Это песня когда-то такая была. «Я стою у ресторана – замуж поздно, сдохнуть рано». Практически обо мне. Разве что стоять у ресторана нет никакой необходимости. Да и бессмысленно: кому я нужна?
Внешность у меня самая бесцветная. Косметикой почти не пользуюсь, из нарядов предпочитаю старые потертые джинсы и к ним майки-свитера-куртки. В зависимости от времени года. Точнее от погоды. Время года с погодой не всегда соотносятся. Так же как мои никакие внешние данные с буйной фантазией.
Я иногда так замечтаюсь, что с трудом возвращаюсь в серую действительность. Что в принципе никому не интересно. Им всем подавай глазки-ножки. Извиняйте. Чего нет – того нет. Правда, выгляжу я хорошо. Молодо. Я опять ягодка. То есть мне сорок пять, но выгляжу я максимум на сорок четыре с половиной. Но это не имеет никакого значения. Потому что женщина в моем возрасте – старая рухлядь.
Мир давно захватили и поделили молодые. В сорок пять даже на работу приличную не устроишься. В объявлениях давно не стесняются указывать: «до тридцати пяти». А если после, тогда куда? На панель – поздно, на паперть – рано.
Я стою не у ресторана. А на остановке. Автобус жду. Возвращаюсь домой после трудового дня. От нечего делать рассматриваю нехитрые товары в киоске: стиральный порошок, мыло, всякие средства для чистки сантехники, дешевые шампуни и кремы.
Над шеренгой тюбиков с китайской помадой белеет листочек. «Срочно требуется продавец, женщина до 30 лет». Ну да, забыли еще параметры добавить: «90х60х90». И диплом Королевы красоты города Корсакова. А то иначе как?
Представьте, посадят в этот киоск к примеру меня. Сразу мыло-порошок все покупать перестанут. И даже в знак протеста мыться и стирать не будут. Хотела я поинтересоваться, с чего это владелец банно-прачечных богатств такие высокие требования к своим сотрудникам предъявляет, да мой автобус подъехал.
Домой вернулась злая, усталая и голодная. Но мое настроение и тем более самочувствие никого не волнуют. Даже сам факт моего появления в дверях родного дома означает лишь то, что наконец прибыла долгожданная служба спасения. Девять-один-один. Точнее – комбинат бытового обслуживания с доставкой на дом. Фирма «Заря».
Была такая когда-то до перестройки: «Предлагаем услуги населению по мытью окон и уборке помещений». Золушки по вызову. Но им не только деньги платили, а еще и спасибо говорили. Сейчас тоже можно кого-то там вызвать. Только нам не по карману. Доходы у нас скромные. Поэтому мама (то есть я) все делает бесплатно.
Услышав щелчок входной двери, мое семейство бежит мне навстречу. Иногда я начинаю сомневаться – а моя ли персона вызывает приветственные крики? Может, они относятся к содержимому пакетов из продуктового магазина? Между прочим, никто и не думает интересоваться, ела ли я хоть что-нибудь, и если ела, то когда? Могли бы хоть предположить, что если мать (то есть я) свалится в голодном обмороке, им же хуже будет. Им – это кому?
Во-первых, Яшке. Это наш сиамский кот. Мы подозреваем, что чистоту его породы кто-то когда-то подпортил. Потому что если его внешность сомнений не вызывает, то характер нисколько не похож на яростный нрав его полудиких соплеменников. Целыми днями он валяется как тряпичная кукла на всех диванах и оживляется только при виде еды. Покушать он любит, впрочем, как и остальные члены семьи.
Во-вторых, Мишке. Он – мой старший сын, которого я уже воспитала. Теперь смело могу сидеть нога на ногу и пожинать плоды своих трудов. Могу, но не получается. Мишка после института женился на Оксане, девушке нежной и утонченной. Оксана с Мишкой все время сходятся-расходятся. То любовь-морковь, то пыль до потолка. Ясно, что Петруша, их двухлетний сын (то есть мой внук), на этой синусоиде ярких чувств удержаться не может. И постоянно съезжает с нее прямо в мои объятия. Ну не один, конечно. Кто-нибудь из родителей его закидывает наспех, когда они в очередном разводе. Или привозят оба сразу, воркуя как голубки. Рука в руке, глаза в глаза. Им не до ребенка. Какой уж тут ребенок? К бабушке его! Я Петрушу люблю. Он чудесный. Но о нем в другой раз. Если я про Петрушу начну рассказывать – это надолго.
Следующий номер нашей программы – Екатерина. Прошу любить и жаловать: моя средняя дочь. Студентка четвертого курса. Будущий экономист. Целыми днями сидит в своей комнате, впялившись в компьютер. То ли учится, то ли женихов ищет. Вот моду взяли – тут живьем мужика видишь, трогаешь даже, как бы это помягче выразиться, – и то сплошные ошибки! Поди пойми – что у него на уме? А по интернету знакомиться и общаться легче легкого. У меня просто времени нет, да и неинтересно. Но если б я захотела, таких бы писем понаписала – отбою бы от женихов не было! Вот пойди, докажи это моей Екатерине. Зря только время теряет. Но мое устаревшее мнение никого не интересует. Мое дело – обслуживать. Качественно. Быстро. Главное – молча.
Ну и наконец Ленка. Это моя младшая. Как три года назад началась перманентная катастрофа под названием «У Леночки переходный возраст», так до сих пор продолжается и конца-краю не видно. Сейчас Ленке четырнадцать. Учитывая мою комфортабельную шею, сидеть на ней Ленке еще не один год. А что? Очень удобно. Мама (то есть я) за всех все решит, все сделает в лучшем виде.
