Солнце пронзило чистоту воздуха. Заполнило собой, разукрасив дома, улицы,море...
Что азъ делаю здесь?
Азъ иду по Пушкинской, как и прежде...21 год назад...
Азъ передвигаюсь в пространстве и времени...Азъ вижу безстыдную наготу платанов и краснею. От морозного сухого шепота начинающейся зимы.
Оно мне надо?
В Москве замороженными пальцами набираю номера уличного телефона...
ветер бьется в витрины, волоча по обмороженному тротуару умершие
снежинки...но знакомые мои все заняты...азъ опускаю голову...холодное стекло
будки охлаждает мой лоб...чернота запоздалого вечера принаряжается огнями
холеного города...в котором смакуют трату денег...такт: раз-два...
Вагон волочится за составом. Состав бежит за тепловозом. Поезд пронзает
ночь.
И азъ вижу белую Украiну. Такую снежную и отмороженную.
- Чем не Россия?! - сказала проводница и заглянула в меня...
Потом, в Пассаже, она спросит не без волнительности:
- Ну: как Одесса? Ведь правда: все та же?..
- Смотрю...
А ей был так важен мой ответ. И не ей одной...
Болезненность...
Азъ достал фотоаппарат и намотал ремешок на руку; прикрутил длинный
объектив к камере.
Остывать стал на Приморском бульваре и уже к морвокзалу стало невмоготу...
Колючий ветер с моря мне пальцы. Рука леденела. Сердце остывало. На
зелене Черного моря замер пароход...
Азъ подошел к храму. Но дверь была на запоре. Медные буквы мемориальной
доски кто-то выковорил...но азъ от остатков понял, что се в память бедного, несчастного парохода НАХИМОВ, германский некогда...и всех моряков,
погибшем в этом - вот оно! - море...сойди по ступеням...раз , два, три...
и вот оно - плещется море...которое мне снилось столько отживаемых
десятилетий...как выжимаемых...
Азъ замерз так, что слова во рту стали льдинками, а губы - припаем
Берингова моря.
И тут азъ узрел дверь. Азъ вошел и что-то далекое, близкое открылось.
Как тогда азъ заходил туда...там стояло пианино...и азъ садился играть...
с разрешения капитана...
- У вас...кофе есть?
Ей - за стойкой - было безразлично.
- Есть.
Тут подошла еще одна. Совсем девятиклассница...
- А еще...
- Да?..
Почему азъ слышу этот правильный русский? Где музыка особого слова этого города?
Девятиклассница смотрела на меня широко раскрытыми глазами и вовсю
улыбалась.
Азъ сел к ним спиной, за чистенький столик...
За окном было море. Маяк. Пароходы на горизонте...
А по телевизору...по экрану размазались ряженые музыканты... они
были так ни к месту...зачем? не хочу...мы отвыкли слушать тишину...
Да, конечно же, это мне напомнило нашу кают-компанию... Ну и что?
разве меня гнетет прошлое? Ничуть...
Жизнь оттекла отливом...оголив мой путь...Вот только прилива уже не
ожидается...?
Это ясно?
Как Господь...
Но нас ждет всех нечто иное.
Ничего подобного, что здесь...
- Я готовился к этой встрече 12 лет, у меня очень много вопросов...
- Не так много, дорогой, как тебе кажется...
Он был сосредоточен. Строг как преподаватель на экзамене...
- Азъ знаю Бога...Вот и все...Азъ знаю, что ТАМ и что нас ждет...
- И в НЕМ Истина?
- Конечно...
- Ты слишком... спокоен...из-за этого знания?..
- Все просто...все проще...не усложняй...
- Не могу принять... Ты обязан...
- Не можешь, потому что не хочешь признать Вечность...Но никому
азъ ничего не должен...азъ со всеми разсчитался...Кроме Бога...
И тут азъ понял, что азъ приехал сюда, чтобы не только устроить поминки
по умершей. Хотя это очень важно. Очень. Надо вовремя поминать...21 год
назад здесь почила моя юность...она наскиталась по заграницам...Италия,
Испания, Канада, Литва...а умерла в Одессе...и что? Нет: а что такое -
Одесса? Разве не чужое государство?
Государство...
Но разве чужое?
И понял азъ, что азъ приехал сюда, чтобы на мне не висел и этот долг. Перед
вами...пред теми, кто остался...и которые разъехались...оставшись
одесситами...Пришла пора привезти расчет...
Вы мне его дали...
Поезд летел к солнцу. Того и гляди колеса защелкают чечетку.
И азъ увидел глаза той, которая заслонила некогда меня от надвигающегося
шквала будущей жизни. И рейс был...трудный. Нудный. И мне была дарована
та встреча. И мы, уйдя в плавание, выплыли из него, обретя второе дыхание в
той бредовой духоте...незримости и непроглядности...
И эти глаза ловили знакомые искры оживающей молодости...
А ты осталась на всю жизнь одна...
Ты стала начальником...ты им и была...
Но нас сблизило тогда разумение смысла и веяние Вечности...Понял азъ
только что...
