во рту. Среди школьниц по поселку пошла слава о Шурочке и ее пирожных. К ней еще чаще  забегали девчонки, чтобы  поучиться печь необыкновенные пирожные.
В шестидесятые годы в поселковых магазинах  не было  изысканных городских сладостей. Когда впервые туда привезли замасленные коробки с невиданным доселе здесь кексом, очередь за ним выстроилась огромная. Пришел почти весь поселок. Шурочка выпросила у Лены  рубль и тоже встала в эту очередь. Тогда ей было десять лет, и грубые поселковые жители  не хотели, чтобы до нее дошла очередь купить кусочек кекса. Они теснили и теснили Шурочку от прилавка, хотя уже давно она была первая. И почти совсем задавили, но тут продавщица почему-то смилостивилась и отвесила ей заветный кусочек кекса. Шурочка взяла его в руку, и он смялся в бумажке. Она шла по улице и задумчиво откусывала от него крошечки. Во рту стало приторно сладко и жирно. Дома Жора ударил ее по лицу за то, что она вернулась так поздно. Шурочка заплакала и сказала, что стояла в очереди за кексом. Но Жора и Лена не поверили ей, да и кекса уже не было, она его весь съела, пока шла.
Но кекс этот запал Шурочке в душу. И теперь, спустя четыре года, она сама пекла сладости, которые таяли во рту и обжигали язык горьким шоколадом. Это был третий этап перемены жизни в ее семье. Теперь к ней стали приходить в гости на праздники школьные компании, в которых были и дети поселковых начальников. Жора настолько одобрял эти домашние вечеринки, что уговорил Лену на это время уходить из дома. Шурочка и не догадывалась, что Лена и ее муж мечтают – в этой компании их воспитаннице найдется подходящий жених, сынок какого-нибудь поселкового начальника.
Но жених почему-то не находился. На вечеринках  сынки начальников разбредались по комнате и уходили обниматься во двор с дочками начальников. А Шурочка оставалась одна, мыла посуду и убирала комнату к приходу Лены и Жоры. Он в конце концов устал ждать новых перемен в своей жизни и, видимо, желая хоть как-то компенсировать затраты на  бесполезные вечеринки, украл у напарника  дорогие плоскогубцы. Тот явился в коммуналку и устроил громкий скандал, грозил набить Жоре морду за кражу, упрашивал вернуть инструмент, но Жора не сознавался в краже и не возвращал плоскогубцы. Шурочка лежала на топчане, накрывшись с головой ватным одеялом, душа ее сжималась от стыда – она знала Жору и была уверена, что он украл плоскогубцы.
Домашние вечеринки прекратились. Шурочка училась в девятом классе, все хорошела, но мальчика у нее, в отличие от подружек, не было. От этого она страдала. Но откуда бы ему быть, если Лена и Жора не пускали Шурочку по вечерам на улицу? А именно по вечерам на танцплощадке, в клубе и на улицах поселка  кипела жизнь. Однако Лена безумно боялась, что Шурочка, как и ее непутевая мать, принесет в подоле и сопьется, сгуляется. Также думал и Жора. Больше всего в этой семье боялись позорного появления  лишнего рта.
Все-таки Шурочке  удалось улизнуть на танцплощадку в ближнем лесу. Теплый летний  вечер таинственно манил в какую-то даль. Гремела музыка,  волшебная мелодия разливалась над  деревьями. Мигали тусклые электрические лампочки на фонарях. Шурочка, стоя в толпе, с волнением ожидала, что кто-нибудь пригласит ее на танец, и тогда у нее появится свой парень. Но никто не приглашал. Какой-то юркий низкорослый малый позвал ее подружку прогуляться по лесу. Она пошла и махнула рукой Шурочке. Та с готовностью пошла было за ними, но парень недовольно сказал, нагло ухмыляясь:
-Не хватало здесь еще тех, кого матери приносят в подоле в шестнадцать лет.
Шурочка даже не поняла сразу, что это – о ней и продолжала идти за парочкой. Вдруг кусты затрещали, из них вывалился  мужик, споткнувшийся о пень, и едва не растянулся на танцплощадке. Вокруг захохотали. Мужик  выпрямился, и все увидели Жору с искаженным от злобы лицом.
