О чуде, Бабе Яге, Дедушке Морозе и Салтыковке

Елена Гвозденко
                О чуде, Бабе Яге, Дедушке Морозе и Салтыковке.

              К нашему дому подходил лес. Мне, переехавшей в это место из суеты большого города, все вокруг казалось волшебным: и свиристели, шумной стайкой атакующие кормушки для кур, и дрозды, примостившиеся на голых ветках почерневшими плодами. Когда я в первый раз увидела настоящего дятла, была сильно разочарована. Это была довольно маленькая птичка, во всяком случае, я представляла ее гораздо крупнее. Дятлы в наших краях появлялись достаточно часто, и я перестала им удивляться, а зря. Одна из птиц даже дала название целому сезону. До сих пор, вспоминая то лето, мы называем его «Летом сумасшедшего дятла». Дятел появился в конце мая. Причем, облюбовал он не ствол дерева, как его собратья. Мы заметили его на вершине бетонного столба, врытого кем-то, и благополучно забытого. Так и стояла эта стела, памятник бесхозяйственности. Все привыкли к этому архитектурному излишеству на нашей улочке и вряд ли бы обратили на него внимание, если бы не дятел, который с маниакальным упорством появлялся на столбе ранним утром, и стучал до позднего вечера. Это упорство было темой для наших ежевечерних бесед. Мы строили различные версии происходящего. Судя по тому, что наш дятел не погиб от голода, и даже выглядел довольно упитанным, он находил там достаточно пищи.

        В то лето вообще происходило множество довольно странных вещей. Летучие мыши, черными тенями мелькавшие в свете фонарей, почему-то все чаще залетали в дома. Я слушала рассказы соседей, и замирала от ужаса.  Как многие женщины, я, панически боюсь мышей. А если это чудище еще и летает! Между тем, соседка продолжала рассказывать, что, надевая халат, обнаружила спящую летучую мышь в кармане. Я незаметно похлопала по своему кармашку, и, простившись, ушла в дом. За ежевечерними домашними хлопотами, мне удалось забыть ее рассказ. Уложив дочку спать, я долго ворочалась на своей постели, прислушиваясь к тишине. Тишина окутывала, обступала со всех сторон, придавая некую мистичность этой ночи. В голове рождались пугающие образы. Вот я, выбираясь из ванны, протягиваю руку к халату, а из него вылетает целая стая летучих мышей. Они, с противным писком проносятся мимо моего лица, и я могу разглядеть перепонки и маленькие коготки. Наконец, мне удалось отогнать эти видения, и я начала проваливаться в желанный сон, как вдруг… « Ух-гу, ух гугу гу» - прокричал кто-то в форточку. Мой мозг не совсем проснулся, и поэтому мне понадобилось время, чтобы понять, что это всего лишь филин, который почему-то облюбовал крону яблони, росшей за кухонным окном. Его крики мы слышали и до этого дня, но они раздавались издалека. Никогда еще эта ночная птица не подбиралась так близко к нашему жилью. «Мама, что это?», - прошептала проснувшаяся дочка. «Спи, доченька, это всего лишь птичка», - я постаралась, чтобы мой голос звучал как можно спокойнее. «Ничего себе птичка», - ответила Иришка засыпая.