И успокоился...
- Она умерла...я тебе писал...
Мне так хотелось ей сказать так много, как азъ пришел к Нему...так много...
А ее, оказывается, уже нет лет пять...
- Ужели?
- Я же тебе писал...
- Нет, нет... не помню...
Она была любимицей нашего круга. Куда она вошла и напрочь овладела
сердцами некоторых.
А ко мне она относилась: говорила раз в сумраке своей каюты то, от чего
болело ее сердце. И говорила так, словно вершилось великое таинство...
потом распряилась, по лицу пробежали лучики воспрянутой, просвет-
ленной души...Она угощала кофием...она просила прощения, но знала,
что ея любовь к тому человеку не будет оглашена мною...замрет во
мне...ей надо было идти работать...но азъ знал теперь, что она шла туда,
чтобы быть ближе к нему и с ним....а он был женат...жена его ждала
денег и шмоток...а он еще ждал встречи на берегу...
Твоя жена уехала. К вашей дочери.
Ты - в разстройстве.
Конечно, срок большой. Почти на полгода.
А мне надо было написать им письмо. И азъ пошел на Екатерининскую.
Где в подвальчике мерцали экраны компьютеров. Чтобы написать
письмо to Canada. На деревню девушкам...
Ирония нашей иронии: наши дети подчас воплощают наши шутки
в жизнь...только в свою жизнь...мы - отголосками скатываемся в
своих воспоминаниях...и вновь поднимаемся из пепла...которым
временно покрывали свои головы... Ты шутил о своей мечте жить
в Канаде...
Мне же было несколько...Нет...Подожди...
Азъ входил туда и сюда...
Азъ шел здесь и там...
Сквозь людей...по улицам...площадям...
И на меня смотрели...
И видели русскаго...
- Азъ из...
- Конечно, это заметно...
И им эта встреча была приятна.
И азъ дивился....
В Америке, на закатной Европе принимали за своего...
но теперб уже не принимали здесь за...
Отказались?
Или: отреклись?
Москва погружалась в ночь. Продрогший, азъ ввалился в сияющее кафе. Люди
кушали, явно не собираясь рано отходить ко сну...
Сутки не евши...чтобы заказать? Денег осталась одна сотня...остальное
поменял...гроши...берегу для Юга...
...мне юг не нужен...
Не мои слова...
Хотя и получилась песня...
Мне не нужно ничего...
Только то, что Господь подаст...
Это бы понести и донести до порога сей жизни...
Бездарность своя удручает...стоит ли обременять собой кого бы то
ни было?..
Поэтому: лучше молчать...
Говорить: когда просят...
И это жизнь - словно тащиться по болоту?!..
Нет...
А что?
просто: нет...
Если азъ есмь - значит, так было угодно Богу. И так - Ему же угодно.
Для кого-то азъ просто полезен тем, что азъ есмь...
Но мне самому же этого и мало...
отсюда эти мысли: бездарность, никчемность... вообще: дрянь...
- Такого не помню: чтобы в Одессе в эту пору стояла такая прекрас-
ная погода!..
- Зато азъ боялся ехать...мне начало зимы крпко заполнилось, пока ждал
своего парохода...такая сырая холодрыга...
Солнце напоило сухой воздух. Морозность ронзала, но бодрила плоть.
Не надоедая и ни к чему не призывая...
Чудо...
Азъ спешил по Французскому бульвару. И опять - опаздывал.
Азъ вспомнил вкус моря в Аркадии, решив умыться...мы шли
вдоль побережья...пешком, чтобы поговорить...
А азъ хотел подсказать: как мудро глаголет тишина...
Зеленое море просияло меж домами.
Раздумчивый каштан застыл в онемении, приняв на себя легкость
голубого неба.
Булыжная мостовая тяжело подымалась в гору.
С нее же несся трамвай, широко раскрывшись своими фарами...
Человек шел, погрузившись в себя...глядя под свой шаг...
Он удивился моему присутствию на своем пути, но азъ
не успел уступить ему дорогу...
Он обошел меня...
и ушло время...
Колеса застучали.
Отстукали положенное.
По перронам носились озадаченные и помятые люди.
Предлагали
рыбу
игрушки
пирожки
солености
пряности
куртки
носки
трусы...
Продавали по дешевке изо дня в день...
Бегали от вагона к вагону.
От поезда...
К поезду спешили. Мой последний вагон на застежке к составу.
Нет, не отстегнут.
Москва оказалась столицей. Большой и далекой провинции...
Обещала приехать.
У нее были вопросы.
Только до нее и смог дозвониться.
Проводница нервничала:
- Неча стоять: заходи в вагон.
Нет, не добежала. Значит что-то... И мой долг застыл в
московской стуже.
Поезд дернулся.
Но пошел мягко.
Мягко уминая дорогу. Под себя.
Оставляя мое прошлое за собой.
Опять - в ночь.
Мелькают огни слева и справа.
Вперед.
Да...
Хотя и вернусь...
2001 г. Лысково.