-Иди домой!- приказал он Шурочке.
Она, не оглядываясь, побежала к дому. В комнате быстро разделась, легла на топчан и накрылась с головой толстым одеялом. Она лихорадочно вспоминала, сколько лет ее матери. Высчитала, что та родила ее в двадцать лет, и по-детски удивилась тому, как наглый подружкин парень так бессовестно врал.
В конце летних каникул в Томилкино стали приезжать  парни из города на мотоциклах «Ява» и «Панония». Они забирали с улицы самых красивых девчонок и везли их  в дальний лес. Об этой  компании Шурочка не могла и мечтать. Но однажды ее подружка снова  позвала ее с собой.  Худенький паренек в шлеме кивнул ей на багажник позади себя и как только она легко вспрыгнула на него, помчался вслед за вереницей красных мотоциклов на своей «Панонии».
В лесу они выехали на большую поляну, где весной Шурочка с одноклассницами обычно собирала подснежники, а осенью грибы,  и присоединились к шумной компании.  Вскоре развели большой костер, расположились вокруг. Тут кто-то из парней приказал:
-Теперь всем в лес за дровами – по очереди. Идет первая пара.
Первая пара ушла. Через некоторое время вернулась, но без дров. Потом ушла вторая и тоже вернулась без дров. Подошла очередь Шурочки и ее мотоциклиста. Он кивнул ей и направился в  темноту леса. Она встала и поспешила за ним. Спотыкаясь о пеньки и коряги, спросила:
-Какие дрова-то нужны?
-Разные,- пробормотал смущенно ее напарник.- ты иди туда, я пойду сюда.
-Ладно,- согласилась Шурочка. Она не боялась в ночном лесу, потому что выросла в здешних местах и хорошо их знала.
Они набрали по охапке дров, потом он ее позвал и сказал:
-Присядем  тут, за  деревом, посидим немного и пойдем.
Шурочка кивнула и присела. Они посидели так минут пять и встали. Она подобрала свои дрова, парень – свои. Они вышли на поляну под громкие аплодисменты компании.
Дрова оказались не нужны, костер уже  тушили. Она снова села  на багажник позади  своего мотоциклиста, и он резко дернул машину с места. В поселок  ее не повез, а ссадил прямо на дороге и умчался вдаль. Шурочка побежала домой, счастливая от необыкновенной ночной прогулки с городским мотоциклистом. Теперь и ей будет, что рассказать девчонкам в классе!
На следующий вечер она снова вышла на улицу и прохаживалась взад и вперед, нетерпеливо поджидая  своего нового знакомого. Он все не ехал, а вскоре Шурочка заметила, как по кустам вдоль улицы за ней пробирается Жора. Но она не остановилась, а продолжала ходить по дороге. Мотоциклист не приехал, и она ушла домой. Позади  плелся Жора.
Осенью Шурочка  влюбилась в новенького мальчика, который переехал с семьей в Томилкино откуда-то издалека. Его семье сразу дали хорошую квартиру, поскольку  папа был каким-то начальником. В Сашу влюбились девчонки обоих  девятых классов. Он был худенький, высокий, чернявый и  очень  красивенький. Но, главное, конечно, - новенький и интеллигентный. Последнее для их поселка было большой редкостью.
Девчонки страдали  отчаянно, Шурочка тоже волновалась и даже однажды  в спортзале забила  в игре в баскетбол гол в свою корзину, чем очень раздосадовала  классную команду. Но ведь Саша в это время висел на шведской стенке среди других зрителей и наблюдал за ее игрой. Она это заметила и ничего не могла с собой поделать, от волнения  позабыла обо всем и даже о том, в какой стороне ее корзина , а в какой – чужая.
Команда проиграла, но Шурочка выиграла!  Вскоре после этого,  в один из вечеров, Саша предложил ей погулять, а потом пошел провожать. В волнении она оставила без внимания шорохи за спиной – Жора крался за ними в ночи! И как только они вошли в подъезд, он накинулся на мальчишку и начал тузить его. Таскал за куртку, бил по голове… Саша  закрывал голову руками и пытался вырваться от Жоры, но тот все лупил и лупил его, стервенея все больше. Наконец, парнишке удалось вырваться , и он выбежал из подъезда.
