Хвост начал расти, едва я вышла из кабинета удовлетворенного начальника. В глазах стояли слезы, а во рту – терпковатый привкус спермы. Мне хотелось кричать от обиды и отвращения. Я ненавидела не только жирного козла, который только что с силой заталкивал член мне в рот. Я ненавидела себя. Презирала за свое слабоволие. За то, что не откусила его вонючий ***. Но мне нужна была эта работа. Егор только-только забрал меня из общаги; мы решили, что за съем квартиры платить будет он, а я постараюсь зарабатывать хотя бы на еду. Если бы я потеряла эту работу (а именно это и произошло бы, не согласись я отсосать у шефа), нам снова пришлось бы жить порознь: мне – в общежитии, Егору – с матерью-алкоголичкой. Капроновые колготки с треском порвались, и из-под юбки свесился покрытый бурой шерстью длинный хвост. Теперь я поняла, почему этот урод давал мне столько заданий, что справиться со всем в течение рабочего дня я никак не успевала и вынуждена была задерживаться в офисе, когда все уже расходились по домам. Мой хвост нервно молотил по воздуху, как у разъяренной кошки. Я чувствовала себя униженной. Потому что, когда я становилась перед шефом на колени и покорно распахивала рот, я делала вполне осознанный выбор – в пользу дальнейшей работы. Только вот как завтра возвращаться сюда и смотреть в глаза сослуживцам, разговаривать с ними, притворяясь, что ничего не произошло? Ну, почему я такая «везучая»? Вроде, и не красавица... Да что там сослуживцы? Как теперь Егору в глаза смотреть?!.
* * *
Фирменный дресс-код являлся обязательным условием работы. Прятать хвост под юбкой было весьма неудобно! Если бы можно было приходить в офис в брюках, я прятала бы хвост в одну из штанин. Он мне жутко мешал! Сидеть было неудобно. И плевать, догадался ли кто-нибудь о моем вчерашнем позоре. Все, что меня волновало: как бы поудобнее пристроить хвост, да еще, чтобы его никто не заметил. Иначе увольнения мне было не избежать, даже не смотря на довольно умелый отсос.
- Чем занимаешься после работы? – спросила Амалия. Она сидела за соседним столом, размешивая пластиковой вилкой порцию залитой кипятком быстрорастворимой лапши.
- Еду домой. – ответила я, стараясь изобразить на своем лице непринужденную улыбку. Кажется, мои гримасы забавляли Амалию. Наверное, мое лицо в тот день напоминало восковую маску, которую заставляло разговаривать нечто мистическое. Никогда раньше не проявлявшая ко мне интереса Амалия сегодня рассматривала меня чересчур уж внимательно. Будто пыталась одними только глазами выпытать у меня какую-то тайну.
- Давай после работы в кафе посидим? – предложила она. – Я угощаю.
Я пожала плечами. Идти в кафе с Амалией мне не хотелось. У меня вообще были поважнее дела. Мне еще предстояло решить, к какому врачу обратиться по поводу вдруг выросшего хвоста: ветеринару, хирургу или психиатру.
- Долго вчера здесь сидела? – внезапно спросила Амалия.
Наверное, я вздрогнула. Или мое восковое лицо выдало пунцовостью щек вспыхнувшие чувства стыда и омерзения. Амалия наклонилась ко мне и заговорщицки прошипела: - Тебя можно поздравить со вступлением в НАШ КЛУБ?
Еще две сидевшие в кабинете тетки, явно, навострили уши. Я кончиком хвоста ощущала исходившее от них, едва скрываемое любопытство.
- С тебя кружка «Американа» и бисквитное пирожное, - нарочито громко прошептала я, - а с меня – кровавые подробности.
Амалия удовлетворено кивнула. Я кончиком хвоста ощущала исходившее от нее возбуждение. И я не знала, чего Амалия хочет сильнее: меня или только моего рассказа об оральном сексе с шефом. Тетки старательно делали вид, что заняты работой с важными документами.