И, наконец, глава нашего семейства – это я. Эвелина Петровна Огородникова. Имечко мне досталось – не приведи господи. Но я его давно сократила и называюсь лаконично и вполне пристойно – Лина. Меня так все зовут, даже на работе. Почему-то отчество от меня отскакивает. Наверное, потому, что должность у меня скромная.
Я – приемщица в химчистке. Сижу целый день в тишине и покое. Клиентов у нас немного. Это раньше народ валом валил. Хорошие вещи всем с трудом доставались, вот на них и молились. Пылинки, можно сказать, сдували. А сейчас проще новую тряпку купить, чем по химчисткам бегать. Да и не носят сейчас один и тот же костюмчик несколько лет Один-два сезона – и привет. Поэтому моя профессия постепенно отмирает. Как и многие другие, впрочем. Ничего не поделаешь – прогресс.
Зато у меня на работе времени свободного – навалом. Хочешь – телевизор смотри. Хочешь – вяжи, как моя сменщица. Но я этого не люблю. Я читаю. Причем не эти примитивные детективы или любовные романы, которыми все книжные магазины завалены. А настоящие, хорошие книги. В этом отношении я несовременная. Но тут уж ничего не поделаешь. Я ведь девушка образованная, хоть и без диплома. Не успела получить.
На четвертом курсе института у меня любовь случилась. Пришлось в экстренном порядке замуж выходить, чтобы Мишка в законном браке на свет появился. А там пошло-поехало. Ночи бессонные, пеленки нестиранные, бутылочки немытые. И все остальные прелести. Что там говорить? Сами знаете. Потом Екатерина родилась и поставила жирный крест на моем высшем образовании.
Но я не жалею. Зато у меня есть мои дети. Я в них всю душу вложила. Самое ценное вложение, между прочим. Теперь они на меня могут свысока поглядывать да иронизировать. Мол, мы-то люди продвинутые. Не то что мать (то есть я). А я не спорю. Все правильно по большому счету. Меня можно уверенно отнести к неудачницам. Мужа – и того удержать не сумела.
В плане замужества я тоже несовременной оказалась. Да и была-то замужем всего один раз, что по нынешним временам почти неприлично. И у детей моих один общий папа на всех. Никакой Санта-Барбары. Серость и скука, одним словом. Не смогла я свою жизнь в яркий фейерверк превратить. Видимо поэтому меня муж и бросил. Семь лет назад. Мишке тогда восемнадцать было, только первый курс одолел. Екатерине – тринадцать: разгар гормонально-переходной бури. А Ленке – семь, в первый класс пошла.
Поэтому раскисать и бегать по подружкам, чтобы в жилетку поплакаться, мне было некогда. Честно говоря, выжила я тогда с трудом. Если бы не дети, даже не знаю, что бы со мной дальше было. А так пришлось зубы стиснуть – и вперед! К сияющим далям надежды. Только надеяться-то мне не на кого. Лишь на себя. И этого вполне достаточно.
Но это все в теории. А на практике – я стою у ресторана… Ой, то есть в дверях родной квартиры. Меня встречают Яшка и Ленка. У Миши период временной семейной идиллии, которая происходит на его территории. Екатерина, как всегда, у компьютера. Яшка трет свою искристую спинку о мои ноги. «Вискас» выпрашивает. А Ленка такой малостью не удовлетворится. У нее запросы выше:
- Мам, мне надо три тысячи сдать.
- На что это? – непредвиденные траты полностью выбивают меня из равновесия, а семейный бюджет из зыбких границ.
- Ты что, забыла? - неправдоподобно наиграно округляет свои серые глазищи Ленка. – У меня скоро выпускной. Мы же в ресторан идем.
Я обреченно вздыхаю. Возмущаться бесполезно, несмотря на то, что эта затея с рестораном мне в корне не нравится. Подумаешь, девятый класс одолели. Подвиг великий. Не вижу никакого повода для посещения злачных мест. Тем более что почти все Ленкины одноклассники дружно собираются идти в десятый. Но мой бунт бессмыслен. Придется занимать у кого-нибудь. В доме свободных денег нет.
- Ладно, - нехотя ворчу я.
Ленка, воодушевленная моей покорностью, стремится укрепить завоеванные позиции:
- А еще надо сдать пятьсот рэ на цветы. И на ремонт класса. И на подарки нам и классной. И ты мне обещала новые платье и туфли. В чем я в ресторан пойду?
У меня бессильно опускаются руки. В прямом и переносном смысле.
- Будем думать, - безрадостно сообщаю я.
Сопротивляться Ленкиному напору бесполезно. Да и не могу я допустить, чтобы девочка чувствовала себя ущербной. Будем думать. Будем думать. Уже начинаем.
По дороге в кухню (у меня одна дорога) заглядываю в комнату к Екатерине.
- Привет! Как дела?
Катерина, не поворачивая головы, сосредоточенно перебирает пальцами клавиатуру.
- Нормально.
Нормально – это хорошо. Но мне хочется полноценного общения. Со взрослой дочерью. Подругой, можно сказать. Я осторожно пытаюсь наладить взаимопонимание:
- А что ты делаешь?
- Курсовую пишу.
- По какой теме? – мне интересно все, чем дышат мои дети.
- Ма, ну какая разница? Тебе не все равно? Можно подумать, ты что-нибудь понимаешь в финансовом менеджменте.
В финансовом менеджменте я действительно ничего не понимаю. Наверное, поэтому у меня финансы постоянно поют романсы. И с менеджментом у меня не очень. Фиговый из меня менеджер – сама и посуду мою, и мусор выношу. Но все равно обидно. Да и в голосе Мишки я все чаще улавливаю снисходительно-пренебрежительные нотки. Действительно, кто я такая, чтобы со мной общаться на равных? Подумаешь, обычная неудачница. И работа у меня неинтересная. И должность незавидная. И денег вечно нет. Так что все правильно. Получаю, можно сказать, по заслугам.