Еще раньше домой убежала Шурочка. Спрятавшись на топчане под  одеяло, она слышала, как  вбежавший вслед за ней Жора  шипел злобно Лене:
-Эту засранку кормить уже нет сил, а еще выродка ее? Мы с тобой так не договаривались, когда сходились.
Лена молчала, стоя у окна, и теребила  яркую штапельную занавеску.
Вскоре  после этого события явилась мать. Ударила Шурочку, сидевшую за  уроками, по лицу грубой мозолистой ладонью, рассчитанной по силе  на то, чтобы с одного удара убивать таких худеньких малявок, как ее дочь. Потом принялась рвать тетради и учебники. Закричала:
-Нечего учиться.  Научилась  уже, будешь, как я, раствор месить!
Она примерилась уже сорвать занавески с окон, Жора ей не думал мешать, он сидел на диване, как каменное изваяние, курил вонючий «Север». Но тут Шурочка закричала во весь голос, тоненько и звонко:
-Ненавижу вас всех, ненавижу!
Кинулась на топчан поверх одеяла и забилась в судорогах. Лена ахнула и побежала за водой на кухню. Мать стояла посередине комнаты неподвижно. Жора затушил слюнями папиросу и с опаской взглянул на окно. Мать поняла его, подбежала к дочери и зажала грубой ладонью ей рот.
-Пусти ты, удавишь девку!-  крикнула испуганно  вошедшая с кружкой Лена и оттолкнула сестру от кровати.- Не видишь, лихоманка ее бьет.
Она  набрала в рот воды и стала брызгать в лицо Шурочки. Та вздрогнула и опомнилась. Лена с облегчением вздохнула. Она хорошо помнила, как   грудная племянница часто закатывала в качке глазки,  смеялась сама с собой, агукала, когда рядом никого не было, кому-то на потолке, на белых оконных занавесках. Лена шептала сестре: «Как бы младенческой не было, у нас в роду она у всех…» А мать спрашивала: «Кого это она там видит, на потолке? Кому агукает-то?» «Божьим ангелам, это они с ней играют»,- отвечала Лена.
Сейчас в комнате кипел скандал. Мать кричала, что заберет дочь немедленно, Жора орал, что не навязывался кормить ее приблудка, Лена уговаривала обоих и тоже срывалась на крик, опасливо поглядывая на Шурочку, отвернувшуюся к стене, а сама подбирала с полу порванные тетрадки и растерзанные книжки. Шурочка лежала в оцепенении и чувствовала отрешенность от всего происходящего. Ей было  все равно, кто и куда ее сейчас заберет, поведет, повезет.  Она лишь очень хотела спать. И вскоре на самом деле уснула и не слышала, как выбежала из комнаты мать, яростно  хлопнув дверью, явно желая соврать ее с петель.
Поздно ночью Шурочка проснулась и захотела попить. На табуретке возле топчана стояла кружка с водой, из которой брызгала ей в лицо Лена. Тетка встала с постели и подошла к Шурочке. Она  хотела погладить ее по голове, но Шурочка отвела теткину руку и  снова отвернулась к стене. Она не могла заставить себя  слушать предательницу, которая, как теперь ясно понимала Шурочка,  и заставляла Жору следить за ней и проделывать всякие низости по отношению к неродной  его племяннице. «Свою бы дочку пожалел»,- подумала Шурочка и тихо заплакала , уткнувшись носом в толстое одеяло.
С тех пор она далеко обходила стороной  своего любимого Сашу и постепенно  его разлюбила.
Шурочка успешно сдала выпускные экзамены и собралась поступать в институт. И тут Жора неожиданно заявил, что ехать ей надо обязательно в Ленинград. Оказалось, что сам он когда-то  учился  там в педагогическом и закончил три курса, а что было потом, никому  никогда не рассказывал. Но уверял, что лучший город на свете – это Ленинград. Жора сам лично проводил Шурочку на вокзал с новой модной сумкой-баулом, дал ей немного денег и… испортил ей жизнь.
