Не страшно падать – страшно не разбиться.
Лежать живым калекой на камнях,
И знать, что надо снова шевелиться,
Чтобы совсем не утонуть в слезах.
Вставать на переломанные ноги,
Разбитыми губами шевелить
В беззвучном крике. Снова на дорогу
Идти, чтоб о падении забыть.
И снова в высоту, по острым скалам….
На крыльях обожженных не взлететь
С земли. Зачем пошла? Я что, не знала,
Что не всегда по зову ходит смерть…
Я в облаках. Меня ласкает ветер.
Вновь подо мною тысячи дорог
И я лечу. И не было на свете
Разбитых губ и перебитых ног.
В полёте снова крылья опалила,
И тело наливается свинцом.
Взлететь повыше! Солнце ослепило…
Я падаю на камни вниз лицом…
Хоть бы погибнуть… хоть бы сразу…
Второй раз я взлетела, наверное, слишком высоко, чтобы не упасть. В первый раз я выжила. Встала. Долго приходила в себя. Клялась, что больше не полечу, что жизнь на земле – пусть пыльная, пусть скучная и грязная, лучше, чем минута полёта – а потом оказаться на залитых собственной кровью камнях, с переломанным телом. Я выходила себя… для того, чтобы снова полететь, забыв все клятвы и предосторожности. Не бывает полёта со страховкой, невозможно летать, не рискуя разбиться. В этот раз я взлетела гораздо выше, надеясь, что там, наверху, где нет грязи и скуки, я смогу остаться, что там я найду опору и больше не упаду. Но сейчас я понимаю, что падаю. Падаю с той высоты, после которой не выживают. И я лечу – уже вниз, и не надеюсь, что кто-то успеет подхватить и не даст разбиться опять. Это никому не нужно. Но всё-таки я лечу, ведь падение – это тоже полёт, и молюсь об одном – разбиться насмерть. И понимаю, что выживу. Но уже не смогу летать. А нужна ли такая жизнь? Хоть бы сразу, хоть бы насмерть…