Пока на плите булькает в кастрюле картошка, я тру на терке сырую морковку. Делаю витаминный салат для моих красавиц. Поперек стола валяется газета объявлений, совершенно бескорыстно подкинутая в почтовый ящик. Мой взгляд привычно скользит по строчкам, повинуясь многолетней привычке цепляться за любой печатный текст. Своеобразная форма невроза – читать все, что читается. Я даже не даю себе труда вдуматься в смысл того, что читаю.
Но ловлю себя на том, что постоянно возвращаюсь к объявлению в правом нижнем углу. Кому-то требуются люди, пишущие тексты для рекламы. А почему бы и нет? Вот возьму и попробую. Назло всем! Времени у меня достаточно: два дня работаю в химчистке по обслуживанию населения, два дня – дома, по обслуживанию собственного семейства. Вполне можно картошку чистить и придумывать тексты. А вдруг получится?
Следующий день у меня выходной. Девчонки на учебе. Дома только мы с Яшкой. Я долго поглядываю на телефон, а потом решаюсь и твердой рукой набираю номер. Мне отвечает нежный девичий голосок заученной фразой:
- Рекламное агентство «Стиль», добрый день!
- Здравствуйте! Я по объявлению. Насчет рекламных текстов.
- Минуточку, - звенит голосок. – Соединяю со старшим менеджером.
Довольно долго из трубки доносится ритмичная мелодия, в которую резким диссонансом вклинивается усталый мужской голос:
- Слушаю…
- Здравствуйте! – бодро отзываюсь я. На секунду мне становится страшно за эту авантюру. - Я по объявлению. Насчет рекламных текстов.
- Опыт работы имеется? – утомленно произносит невидимый собеседник.
- Нет, но я хочу попробовать.
- Приезжайте. Дадим задание, а там посмотрим, - в голосе менеджера полная незаинтересованность. – Часиков в одиннадцать устроит?
- Устроит! Конечно устроит! – я заранее на все согласна. – Диктуйте адрес!
Ура! Мне не отказали! И даже про возраст не спросили! Я начинаю бестолково собираться, и тут меня одолевают сомнения. А вдруг у меня ничего не получится? Нужно не забыть спросить, для чего тексты: в газету, на телевидение или радио?
Старший менеджер уныло сидит за столом. Его поза олицетворяет безнадежное отчаяние. Или отчаянную безнадежность. Мое появление не только не прибавляет оптимизма выражению его давно не бритого лица, но как-то даже усугубляет печать вселенской грусти. Но я полна решимости и твердо объявляю:
- Здравствуйте! Я вам звонила.
- Насчет чего? – вяло спрашивает менеджер.
- Насчет текстов.
- Заказывать будете? – грустнеет на глазах менеджер.
- Нет, писать! – нагло заявляю я. – Давайте задание.
Мой потенциальный работодатель роется в бумагах, нагроможденных пыльными пирамидами на столе, выдвигает ящики, перекладывает листочки на тумбочке. Во время этих поисков я лихорадочно строю предположения о возможной теме рекламного текста. Может быть, духи? («Волнующий аромат, навевающий грезы…») Или крем для лица? («78 % женщин отмечают полное исчезновение морщин уже после первого применения…») А может, дезодорант? («Не оставляет следов на одежде и дарит пленительную свежесть на три дня…»)
Наконец менеджер оживляется:
- Вот, нашел. Матрасы.
- Что?!
- Матрасы.
- Надувные, водяные, гелевые? – деловито уточняю я. Не ожидала от себя такого широкого матрасного кругозора.
- Обыкновенные. Ватные, в полосочку. Садитесь вон там, в уголочке. И пишите. – С этими словами менеджер отворачивается к окну, полностью утратив интерес к моей персоне вкупе с матрасами.
Ничего себе заданьице! Несколько минут я тупо смотрю на девственно белый лист бумаги. Матрасы… матрасы… Так. Начнем с области применения. На них лежат. Сидят. Прыгают. Что еще? О! Под ними прячут что-нибудь ценное. Идея! Ручка бежит по бумаге:
Не прячьте ваши денежки
по банкам и углам,
А спрячьте хорошенечко –
иначе быть беде!
И спрятать ваши денежки
советуем мы вам
Конечно, под МАТРАСАМИ,
и более нигде!
Ура! Кажется, получилось. Главное – быстро. Я подхожу к столу старшего менеджера. Оторвавшись от созерцания весеннего пейзажа за окном, он сначала недоуменно смотрит на меня, напрочь забыв о моем существовании, а затем переводит взгляд, полный тоски, на мой листочек. Выражение его лица нисколько не меняется, тогда как я ожидаю хотя бы одобрения. Наконец он произносит:
- Ладно. Сойдет. Идите в сто второй офис. Будете работать с Наташей.
- А… на работу оформляться?
- У нас текстовики без оформления работают. Будем платить наличными.
- А… сколько стоит рекламный текст?
- По-разному. Рублей двести – двести пятьдесят.
Я быстро произвожу в уме подсчеты. Если я на матрасы потратила десять минут, следовательно, за час я заработаю минимум шестьсот рублей, а за день – тысяч пять? Ого! Да мне такие деньги и не снились! Вот это повезло так повезло! Я радостно восклицаю:
- Спасибо! Ну я пошла! – и на пороге спохватываюсь. – А как вас зовут?
- Николай Васильевич, - печально вздыхает старший менеджер.
- Очень приятно! – с этими словами я вылетаю за дверь.
Действительно очень приятно. И зарплата приятная. И имя-отчество тоже. Как у Гоголя. Запомнить легко.