Глупый старый, отставший от жизни Жора и представления не имел, что в ленинградский педагогический на первый курс набирают всего лишь пятьдесят иногородних студентов. У Шурочки не было ни одного шанса попасть туда. Надо было ей  поехать в Москву, с ее восемнадцатью баллами она бы обязательно осталась в столице. Но Шурочка вернулась обратно в свой поселок Томилкино и начала искать работу в округе.
Работа ей нашлась только на маленькой фабрике, где делали детские деревянные гармоники. Для них нужно было фрезеровать  детали из фанеры. Первую партию Шурочка загубила, и вся смена лишилась из-за нее работы. Женщины  уже принялись было скандалить, но Шурочка вдруг решительно оборвала их, крикнув:
-А у вас все хорошо было в первый день здесь? Вспомните!
Женщины удивились, но вспомнили и не стали скандалить, а показали Шурочке, как надо работать. Вскоре дела у нее наладились, работа ей понравилась. Она  приезжала домой уставшая, но веселая. Однако Лена и Жора не радовались вместе с нею. Они задумали переехать из Томилкина в деревню и ждали удобного случая, чтобы обменять свою комнату на дом. Шурочка в их планы больше не входила. Вскоре она поняла, что теперь-то по-настоящему в тягость своим  опекунам и загрустила. Куда ей было деваться? А на улицу и на танцы Жора Шурочку по-прежнему не пускал, опасаясь, что она принесет-таки в подоле и им придется снова начинать все сначала – растить чужого ребенка.
В первый день на фабрике она не заметила, как внимательно за ней наблюдает молодой мужчина в синем халате. Она вообще его не заметила. А он больше не появлялся. Это был мастер-технолог из управления, которое находилось в городе. Звали его Игорь Иванович . Он был здесь в тот день в командировке и с большим интересом наблюдал  разыгравшуюся  в цеху  картину с ящиком  испорченных деталей. Смотрел, как виснет на  рычаге огромного старого фрезеровального станка худенькая симпатичная девушка, наваливается на него всем телом и тащит вниз. Он не мог оторвать взгляд от этого хрупкого изящного тельца… Попросил директора отдать ей новый станок, который привезли на фабрику месяц назад и только-только установили его в цеху. Директор тут же выполнил распоряжение молодого начальника из города и стал с  особым вниманием относиться к новенькой. Даже приглашал ее в свой кабинет во время обеденного перерыва и угощал  отличным крепким кофе. Его Шурочка впервые попробовала в Ленинграде и очень полюбила, но не знала, как  готовить. Да и не продавался кофе в их поселковом магазине. А директор, увидев, как нравится Шурочке крепкий горячий кофе, подарил ей нераспечатанный  пакетик черных зерен. Но Шурочка не знала, что с ними делать. «Надо размолоть и бросить в кипяток»,- сказал  ласково директор.
Молоть зерна Шурочке было нечем, и она решила просто раздолбить их молотком. Насыпала в чистую бумагу и  принялась стучать. Разбитые кусочки насыпала в алюминиевую кружку , залила кипятком и поставила на плиту. Скоро по коммунальной кухне  распространился необычный запах, на который вышли любопытствующие соседи. Они с интересом принюхивались и спрашивали: «Что это?» «Кофе»,- многозначительно ответила Шурочка и понесла кружку к себе в комнату.
Жора сидел на диване и нюхал запах  черного жареного кофе. Он  вспомнил его, а заодно далекий  довоенный Ленинград, милых девушек, филармонию. «Будешь?»- спросила Шурочка , кивнув на кружку. «Да ну его!»- махнул заскорузлой рукой Жора. А Лена сказала недовольно: «Воняет-то! Прям как у нас в трансформаторной…»
Через неделю Игорь Иванович снова появился на фабрике и сразу прошел к станку Шурочки. Та  уже ловко управлялась с деталями. Теперь ей не приходилось тащить на себя рычаг старой громоздкой машины. На новом станке работать было легко и просто. Когда Шурочка подняла глаза на Игоря Ивановича, он  увидел, что они  у нее синие-синие, как у маленькой девочки, похожи на две незабудки.