- Да ладно, тебе еще повезло! – сказала Амалия, выслушав мой рассказ. – Меня он вообще в задницу выеб. И ничего. Уже год работаю. Больше ни разу. Он у нас вообще всех девок перетрахал. Наверное, даже престарелой уборщице, и той вставил. У него это типа – хобби. Ну, как пришпиленные бабочки. Для коллекции.
* * *
Прежде, чем мы с Амалией стали по-настоящему близкими подругами, у меня выросли когти. То есть мои ногти – они вдруг стали такими твердыми и длинными, что, кажется, при желании, я могла бы ими убить кого-нибудь, разорвать в клочья. Это произошло в тот день, когда у меня на глазах сука-таксист задавил тощую собачонку. Теперь приходилось прятать руки: под столом, за спиной, в перчатках. Я скрывала свое внезапное уродство даже от Егора. Сказала, что у меня кожа рук пересохла, и теперь мне нужно все время носить косметические перчатки. Он очень жалел меня и даже стирать белье и мыть посуду запретил, взяв на себя все домашние хлопоты. Мне совсем не нравилось ему врать. Но солгав однажды… Я не только перестала раздеваться при включенном свете, пряча в темноте свой хвост. Я скрыла от Егора и то, что время от времени спала с Амалией.
Я раздевалась только в кромешной тьме и никогда не снимала перчаток. Амалия не осуждала мои причуды. Лишь иногда говорила, что с самого начала поняла: я не такая, как все. Мне нравилось, когда она называла меня особенной. Еще сильней мне нравилось, когда за считанные минуты абсолютно на ощупь ее тонкие теплые пальчики доводили меня до оргазма. Амалия делала с моим телом фантастические вещи. Она сжимала двумя пальцами мой клитор и стремительно дрочила его, будто миниатюрный членик. С первой же волной оргазма она вставляла пальчик в мое содрогающееся влагалище и двигала им в такт со сладострастными сокращениями моих мышц. О, это было что-то невероятное! Казалось, она всегда знала кротчайший путь к моему наслаждению. Егор?.. А что – Егор?..
Амалия снимала квартиру недалеко от нашей с ней работы. Когда мне или ей приходилось задерживаться, вторая всегда оставалась рядом. Нет, шеф нам больше не был страшен. Мы прошли крещение спермой. Теперь, когда мы были вместе, мы откровенно посмеивались над неуклюжим и некрасивым толстяком. Просто мы не хотели расставаться. Я звонила Егору с работы и предупреждала, что заночую у Амалии. Казалось, он ничего не подозревал. Однажды Амалия была у нас в гостях и, вроде бы, произвела на Егора хорошее впечатление. Ну и еще, он был слишком сильно влюблен в меня, чтобы не доверять. Мне было стыдно. Но я не могла отказать себе в удовольствии отдать свое тело ласковым рукам Амалии. Чудовищное тело с хвостом и когтями… Очаровательная Амалия, наверное, больше никогда не решилась бы прикоснуться ко мне, если бы увидела этот хвост. А Егор?.. Ну что – Егор?!.
Если бы я любила его по-настоящему, стала бы я в попытке сохранить работу сглатывать сперму шефа? Если бы Егор был мне безумно дорог, переспала ли я с Амалией в тот же день, когда она угостила меня кофе и пирожным? Егор всегда был очень хорошим. Я знала, что ради меня он пойдет на все, из кожи вон вылезет, чтобы сделать меня счастливой. Добродушный, доверчивый, ласковый Егор. Уютный, как материнская утроба. Теплый, как верблюжье одеялко. Нежный, как плюшевая игрушка. С Егором, готовым ради меня идти на любые лишения, мне было удобно. Секс с Егором меня никогда особо не впечатлял. Мне казалось, что так и должно было быть. Даже очень ласковые мужчины не способны порой доставить настоящее удовольствие. Может, конечно, все дело было в том, что я не любила его по-настоящему?.. Я притворно постанывала, чтобы не огорчать Егора своей неудовлетворенностью. И могла бы жить так еще много лет, если бы не встретила Амалию.