Менеджер Наташа оказывается обаятельной барышней одного возраста с моей Екатериной. Она записывает мои фамилию-имя-отчество и номер телефона, а потом дает мне пару заданий. Мы договариваемся о том, что я позвоню, когда тексты будут готовы. Напоследок Наташа скороговоркой дает рекомендации:
- Сделайте для одной рекламы несколько вариантов. Обычно заказчик выбирает то, что ему больше подходит. Да, чуть не забыла: на рекламу компьютеров – пятнадцать секунд, а для окон – двадцать. Оба текста для радио и телевидения…
Не договорив, Наташа отвлекается на телефонный звонок и, переключившись на невидимого собеседника, небрежным кивком головы дает мне понять, что ликбез окончен, и я могу быть свободна.
На улице я полной грудью вдыхаю сырой весенний воздух и, не дожидаясь маршрутки, иду домой по месиву из талого снега, покрывающему тротуары. Я полна надежд и оптимизма. По дороге я ухожу в себя, погрузившись в оконно-компьютерную тему. Странно, но в моей голове не только слова выстраиваются в строчки, но и появляются картинки, словно на экране.
Дома, к счастью, никого нет. Кроме Яшки, но он не мешает записать мои словесно-зрительные озарения.
Окна. Окна – это, оказывается, бесконечная тема. От философских построений до прозаически-бытовых. Но в рекламе важно что? Конечно, практическое применение. Чего мы ждем от окон? Чтобы они были чистыми. Но это не по адресу в данном случае. Строительная фирма окна устанавливает, а не моет. Жаль. Могли бы и помыть.
Итак, чего мы ждем от окон? Чтобы они были. А куда же они денутся? Да мало ли куда. Мальчишки мячом разобьют… Идея! Мальчишки мячом разобьют!
Я вижу футбольный мяч на зеленой траве. Ноги подростка в спортивной обуви. Нижняя половина подростка разбегается и бьет ногой по мячу. Дзинь! И все это происходит на фоне текста.
Текст мне не дается. Слова не складываются, не рифмуются и вообще в голову не лезут. Наконец через час бесплодного черканья по бумаге у меня получается нечто связное:
Удар – и вот, окно разбил!
От горя плачу снова я.
Но есть идея: «Мастер Джилл»
Поставит окна новые!
Кажется, вполне пристойно. Я выразительно читаю вслух, засекая время. Так. На текст уходит десять секунд. Вместе с картинкой и адресом-телефоном «Мастера Джилла» уйдет максимум двадцать. Годится.
Что там у нас еще? Компьютеры… компьютеры… картриджи… В творческий процесс вторгается Ленка, потом Екатерина. К вечеру привозят Петрушу, и вернуться к компьютерам мне удается ближе к полуночи. Часа через два мне удается выдавить:
Выбрать хороший компьютер – проблема.
Эту проблему решим непременно!
По-моему, неплохо получилось. А теперь про починить:
Компьютер не должен чинить дилетант!
У нас для починки – особый талант!
На всякий случай еще один вариант:
Компьютер сломался?
Ну что ж, не беда.
Его починить
Мы готовы всегда!
И на закуску картриджи:
Если заправить вам картриджи нужно –
Офис второй, что в гостинице «Дружба»!
Прошептав свои произведения под судорожные рывки секундной стрелки, я засыпаю с сознанием выполненного долга. (Больше не с кем.) Сквозь мутную пелену вхождения в сон я подсчитываю свои доходы: окна – двести пятьдесят, компьютеры – двести, картриджи – двести. Итого… итого семьсот пятьдесят. Нет, кажется, шестьсот пятьдесят. И то если не считать матрасы. А если с матрасами, тогда… Сплю. Мне снятся компьютеры-матрасы-мячи. Они кружатся в хороводе, вращаясь в ускоряющемся темпе, и вылетают в окно, растворяясь в высоком небе.
Утром, едва дождавшись десяти часов, я звоню менеджеру Наташе и торжествующим голосом надиктовываю ей свои произведения, видения, озарения. Я тщеславно жду Наташиных восторгов. Она и впрямь радуется:
- Ну наконец-то! Хоть один нормальный текстовик появился! А то такую ерунду предлагают – перед заказчиками стыдно.
- Да что вы? Не может быть!
- Очень даже может! Вот, например, как вам такой шедевр: «Весна! Приветливые лица снуют по улицам столицы»?
- Сон шизофреника. Лица снуют. А где все остальное?
Мы с Наташей сдержанно посмеиваемся, найдя полное взаимопонимание.
(О половине подростка в моем рекламном произведении Наташа тактично не вспоминает.) Я испытываю гордость: меня оценили! Я на что-то гожусь! Могу не только квитанции заказчикам выписывать и домашним хозяйством заниматься!
Выразив свое удовлетворение, Наташа прощается:
- Большое спасибо. До свидания.
- Стойте! А что мне дальше сочинять?
- Я вам позвоню, - сдержанно обещает Наташа и вешает трубку.
Новости! Я только-только почувствовала радость творчества. И вдруг простой. Так можно и квалификацию потерять. И еще я постеснялась спросить, когда же мне заплатят мои шестьсот пятьдесят рублей. Ничего. Может, и к лучшему. Пусть сумма накапливается. Лучше сразу получить тысяч десять. Хотя, откровенно говоря, в данном случае деньги на втором месте. На первом – желание доказать своим собственным детям (да и самой себе), что я могу чего-то добиться? Кто сказал, что в моем возрасте делать карьеру поздно? Это замуж поздно. А для карьеры в самый раз.
И еще вот что: мне интересно. Интересно придумывать. Ой, а ведь рекламу по телевидению покажут! И по радио можно будет услышать! Что же я не спросила у Наташи, какой канал отслеживать? Но звонить неудобно. Скажут: ненормальная какая-то. Будем сохранять независимость. Будем ждать. Будем ждать…
Ждать пришлось четыре дня. Я уже успела свои две смены в химчистке отстоять. И второй день отдыха (условного отдыха – разве дома отдохнешь?) пошел к закату. Тут и позвонила Наташа:
- Здравствуйте, Лина! Есть заказы. Сможете сейчас записать?