Игорю Ивановичу недавно исполнилось тридцать два года, и он не был женат, что тревожило его маму-учительницу английского языка. Он с отличием закончил технологический институт, удачно устроился на работу, сделал карьеру, но с девушками у него были нестабильные отношения. Она заметила, что сын  не любит сверстниц и даже двадцатипятилетние его, похоже, не интересовали. «Ищет  чистенькую девочку»,- догадалась, наконец, мать, и подумала с грустью: «Да где же ее сегодня отыщешь, такую?»
-Пообедаешь со мной?- спросил Игорь Иванович Шурочку.
-Что?- не расслышала она его из-за шума  станка.
Он показал – выключи. Когда шум утих, сказал:
-В обеденный перерыв зайди в контору.
-Хорошо,- кивнула Шурочка и снова включила станок.
Игорь Иванович улыбнулся и ушел. Женщины в цеху внимательно наблюдали за их беседой и многозначительно переглядывались. Когда он проходил мимо,  одна из них крикнула:
-Хорошая у нас Шурочка, умница,  работает отлично, план дает!
Всякой здесь хотелось угодить начальнику.
В обеденный перерыв Шурочка забежала в контору, где ее с нетерпением ожидал Игорь Иванович.
-Пойдем, пообедаем,- сказал он.
-С вами?- удивилась Шурочка.
-Ага,- кивнул головой  Игорь Иванович.
После обеда она вернулась к станку, а женщины посмеивались: «Что, Шурочка, закадрила начальника?» «Да он же старый!»- отмахнулась она и включила станок.
Игорь Иванович не уехал в город, как обычно, а дождался Шурочку и сказал, что проводит ее домой. Она смутилась, но не возражала. В этот вечер он познакомился с Леной и Жорой и неожиданно для Шурочки вынул из портфеля бутылку водки и поставил на стол, где еще недавно она делал уроки. Лена захлопотала на кухне у кастрюли с квашеной капустой, а Жора, подчеркнуто не торопясь, уселся за стол.
Соседи тоже толклись на кухне и старались выпытать у Лены, что это за начальник наладился в их коммуналку? Шурочка разрывалась между комнатой и кухней. Она боялась,  кто-нибудь скажет что-нибудь грубое, непристойное и опозорит ее перед начальником из города. Больше всего  опасалась, что Жора начнет рассуждать о жизни и нахамит Игорю Ивановичу. Но все более или менее обошлось, скоро Игорь Иванович  засобирался домой. Шурочка пошла его провожать. На улице он спросил у нее: «Выйдешь за меня замуж, детка?» «Не знаю…»- прошептала Шурочка и убежала.
Дома она легла на свой топчан и укрылась с головой  ватным одеялом. Щеки у нее горели, она слышала, что Жора и Лена  о чем-то шепчутся.
Через неделю, в воскресенье, Игорь Иванович снова приехал к Шурочке и позвал ее в город. Он хотел познакомить ее  с друзьями, которые собирались у него на вечеринку. Шурочка тут же согласилась и стала собираться, однако Жора вдруг запротестовал. Он сказал грубо Игорю Ивановичу:
-А знаешь ли, мил человек, что Шурка несовершеннолетняя, и я, как опекун, никуда ее не должен отпускать?
-Кроме как на тяжелую работу?- усмехнулся Игорь Иванович.
-А ты бы хотел, чтобы она у нас  на шее сидела, да шея-то вся уж вытерта,- хлопнул заскорузлой ладонью по своей морщинистой, черной от  загара, шее Жора.- Мы с моей бабкой уж пенсионеры, а я все пашу, как вол, и конца этому, видно, не будет…
-Будет, будет,- дружелюбно улыбнулся Игорь Иванович.
-Значит, как вот исполнится ей восемнадцать через месяц, так и пойдет она с тобой по городам шастать. А пока пусть-ка дома посидит.
Шурочка не слушала Жору. Она выскочила  на кухню и там лихорадочно натягивала на себя юбку и  блузку, пока соседи сидели по своим комнатам, изо всех сил пытаясь  услышать, о чем скандал. Наконец,  оделась, вбежала в комнату и схватила Игоря Ивановича за руку, сказала решительно: «Пойдемте, я готова!»