Однажды вечером Егор вернулся домой позже обычного. Он был сам не свой. Смеялся и носил меня по комнате на руках. А потом сказал, что его повысили в должности. И его оклад автоматически значительно вырос. Он все радостно повторял, будто попугай в клетке, что я теперь могу бросить свою работу и не задерживаться допоздна (…и не оставаться на ночь у Амалии…) Он так старался для меня! А я… Я тем же вечером собрала свои вещи в спортивную сумку и ушла. Не знаю, что он чувствовал. Стараюсь не думать об этом.
Когда Амалия увидела меня на пороге, с сумкой через плечо, она все поняла. И едва пустив меня на порог, бросилась мне на шею, влажно поцеловала и прошептала в ухо горячим дыханием: «Я люблю тебя…» Той непроглядной темной ночью у нас был незабываемый секс. Мне даже казалось, что вот-вот и мой хвост отпадет, отделится от копчика, и утром его можно будет просто поднять с пола и выбросить в мусорное ведро.
* * *
Глаза щипало солью наворачивавшихся слез. Мне хотелось кричать. Это было нечестно. Хотелось плюнуть ему в лицо. Ведь я же сделала все, что он хотел! Я стояла перед ним на коленях и сосала его член. И теперь он увольняет меня. За что?! Сокращение штата? Я меньше всех проработала, и меня прут с работы, как сотрудника с наименьшим опытом работы?! В глазах щипало, и все плыло, размывалось в белесом мареве. Когда я вышла из кабинета, ко мне подскочила Амалия… Она говорила: «Не плачь, не плачь!», но я и не плакала. Просто глаза сильно щипало. Только вечером, умывшись перед сном и присмотревшись к своему отражению, я заметила, что мои глаза изменились – зрачки сузились и вытянулись, как у змеи или кошки. Метаморфозы продолжались. Я не испугалась. Только подумала, что из расчетных придется выделить пару сотен рублей – на солнечные очки.
* * *
Амалия помогла мне найти новую работу. Ее зарплаты едва хватало, чтобы сводить концы с концами. Она не могла содержать еще и меня. Да я и сама не хотела становиться обузой для любимой женщины, потому согласилась на первую подвернувшуюся работу – стала техслужащей в одной частной школе. В мои обязанности входила ежедневная уборка школьных помещений. Так как заведение было частным и довольно престижным, то платили за эту грязную работу весьма прилично. Никаких сексуальных домогательств и никакого дресс-кода. Хвост идеально прятался в штанине серого комбинезона, который мне выдали. Когти скрывались под ярко-оранжевыми резиновыми перчатками. А скрывающие глаза солнечные очки никого особо не волновали. Тем более, что работала я, когда школа уже была пуста.
Дни ускользали сквозь пальцы, будто плавленые монохромные медузы. Лето плавно перетекло в осень. Темнеть стало раньше. Вечера начали чихать порывами прохлады и сопливеть мелкими дождями. Света становилось все меньше.
Амалия теперь засиживалась в офисе до глубокой ночи. На нее свалили всю ту бумажную работу, которую раньше выполняла я. И хоть я сама возвращалась домой поздно вечером, успевала по дороге купить продуктов и приготовить для моей Амалии что-нибудь вкусное на ужин. Амалия не ела мяса. Меня это умиляло. Она часто приходила домой усталая и озлобленная, но стоило ей сесть за стол и попробовать овощного рагу, салата из моркови и грецких орехов, пресных булочек с обжаренным кунжутом или сырных оладий, ее хмурое лицо тут же разглаживалось и расплывалось в широкой улыбке. Мне не хотелось думать, что я становлюсь для Амалии чем-то похожим на то, чем был для меня Егор.
