г Минск – 29, М. Горького 23-9
Годицкий В.И.
Здравствуй дорогой мой единственный Вадим!
Мне тогда повезло. Я только вышел, как подъехал подполковник
дежурный по дивизии и предложил сесть в мошину и сказал я вас подвезу.
Он ездит по гарнизону и быстро отправит всех, кто находится на територии
За пределы гарнизона, а я этими женщинами сидели в машине. И после всего
Привёз на конечный пунк.
Вадим дорогой мой напиши как ты себя чувствуешь, как твоё ..?
Мы все живы и здоровы за исключением отца который тоже кашляет
Что больше писать проста не знаю. Никто не приходил. Никто не
звонил.
Пра какой кастюм Хотел купить твои к. Спортивный (?) или обычный.
Напиши об этом.
Тогда мы посоветуемся с твоими ботьками.
Вот и всё!
Крепко целую!
Твой деда!
6 – 1 – 82 года.
Я помню приезд деда ко мне в армию. Было это сразу после Нового Года.
31 декабря я по-серьёзному залетел в санчасть. «По-серьёзному» - это потому, что можно было попасть по блату, можно было по способностям – если умел производить чего-нибудь стоящее – можно было за мзду…
У меня же случилась страшная ангина с температурой.
За несколько дней до этого Витьке Аниськовичу передали фляжку водки. В казарме её держать было не где – всё шманалось. Залететь же со спиртным было смерти подобно. Витька спрятал флягу в сугробе с тыльной стороны казармы.
Однажды перед отбоем мы с ним отпросились у сержанта выйти покурить. Та зима была одной из самых суровых зим, что я повидал на своём веку. Мороз зашкаливал за 20. Снега выпало неимоверное количество: он уже не помещался на газонах и мы его выносили в плащ-палатках за забор.
На перекур надо было выскакивать в верхней одежде.
Витька мигом сгонял к сугробу и мы, захлёбываясь, сделали по несколько больших глотков. В животе приятно потеплело.
Флягу перепрятали и помчались спать.
Разумеется такой дерзости от нас никто не ожидал – это на втором-то месяце службы – поэтому в рот никто не лазил, не нюхал. Но горло меня подвело!
Как бы то ни было, в Новогоднюю ночь я оказался в санчасти с температурой за 40 и в полубредовом состоянии…
В первый день я отсыпался и – о чудо!- еду мне подавали в постель. На второй день меня заставили подниматься в столовую. На третий же день фельдшер Король, толсто- и краснощёкий детина предложил мне заняться влажной уборкой в комнате. Уверен, что было это обязанностью штатных санитаров. Но в тёплом месте люди быстро портятся. Они по-просту перекладывали свои обязанности на больных. Не помню что я ему сказал, но в результате я хорошенько получил по рёбрам и другое задание – драить до бела очко.
Собственно, само очко и так было достаточно белым – иначе здесь и быть не могло! Мне же нужно было драить уходящую в канализицию трубу, которая от наросшей ржавчины белой быть уже никак не могла.
Сильны мы задним умом и задней храбростью! Я мог оказать достаточное сопротивление зажравшемуся фельдшеру без особых для себя последствий!
Я драил неотмывающееся очко и слёзы ярости вперемешку со слезами бессилия и жалости к себе душили меня.
На следующий день после «очкового» инцидента мне сообщили, что ко мне приехал дед.
Король и ещё один фельдшер, принимавший участие в экзекуции, были несколько взволнованы. Из каптёрки появилось новое бельё – кальсоны и рубаха, тапочки.
С дедом мы провели не более получаса. Разумеется я ничего не рассказал ему. Наоборот, бодрился, говорил, что всё нормально.
Когда дед пошёл, часть передачи ( булочки, конфеты – что там могло ещё быть!) я отдал фельдшерам.
- Ну видишь, какой ты нормальный парень! Чего было ****еть лишнее!
Новое бельё они мне оставили. На следующий день я был в строю.
Ненависть к Королю переполняла меня вплоть до окончания учебки. В мыльных пузырях ума я строил коварные планы, как бы отомстить ему перед отъездом в войска. Разумеется, ничего я не придумал, потому что любое насилие над сержантом было уголовно наказуемым. Бить надо сразу, не откладывать в долгий ящик.
За время моей службы дед много раз присылал мне такие короткие, местами несвязанные письма. Называл он меня «унучак», «солдатик ты мой», «Вадимушка».
«Солдатик» за время службы ни разу не удосужился написать деду. Нет, не по невнимательности, или безразличию – деда «солдатик» любил с пелёнок! Просто нечего было сказать, а чувства излить по-настоящему – стыдно как-то...
Я знаю, что дед не обижался на меня, просто он волновался и , конечно, чтобы уменьшить его волнения, мне стоило иногда отправлять ему весточку из нескольких слов.
Теперь, с того света, он может напрямую видеть всё что происходит с его «унучаком» и нет ему нужды волноваться! Жаль только, писем туда не отправляют!
Теперь бы я точно написал.