-Куда?- заорал Жора.- Я тебе пойду, проститутка!
Шурочка даже не поняла в первый момент, зачем он это сказал, но через мгновение встала, как вкопанная, и с ужасом смотрела на мужа тетки. Лена стояла у окна и молчала.
-Если хотите, поедемте с нами,- миролюбиво предложил Игорь Иванович.
-И поеду!- крикнул Жора и ринулся за ними.
Он шел позади них по улицам Томилкина и уговаривал Шурочку вернуться домой. Она почти ничего не слышала и не замечала никого вокруг. Понимала – о свадьбе не может теперь быть и речи. Кто  женится на такой, как она, опозоренной?
Игорь Иванович лишь побледнел немного, но в свару не вступал, а, взяв  Шурочку под руку, уверенно вел ее к автобусной остановке. Жора уселся  в автобусе позади них и злобно наблюдал за племянницей и ее кавалером. И в городе он шел, не отставая, позади, бормотал что-то злобное, вместе с ними завалился в квартиру к Игорю Ивановичу, где уже собрались его друзья.
Шурочка была, как каменная. Она страдальчески улыбалась гостям – хорошо хоть мамы дома не было, отвечала на чьи-то вопросы, а сама  исподтишка наблюдала за Жорой, который терся по углам и не собирался уходить. «Кто это?» - изумленно  кивали на  странного старика в бумажных серых брюках и затертом пиджаке собравшиеся, но Игорь Иванович только улыбался и не отвечал на этот вопрос.
В комнате все расселись  вокруг журнального стола – кто в кресле, кто на диване, а кто и просто на полу, на ковре. Жору за стол не приглашали, и он примостился  в отдалении, присев на корточки. Игорь Иванович словно и не замечал дядю Шурочки. Компания  выпивала, смеялась, веселилась. Шурочка не видела ни в ком напряженности. Вскоре Жора поднялся с корточек и ушел.
 Почти сразу за ним разошлись и гости. Игорь Иванович проводил Шурочку до автобусной остановки, прощаясь, улыбнулся, слегка пожал ее руку и вернулся домой.
Когда она  вошла в свою комнату, ни Лена, ни Жора не сказали ей ни слова. Наутро, как обычно,  Шурочка поехала на свою фабрику. Весь день она ждала, что  в цех  войдет Игорь Иванович, но он не вошел. И все последующие дни она  постоянно находилась в состоянии тревожного ожидания – как запертая в комнате собака покорно смотрит на дверь, ожидая, что в нее, наконец, войдет хозяин.
Через месяц, воскресным  вечером, Игорь Иванович приехал в поселок, вошел в ее комнату, поздоровался за руку с Жорой и  Леной, достал из портфеля бутылку водки и поставил на стол. И вдруг  открыла дверь мать Шурочки. Она уже два дня гостила у сестры, которая, видимо, вызвала ее. Жеманясь, неказистая, неуклюжая женщина с ярко размалеванным лицом,  протянула  такую же, как и у Жоры, заскорузлую ладонь гостю. Он, не смущаясь, крепко пожал ее и улыбнулся. Шурочка ушла на кухню, села за стол и обхватила голову руками. Все тело ее обливалось жаром, губы опухли, пальцы дрожали, как перед экзаменом в институте, или как в первый день работы на фабрике на старом огромном станке, который нависла над ней непостижимым чудовищем.