        Для нее, рожденной среди этого буйства природы, среди деревьев, зверей и птиц, все вокруг казалось вполне естественным. Даже в раннем детстве она легко находила тропинку в лесу, в то время как я, делая всевозможные заметки, терялась, как только за листвой скрывались крыши домов. Меня удивляло все, даже привычные воробьи здесь были совершенно другими. Конечно, это те еще воришки, способные утащить хлебную корочку из-под носа даже самой злой собаки. Но здесь, среди других птиц, они вели себя несколько благороднее. Я помню, как наблюдала за ними, прилетающими к кормушке, которую мы повесили на ветку яблони. Там уже висела деревянная кормушка, но ветер постоянно сносил крошки и крупу, что мы сыпали под маленький навес. Из пластиковой бутылки мы соорудили новую, прорезав отверстие для птицы. Крошки не намокали, и оставались внутри, но клевать могла только одна птичка, а желающих в снежный февраль, было довольно много. Шустрые синички хватали пищу с лету. Но обстоятельным воробьям требовалось время. Они неторопливо подлетали к маленькому порожку, садились на самый краешек, будто привыкая к раскачиванию, потом, наконец, прыгали в бутылку, и долго, основательно, клевали. Их сородичам приходилось ждать, пока их собрат окончательно насытиться. Я заметила на ветвях некое подобие очереди, за которой приглядывал старый грузный воробей. Птички перескакивали с ветки на ветку, продвигаясь к заветному корму. Все было как-то размеренно, чинно. Но стоило кому-то из молоденьких недотеп, подлететь к кормушке, в обход очереди, как тут же на него обрушивался гнев сородичей. С криком, поклевыванием, наглеца изгоняли. И опять воцарялось степенное «отоваривание».
               
        Так и подрастала моя дочка, среди разухабистого, какого-то хмельного соловьиного пения или вой метели. В детстве она больше всего боялась кабанов и лосей, довольно часто безнаказанно ходивших по нашим огородам. И, конечно же, она просто не могла не верить, в реальность Бабы Яги, Деда Мороза и прочих героев, пришедших со страниц книг и из сказок, которые я начала рассказывать ей каждый вечер с того времени, как она научилась слушать. Мне и самой довольно часто казалось, что над темными верхушками деревьев, освещенных полной луной, вот-вот появится ступа со старухой, летящей по своим ведьминским делам. Гуляя в лесу, мы как-то заметили брошенный строительный вагончик. Иришка тут же оживилась, подбежала к нему с криками: «Ягин домик! Ягин домик!». Мы не стали разочаровывать малышку. Да и как сказать о том, что это всего лишь вымысел ребенку, уверенному, что сны ей нашептывает котенок, вышитый мной на ее подушке, а подарки на Новый год приносит, конечно же, Дед Мороз. Позже, она призналась в том, что каждый раз, ложась спать перед Новым годом, она давала себе слово непременно подсмотреть, когда Дед Мороз принесет ей подарок под елку, но всегда засыпала.
          
         Моя девочка росла, и я много времени посвящала ее подготовке к школе. И, если математикой ей всегда нравилось заниматься, и она уже в пять лет легко оперировала отрицательными числами и дробями, то с чтением были проблемы. Мне, педагогу, человеку, разрабатывающему в то время новую методику обучения с пяти лет, упорство дочери было брошенным вызовом. Я углубилась в альтернативные методики. Ведь смогла же я объяснить своей малышке, что такое дроби еще в три года. Наша квартира была увешена листками с надписями. Подписано было все, что возможно. Над кроваткой заняла свое место лента букв. Каждый день я придумывала все новые игры, целью которых было обучение грамоте. Но как только Иришка понимала, что ей опять придется складывать непонятные буквы в слова, в ней тут же просыпался упрямый барашек, не зря же моя дочь родилась под знаком Овна. Как-то не выдержав, я заявила дочери, что, если она и дальше будет упорствовать, то, пожалуй, ее придется записать в специальную школу, где учатся дети, нежелающие читать. А так как эта школа находится в поселке Салтыковка, то ей, вероятно, придется туда переехать. Пришло время записываться в школу. Мы, с дочкой успешно прошли все тесты и возвращались домой. Почти у самого дома, она тихо спросила: «Мам, а это точно не Салтыковка?». С тех пор моя маленькая девочка старательно разубеждала себя в том, что Салтыковка – всего лишь сказочное чудище, мистическое, а потому, далекое. И когда она во втором классе узнала, что Деда Мороза не существует, что Баба Яга – всего лишь сказочный персонаж, она долго плакала, приговаривая: «Деда Мороза нет, Бабы Яги нет, значит, и Салтыковки нет».