* * *
Надо лбом, чуть выше линии волос, спрятавшись в моих густых прядях, прорезались маленькие рожки. Это произошло в тот день, когда я увидела Амалию, идущую под ручку с симпатичным парнем, в котором я сразу узнала Егора. Они о чем-то непринужденно болтали. Я наблюдала за ними из-за угла. Я просто хотела встретить Амалию с работы. Они оба со смехом вывалились из трамвая. Егор приобнял Амалию за талию, помогая ей спрыгнуть с подножки. Мой Егор приобнял мою Амалию. Я взяла с собой пять свежеиспеченных эклеров с начинкой из малинового джема. Хотелось дождаться Амалию на остановке, и едва она выйдет из трамвая, угостить эклерами. Мы бы шли домой, ели эклеры и непринужденно болтали бы о чем-нибудь так же, как теперь – они с Егором. Я кралась следом за ними будто вор, скрываясь за углами зданий и спинами случайных прохожих. Амалия и Егор шли в сторону парка, разбитого недалеко от дома, где жила Амалия. Эклеры были выброшены в ближайшую мусорку. Я незримо преследовала их и все думала: как давно? Как давно Амалия начала обманывать меня, врать про задержки на работе? Боже, я видела в ней себя! Кажется, это было справедливое возмездие!.. Но не с Егором же!.. Я была раздавлена и втоптана в грязь. Не только ревностью, но и пониманием собственной вины. Неужели, Егору было так же больно??? Они прошли в глубь парка, сели на деревянную лавочку, обнялись и… начали целоваться… В наступающих сумерках скрываясь за деревьями, я зажмурилась. Все это наваждение. Это солнечные очки и мои искривленные зрачки играют со мной злую шутку. Я распахнула глаза. Амалия и Егор продолжали целоваться, руки парня сквозь ткань кофточки отчаянно тискали груди моей ненасытной возлюбленной. Я хотела умереть. Но еще сильнее хотела убить Амалию.
Чтобы скрыть свои рога мне приходилось каждое утро начесывать волосы, собирая их в высокую прическу. Я стала настоящим чудовищем, но меня это не особо волновало. Я была занята чем-то совсем другим. В моих глазах умножался на клетки зародыш еще одного греха. Нужно было сделать аборт. Выбросить все это из головы. Но я не смогла – я вынашивала план мести.
Через две неделю мне выдали очередную зарплату, большую часть которой я оставила в небольшом затрапезном секс-шопе. Сладостная пытка для моей любимой Амалии. Эти две недели я силилась не подать вида, что знаю про нее и Егора. Я продолжала готовить ее любимые овощные блюда и мило улыбаться, и стонать всякий раз, когда она прикасалась к моей промежности. Даже теперь я не могла сдержать свой оргазм. Умелая порочная шлюха – вот кем была все это время Амалия. Хитрая тварь. Наверное, еще в тот день, когда я познакомила ее с моим Егором, она поняла, что он любит меня больше жизни, а потому ей не удастся увести его. И тогда она решила поступить гораздо умнее. Она увела у Егора меня. О, как легко я повелась на ее умелые пальчики! На эти лживые глаза! На этот трепетный и льстивый язык! Мне некого было винить. Я ничем не отличалась от Амалии. Такая же порочная тварь, предавшая, не задумываясь, того, кто меня любил. Я променяла Егора на качественный секс. Убого. Я это понимала. И потому еще сильнее хотела отомстить Амалии за то, что она стала катализатором, показавшим мне самой собственную мерзопакостную суть.