- Конечно! – я немедленно беру ручку и бумагу, лежащие в боевой готовности у телефона. – Диктуйте!
- Пишите. Охранное агентство «Барс». DVD-проигрыватель. Это для радио и телевидения, в пределах двадцати секунд, как обычно. А еще текст в газету. Полиграфическая фирма «Высокая печать». Буклеты-проспекты-каталоги-календари-открытки-визитки, - скороговоркой выпаливает Наташа.
И я, дождавшись, когда мои домашние угомонятся, уплываю в ночное странствие по рекламным волнам. Кажется, моя жизнь прочно переходит в ночную.
К утру, исчеркав старую Ленкину тетрадку, я переписываю начисто мои произведения. Мне их немного жаль. Их ждет судьба бабочек-однодневок. Они мелькнут на экране несколько раз, плеснут из радиоприемников и растворятся навсегда.
Я представляю себе моих телезрителей. Пожилая супружеская пара, не отрывающая взгляда от экрана. Симпатичная девочка-подросток. Веселый дядечка. Грустная одинокая женщина.
Или воображаю радиослушателей. Вот едут в машине по пустынному ночному шоссе молодожены. В пробке стоят усталые водители. У кухонного стола сидит старушка. И все слушают радио. И все восхищаются. Радуются. Записывают номера телефонов. Идут-бегут-едут-спешат покупать посуду, мебель, бытовую технику.
Ужинать в ресторанах (кафе, суши-барах).
Совершенствовать свое тело в тренажерных залах (фитнес-клубах).
Загорать в соляриях (под пальмами, на Лазурном берегу).
Делать модные прически (маникюр, педикюр).
Посещать визажистов.
Шить красивую одежду.
Примерять удобную обувь.
Пользоваться дисконтными картами.
Избавляться от морщин (целлюлита, лишнего веса).
Любоваться выставками (вернисажами).
Заказывать такси (пиццу, ужин).
Брать уроки английского (танцев).
Посещать сауну (бассейн, душ Шарко).
Делать ремонт (евро).
Пользоваться услугами.
Приобретать в кредит.
Совершенствоваться.
Расти.
Развиваться.
Любить и быть любимыми.
Я помогаю людям воплотить мечты. Найти то, чего им не хватало для полного счастья. И кто это создал миф о моей никчемности? Я работаю. Зарабатываю хорошие деньги. А главное – в моем окружении никто не занимается таким почетным и творческим трудом!
Я перечитываю мои произведения. Вот. Охранное агентство «Барс». Логотип на весь экран. Звучит песня: «Любимый город может спать спокойно…» Текст: «потому что жителей и их имущество бережет охранное агентство «Барс».
Или другой вариант. Наташа любит, когда много вариантов. Логотип на фоне музыки без слов из «Бременских музыкантов»: «Куда идет король – большой секрет». Текст: «Барс» - гарантия Вашей безопасности». Или: «Барс» - уверенность в завтрашнем дне». Ничего. По-моему, очень симпатично получилось.
А DVD-проигрыватель еще лучше. На фоне полной тишины девушка легко касается проигрывателя, включает его. Вначале тихо, затем все громче и громче нарастают звуки: шум прибоя, крики чаек, плеск волн. Девушка сидит в кресле, закрыв глаза. Ее со всех сторон окружает море. За кадром приятный мужской голос: «чистый стереофонический звук дарит наслаждение».
А из множества вариантов объявления в газету для полиграфической компании лично я остановилась бы на этом:
Эволюция искусства полиграфии:
• Наскальная живопись
• Египетские папирусы
• Грамоты на бересте
• Маленькие шедевры от фирмы «Высокая печать»
Когда на следующий день я звоню в рекламное агентство, обнаруживается, что Наташи уже нет. Она уже уволилась. И завещала меня своей преемнице Марине. У Марины голос низкий, глуховатый. Слегка с хрипотцой. Судя по голосу, она должна быть полной брюнеткой с яркой внешностью. Проверить свои теоретические умозаключения мне не удается. Марина тоже увольняется, оставив мне пару-тройку тем.
И меня передают Жанне. Жанна – новенькая. Еще новее меня. Она, в отличие от предыдущих менеджеров, девушка взрослая. Ей уже около тридцати. Что сказывается на ее уверенных светских манерах. Несмотря на то, что она в рекламном бизнесе новичок, у нее уже есть свое кредо. Основная тема, к которой она с завидным постоянством возвращается. Ее терзает одной лишь думы власть, одна, но пламенная страсть. Все ее замыслы и умопостроения неизменно сводятся к лобстерам. В первую нашу встречу она тут же с горячностью заявила:
- Лобстерам принадлежит будущее! Их нужно продвигать на рынке! Это – золотая жила!
- Их, кажется, едят? – робко уточняю я.
Почему-то это слово ассоциируется с каким-то представителем морской фауны. Фрукты моря. Что-то такое большое на огромном блюде.
Жанна с жалостью смотрит на меня и снисходительно уточняет:
- Лобстер – это машина без крыши, - и возмущенно отворачивается.
- Кабриолет? – осеняет меня.
- Вот именно, - роняет Жанна. – Будем делать рекламу лобстеров.
Я в недоумении. На улицах нашего города лобстеры не водятся. Зачем рекламировать то, чего нет? Но мои нерешительные доводы не имеют никакого действия. К счастью, меня отрывает от Жанны и кабриолетов Николай Васильевич:
- Лина! Нужна реклама мебельного салона «Людовик XV». Для телевидения.
- Сделаем! – с готовностью соглашаюсь я, радуясь спасению от напора лобстеров.