Наконец, на кухню вышел  Игорь Иванович и позвал ее прогуляться по улице. Там он взял ее под руку, и Шурочка вдруг почувствовала страх и отчужденность. Она уже сама не знала, чего ей хочется – остаться с этим «старым» начальником или убежать подальше ото всех в лес, на реку, прыгнуть в  резиновый круг и плавать, плавать в холодной  проточной воде, крутиться и крутиться в водовороте. Она уже  даже решила бежать, но тут Игорь Иванович отпустил ее руку и стал закуривать дорогую сигарету, слегка сгорбив стройную спину. Шурочка смотрела на него, и теперь ей стало страшно, что он уйдет, этот  красивый  мужчина из  недостижимой для нее совсем другой, счастливой, жизни. В которой нет  сумасшедшего Жоры,  размалеванной матершинницы матери, жесткого топчана со старым ватным одеялом, пьяных грубых соседей. А есть город с его широкими улицами, театрами, кафе, с нарядными беззаботными людьми, красивая  квартира, наполненная тонким ароматом чужих незнакомых духов и терпким манящим запахом черного кофе…
Шурочка даже не предполагала, что в этот момент происходит в ее комнате. А там,  сидя за столом, размазывая по лицу дешевую  вонючую губную помаду, как  по покойнику, голосила ее мать. «За что это счастье моей дуре? Там и смотреть-то не на что, плюнь -  завалится. Ни кожи, ни рожи. За что ей такой мужик? Чем я-то хуже? Почему мне в жизни счастье не удалось? Да он и по возрасту мне подходит, а, Жор? Ну ее на хер, эту Шурку, зови зятя, мы его пересватаем, а?»
Жора молча курил, сидя на диване. Лена стояла у окна и молчала. Она  боялась, что дело сорвется и Шурочка останется у них. А ей очень хотелось уехать из поселка в деревню, водить там кур и клубнику. Она не слушала сестру, а размышляла, как бы теперь половчее выписать из комнаты племянницу, как только та уедет со своим начальником. Он обещал забрать ее сегодня же.
-Поехали?- спросил Игорь Иванович, прикурив сигарету.
-Куда?- спросила растерянно Шурочка.
-Ко мне. На совсем. Ты согласна?
-Да…
Он снова взял ее под руку и повел домой. Мать сидела за столом, но с уже умытым лицом.
-Уезжаете?- спросила она.
-Уезжаем,- ответил Игорь Иванович.- Шурочка согласилась выйти за меня замуж.
-А свадьба?- заволновалась мать.- Надо же, чтобы, как у людей…
-Да будет тебе  молоть-то!- оборвала ее зло Лена.- Может, ты денег на свадьбу отвалишь?
-У меня  нет,- испуганно сказала мать.
-Ну тогда и молчи сиди.
Тетка пошла собирать в Шурочкин баул, с которым она ездила в Ленинград, ее блузочки и юбочки, перешитые из материнских обносков.
Наконец,  баул набили старыми тряпками, Игорь Иванович взял его и пошел к двери, пропуская впереди себя Шурочку. Тетка, Жора и мать потащились следом. На остановке стояли молча. Жора курил свой вонючий «Север» и отрешенно смотрел куда-то. Лена стояла, пригорюнившись, подперев щеку рукой. Только мать, встретив знакомых, весело  разговаривала с ними и похохатывала. Они внимательно разглядывали Шурочку и Игоря Ивановичу.  Она старалась спрятаться у него за спиной и с нетерпением ждала, когда подъедет автобус.
И вот он подъехал. Жора, слюнявя папиросу в губах, оживился, сунул Игорю  Ивановичу руку, стал прощаться. Протянула свою ладошку и Лена. А мать вдруг схватила Шурочку подмышки и, гогоча, как гусь, приподняла ее, отчего  коротенька юбочка  постыдно задралась и на свет показались застиранные трусики. Мать гоготала все сильнее,  пассажиры из автобуса с интересом разглядывали Шурочкины трусики, видел их и Игорь Иванович. Наконец, мать выпустила дочь из своих корявых рук и озорно посмотрела на Игоря Ивановича. Тот бросил на землю недокуренную дорогую сигарету и помог Шурочке подняться в автобус. Пассажиры наблюдали, как он, вежливо улыбаясь, помахал рукой родственникам и стал аккуратно усаживать Шурочку. Потом сел сам и небрежно задвинул баул себе под ноги. Взял ее за руку, осторожно пожал, успокаивая. Автобус тронулся…
Ой по морю, по морю, по синему, по Хвалынскому, плыла тута утушка, плыла тута серая. Где ни взялся селезень, где ни взялся искрасён, ухватил он утушку, за правое крылушко. Вскричалась утушка, вскричалась серая: «Покинь, покинь, искрасён!» « Я  в ту пору покину, когда  перья росщиплю да по морю роспущу».