- Вот уж не знаю, - безнадежно говорит Николай Васильевич. – Мы для них уже с десяток разных вариантов делали. Хозяйку салона ни один не устроил.
- Почему?
- Дама с большой претензией. Ей подавай шарм, стиль, аристократизм, черта в ступе… Сама не знает, чего хочет.
- Хорошо. Я попробую.
И я ухожу пробовать. К утру в моем полусонном сознании всплывают картинки. Точнее, полотна известных мастеров. «Шоколадница» в суперсовременной кухне. «Даная», возлежащая на двуспальной кровати. «Незнакомка», сидящая за модерным столом из стекла. И так далее. Эти видения шлейфом плывут на фоне классической музыки (еще нужно подумать, какой). И завершающий аккорд совпадает с появлением на экране надписи: «Людовик XV». И все. Просто и со вкусом.
Утром следующего дня (благо, что у меня выходной) я лечу в агентство. Советоваться со звукорежиссером. Мы подбираем музыку. К нашим комментариям внимательно прислушивается Жанна. Мне не хочется спешить. Я мечтаю сделать настоящее произведение рекламного искусства. Поэтому я ухожу дорабатывать. Додумывать. Листаю альбомы с репродукциями. Идея должна долежать до полного созревания. Я хожу как сомнамбула, погрузившись в мебельную тему. Не ленюсь сбегать в «Людовик XV». Дорого. Красиво. Помпезно. Псевдоантикварно. Воплощение мечты кухарки о красивой жизни. Не понимаю, как это можно поставить в собственном доме. Ну ладно. Это не мое дело. Мое дело – выполнить заказ.
Оторвать от навязчивых мыслей меня может только рекламная пауза. На кухне теперь постоянно включены и телевизор, и радиоприемник. Я отслеживаю свои произведения. Смотрю и слушаю свои пятнадцать-двадцать секунд. О блаженство! О радость созидателя!
И вдруг я улавливаю на экране нечто смутно знакомое. Реклама магазина сантехники «Ваш санузел». Под веселенькую музычку мелькают «Шоколадница», «Даная», «Незнакомка». На фоне хоровода ванн, душевых кабинок и унитазов. Какой кошмар! Кому это в голову пришло? Жанна! Ну конечно, это ее рук дело! Неспроста она крутилась в студии звукозаписи!
Я звоню Николаю Васильевичу и обрушиваю на него свое негодование. Старший менеджер, грустно вздыхая, обещает разобраться. Принять меры. Слезы обиды душат меня. Так испортить мой грандиозный замысел!
Жанна, мелькнув в нашем агентстве, исчезает в неизвестном направлении. Внедрять в жизнь генеральную линию лобстеров. А меня берет под свое крыло Николай Васильевич.
Мы с ним тесно общаемся. Чаще по телефону. Иногда я прибегаю в агентство. Николай Васильевич для меня – полная загадка. В нем скрываются два самых разных человека. Вселенская грусть в нем периодически сменяется тотальной радостью. В такие минуты его черные острые глазки сияют восторгом, а энергия бурлит и выплескивается через край.
Я долго не понимаю, какие таинственные механизмы переключают его настроение в диаметрально противоположных направлениях. Но, накопив определенный опыт в общении со старшим менеджером, я нахожу закономерность. То есть количество наших встреч переходит в качество: происходит скачок и я совершаю открытие.
В первой половине дня Николай Васильевич в настроении сожжения второго тома «Мертвых душ». А после обеда – в творческом периоде создания первого тома.
Дообеденный Николай Васильевич вяло сидит за своим столом, терзаемый невидимыми муками. Поэтому я стараюсь встречаться с послеобеденным Николаем Васильевичем.
Радость творчества поддерживается ожидаемым гонораром. За три недели вдохновенного труда я наваяла по самым скромным подсчетам пять тысяч двести пятьдесят рублей. Это гораздо меньше, чем я планировала вначале. Но периоды временного простоя не оплачиваются.
Наконец наступает долгожданный миг, когда счастливый послеобеденный Николай Васильевич вручает мне белый конверт с приятно шелестящим содержимым. Я небрежно бросаю свой гонорар в сумку, сдержанно благодарю и гордо удаляюсь, демонстрируя чувство собственного достоинства. В коридоре я не выдерживаю и заглядываю в конверт. Две тысячи сто… Не может быть! Это какая-то ошибка! Я возвращаюсь и робко приоткрываю дверь:
- Извините…
Николай Васильевич делает глоток из фляжки. По кабинету явственно разносится запах коньяка. Так вот в чем причина метаморфоз! Но мне не до открытий.
- Извините, Николай Васильевич, но мне заплатили гораздо меньше, чем я рассчитывала.
- Да? Ну давайте посмотрим вместе. – Николай Васильевич полон желания сотрудничать.
- Давайте. Вот. У меня записано… - бормочу я, доставая свою записную книжку. – Мебельный магазин, косметический салон, строительная фирма, парикмахерская…
- Парикмахерская и салон не прошли, - перебивает меня старший менеджер.
- Как? Но это мои лучшие тексты! И видеоряд я к ним придумала, и музыку подобрала… - я искренне недоумеваю.
- Так ведь, голубушка, они и не планировали рекламу заказывать.
- А зачем же я тогда писала?
- Затем, что мы должны предлагать что-то реальное…
Постепенно до меня доходит стиль деятельности нашего «Стиля». Менеджер подбирает потенциальных заказчиков, которые понятия не имеют о том, что их уже вычислили. Затем фирмам и предприятиям предлагают наши рекламные услуги, а чтобы предложение имело вес, его подкрепляют текстами. Кое-кто соглашается. А большинство отказывается. По разным причинам. Денег нет. Или настроения. Или уже заключили договор с другим рекламным агентством.
Я сникаю. Так не интересно. Мы так не договаривались! Николай Васильевич меня ободряет:
- Не расстраивайтесь, Лина. Откровенно говоря, у вас здорово получается. - И совсем по-детски просит: - Не бросайте нас.
Я улыбаюсь. Деньги – это ерунда. Совсем не главное. А что главное? Да нравится мне это занятие. Нравится придумывать. Жаль только, что большая часть усилий тратится впустую. И я принимаю решение. Взять это безнадежное предприятие в свои руки.
Одно дело – когда менеджер по обязанности обзванивает предприятия и казенным голосом предлагает услуги. И совсем другое – если я приду сама. Налаживать личный контакт. Вся такая целеустремленная. Деловая. Вдохновенная. Умеющая убедить в том, что реклама – двигатель торговли. И не только торговли. А вообще, в принципе, – двигатель прогресса.
Вот, к примеру, изобрели какой-нибудь новый утюг. Который сам гладит. А управляет им взгляд. И кто же, по-вашему, об этом узнает, если бы не мы: глашатаи изобретений. Певцы прогресса. Трубадуры новых технологий.
Поэтому я решаюсь на авантюру и втайне от Николая Васильевича отправляюсь в ресторан «Беатриче». Лично продвигать свое творчество.
Утренний ресторан закрыт. Для посетителей. Но только не для меня. Перед моим решительным напором расступаются и бравый охранник, и хорошенькая секретарша.
И вот я в кабинете директора. Дамы примерно моего возраста. Она внимательно смотрит на меня холодными прозрачно-льдистыми глазами, и пропасть разверзается между нами. Прямо посреди натертого паркета. Она – Дама. Утонченная. Элегантная. Брезгливо-ледяная. Изучает меня. Взглядом ученого-экспериментатора. Я ежусь.
Моя одежда – курточка, джинсики, старые кроссовки – скрывает меня, как лягушачья кожа Василису Прекрасную. И стрижка моя за полгода утратила первоначальный замысел. И ногти коротко острижены. И духами я не пользуюсь. И цепочек-колечек на мне нет. Я – не Дама. Не женщина. Я – гражданка.
Пауза затягивается, и я неуверенно говорю:
- Хочу предложить изготовление рекламного ролика на телевидении, - мой голос звучит неожиданно робко, в интонации появляются заискивающие нотки. Дескать, не прогоняйте меня. Вдруг на что-нибудь сгожусь.
Дама сухо роняет:
- Наш ресторан в рекламе не нуждается.
- Но… у меня есть готовые тексты. Вот, послушайте, - я роюсь в сумке. Пальцы дрожат и не слушаются. Блокнот затерян в недрах отделений. Черт побери, не сумка, а Бермудский треугольник! – Вот, нашла! Послушайте, какие стихи!
- Вот этого не надо, - брезгливо говорит Дама. – Ничего нет страшнее доморощенных стихов.
- Но послушайте, - не сдаюсь я. – Они хорошие. Их можно петь под музыку. На мотив «Ах, вернисаж, ах, вернисаж». Знаете, Лайма Вайкуле поет?
- Вот Лайма пусть и поет. На сцене. А ваши горе-исполнители так споют, что наша репутация пострадает.
- Но…
- Нет-нет, и не уговаривайте. У нас и без вашей бездарной рекламы достаточно клиентуры. К нам ходят люди определенного круга. Респектабельные. С положением в обществе. Нас рекомендуют своим друзьям. Поэтому благодарю покорно…
С этими словами Дама нажимает на какую-то кнопочку:
- Светлана! Проводите, пожалуйста, м-м-м… нашу посетительницу к выходу.
Аудиенция окончена. Под конвоем выхоленной секретарши я выхожу в холл. Дверь-вертушка, сделав плавный поворот, выталкивает меня на ступени парадного крыльца.
Я стою у ресторана… Меня практически выставили. Обидно. Даже не выслушали души прекрасные порывы. Ну и ладно. Обойдемся. Зато двадцать пять процентов моих произведений уже радуют глаз благодарных телезрителей. И ухо не менее благодарных радиослушателей.
Вот сейчас пойду домой и напишу шедевр для казино. Николай Васильевич дал заказ. Казино «Рулетка плюс».
Я бреду по тротуару. Снег уже почти растаял. Лишь на обочинах лежат грязно-серые сугробы. Машины, шурша по мокрой мостовой, обдают меня водяной пылью. Я иду, ничего не замечая, – ни луж, ни грязи, ни прохожих.
Передо мной искрятся огни ночного казино. Это ничего, что я в жизни не бывала в этом заведении. Даже не знаю, где оно находится. Мои познания основаны на художественной литературе. Или кинематографе.
В голове моей вращается рулетка.
Шарик удачи летит по замкнутой траектории.
Веером рассыпаются фишки по красному и черному.
Элегантный крупье торжественно объявляет: «Делайте свои ставки, господа!»
Вспыхивают яркие огни Монте-Карло.
Бурлит ночная жизнь Лас-Вегаса.
Летят, как мотыльки, на зов фортуны игроки в вечерних туалетах от Кардена.
Витает флер аромата тонких духов…
Сверкают бриллиантовые колье на обнаженных шеях декольтированных дам.
Юноша бледный со взором горящим аристократически длинными пальцами перебирает карточную колоду.
Какую бы придумать рекламу? Хочется, чтобы она была стильной и лаконичной. Может быть, обратиться к классике? Лайза Минелли поет свое культовое «мани-мани-мани-мани-мани-мани-мани…» Те же «мани-мани-мани» вдохновенно исполняет «Абба». Эти звуки перекрывает ария Мефистофеля: «На Земле весь род людской чтит один кумир священный…» Вот оно! «Люди гибнут за металл…» Ой, нет! «Гибнут за металл» не надо. Лучше вот так:
Казино «Рулетка плюс»!
Здесь веселье процветает,
И удача вдохновляет
В казино «Рулетка плюс»!
Я лихорадочно набираю номер Николая Васильевича и пою на всю улицу в трубку, не замечая удивленных взглядов хмурых прохожих, с опаской отступающих в сторону. Утренний Николай Васильевич безрадостно охлаждает мой пыл:
- Ничего не получится…
- Почему не получится? Миленький Николай Васильевич! Вот послушайте: «Казино «Рулетка плюс»! – я взвываю как сигнализация угоняемой машины.
- Не найдем исполнителя. Нужен оперный бас, - печально сообщает мой начальник.
- Оперный бас? Будет вам бас! – уверенно обещаю я.
Ресторанное фиаско стимулирует мою активность. Где же взять бас? Конечно, в театре! И я звоню Людочке. Театральной костюмерше. Моей давней приятельнице.
Верная Людочка не подводит. Договаривается с кем надо. И вот я уже в театре. Идет дневная репетиция. Детский спектакль. Сказка.
За кулисами меня обступает щебечущая доброжелательная толпа Белочек, Зайчиков, Лисичек. Среди них есть даже один Ежик. Под мои бестолковые вопросы веселые зверюшки выталкивают из толпы печального Оленя.
Он немолод, но строен и высок. Движения его грациозны и пластичны. Видимо, прочно вошел в роль. Над бархатными карими глазами покачиваются ветвистые рога.
Наученная горьким ресторанным опытом, я сразу беру быка за рога:
- Вы можете спеть арию Мефистофеля?
Олень вскидывает рога и громко поет:
- «На Земле весь род людской…»
- То что нужно! – восхищаюсь я. – Поехали!
- У меня всего сорок минут перерыва. Успеем?
Странный какой-то. Даже не спросил, куда. И зачем. Но мне не до психологических анализов. Жажда борьбы за рожденный в муках шедевр заставляет меня лихорадочно действовать.
- Подождите! Сейчас вызову такси, - я достаю мобильник.
- Не нужно такси. У меня машина. Поехали! – Олень стремительно бежит к служебному входу. Или выходу. В зависимости от направления движения. Как в жизни: кому – выход, а кому – вход. Обычно выход там же, где и вход.
Мы садимся в машину и едем. Я – за штурмана. Показываю дорогу. Олень цепляется рогами за низкий потолок. Пригибается низко к рулю, чтобы поместиться.
- А от меня жена ушла, – неожиданно говорит Олень.
- Может, вернется? – сочувственно предполагаю я.
- Не вернется. Совсем ушла.
- Давно?
- Почти год. Одиннадцать месяцев и семь дней, – уверенно произносит Олень.
Мне становится его нестерпимо жалко. У человека трагедия. А я пристаю со своими глупостями. Я молча смотрю на него. Он красивый. Хотя и небритый. Печальный небритый Олень. От которого ушла жена.
- А от меня ушел муж, – откровенничаю я. Чтобы он узнал, что не одинок. Почувствовал во мне товарища по несчастью.
- Давно? – переключается на мои проблемы Олень.
- Семь лет.
- Давно…
И тут я почему-то начинаю рассказывать о себе. Чего в принципе никогда не делаю. О Ленке и ее переходном возрасте. О Катерине и ее непонятном отдалении от меня. О Мишке и Оксане. О Петруше. О том, как я решила перевернуть свою жизнь и занялась рекламой.
Олень внимательно слушает. А я все говорю, говорю, говорю… Словно прорвало плотину многолетнего молчания. Одновременно с печальной повестью о моем ресторанном позоре мы приезжаем.
Я беру моего Оленя за руку и ввожу в кабинет Николая Васильевича. Старший менеджер замирает над фляжкой. Не каждый день в дверях появляется Олень. Но мне весело. Как в юности. Когда делаешь все, что хочется, и точно знаешь – все получится. И действительно все идет как по написанному сценарию.
Звукорежиссер делает запись. И мы с Оленем выходим на улицу. Ему – в театр. Мне – домой. Но Олень говорит:
- Поехали!
Я сажусь в машину. Странная какая-то. Не спрашиваю, куда. Не спрашиваю, зачем. Едем. И приезжаем в театр.
- Посидишь в зале? – спрашивает Олень.
И я радостно киваю.
Сижу в темном зале. В амфитеатре. Слева, в углу. Меня никто не видит. На ярко освещенной сцене идет репетиция. Судя по всему – генеральная. Режиссер почти не вторгается в игру актеров. Кажется, будто спектакль играют для одного-единственного зрителя. Для меня. И я во все глаза смотрю на моего Оленя. Гордого и прекрасного. Он вдохновенно играет. А может, для того, чтобы расцвел талант, ему просто нужен зритель? Так же как женщине нужен мужчина. Иначе жизнь наполняется безрадостными мыслями. Типа «замуж поздно, сдохнуть рано».
После репетиции я жду Оленя возле его машины. Он появляется в нормальном человеческом виде. Без грима и рогов. Но я уже немного привыкла к его сценическому образу. Жаль с ним расставаться. С образом. И с Оленем тоже не хочется. Поэтому я сажусь в машину.
Мы сидим и молчим. Машина медленно катится по улицам. Куда ей хочется.
Олень говорит:
- А хочешь, я еще что-нибудь спою? Ты придумаешь, а я спою.
- Хочу.
Олень улыбается. И останавливает машину у обочины.
- Подожди! Я сейчас! – Олень убегает.
Я выхожу. Странно. Опять стою у ресторана. Опять «Беатриче». Я здесь была сегодня утром. А кажется, сто лет назад.
Я стою у ресторана. По улице мне навстречу бежит Олень.
Олень с охапкой белых хризантем…