Месть. Я целовала шею Амалии, лизала и покусывала ее торчащие возбужденные соски. Я запускала пальцы в волосы на ее затылке и тянула их, сжав руку в кулак и заставляя ее выгибать шею. Я привязала Амалию к кровати. Развела ее руки и ноги в стороны, уподобив ее морской звезде. Распяла между решетчатыми спинками кровати. Я гладила живот Амалии, чувствуя, как под ее кожей напрягаются и расслабляются мышцы. «Я многому научилась у тебя, Амалия. - сказала я ей, - Я покажу тебе. Ты столько раз делала мне приятное. Теперь мой черед отплатить тебе тем же. Вот увидишь, Амалия, ты еще никогда не испытывала подобного». Раздвинув гладко выбритые складочки между разведенных ног, я аккуратно оголила ее выпуклую темно-розовую изюминку и прижала к ней ребристую плоскость вибратора. При этом я все целовала ее бархатную кожу с внутренних сторон бедер. Амалия пахла персиком. И еще целый день немытой промежностью. Я любила и ненавидела этот запах. Сейчас – просто ненавидела. Двумя полосками лейкопластыря я закрепила вибратор на уже возбужденном клиторе своей любимой Амалии и включила приборчик на максимальную мощность. Амалия задрожала. Она распахнула рот и протяжно взвыла. Я выпила ее крик, накрыв лживые губы поцелуем. Амалия тряслась, она дергала руками и ногами, пытаясь сжаться в комок. Продолжая целовать ее, я знала, что Амалия уже кончила. На секунду она обмякла, но вновь застонала, содрогаясь всем телом. Я оторвалась от ее губ и, забравшись на нее сверху, запустила в ее мокрую щель два пальца. Амалия дергала бедрами и выгибалась. А я лишь сидела на ней, по спазматическим волнам, пробегавшим по ее влагалищу и передававшихся моим погруженным в ее лоно пальцам, подсчитывая оргазмы своей неверной подруги. После пятого оргазма Амалия начала кричать. Она просила выключить машинку, будто паразит присосавшуюся к самому чувствительному ее местечку. Но я сохраняла молчания. Амалия умоляла. Но я даже не смотрела на нее, только со злостью глубже вдавливала в нее пальцы.
Через час Амалия уже ничего не говорила, она просто скулила, как собака. По телу ее пробегала легкая дрожь. Я встала с нее и вытерла пальцы о простынь. Я приблизилась к лицу Амалии. Не знаю, понимала ли она, что я говорю ей. Ее глаза подкатились и сверкали голубоватыми белками, из распахнутого рта через щеку текла слюна. «С Егором тебе тоже было так хорошо?» - вот и все, что спросила. Мой вопрос остался без ответа. Под жалобный скулеж Амалии я собрала свои вещи, секунду постояла над вынужденной бесконечно оргазмировать предательницей, решая, выключить ли перед уходом ставший для нее орудием пытки вибратор или нет, и, в конце концов, просто ушла, так и не сжалившись над той, которую, кажется, любила.
* * *
Мне некуда было идти. Я бесцельно бродила по городу, перекинув через плечо спортивную сумку со своими вещами. Вечер загрубел, очерствел и превратился в ночь. С уходом со сцены небосвода дневного света жизнь не остановилась. Вокруг меня сновали люди. Куда, зачем они спешили, на ночь глядя? Желтушные огни чужих окон и холодный свет неоновой рекламы заставляли меня ежиться, сильнее кутаясь в тонкую осеннюю куртку. Даже в перчатках пальцы мерзли. Мои пальцы с уродливыми когтями. Змеиные зрачки. Рога. И болтавшийся в одной из джинсовых штанин хвост. Я превратилась в монстра. Стала настоящим чудовищем. Не только физически. Я несколько раз порывалась вернуться к Амалии, развязать ее и на коленях молить о прощении. Но вместо этого дважды набирала номер Егора, и оба раза сбрасывала вызов, едва услышав первый гудок.
Становилось все холоднее. Устав бродить, я села на лавочку трамвайной остановки, поставив тяжелую сумку у своих ног. Люди возле меня менялись, как театральные декорации: одни – заходили в приезжавшие трамваи, другие – выходили, кто-то подходил к остановке, кто-то уходил. А я сидела, смотрела на эту хлипкую массу из мяса и костей, и понимала, что почти все они – эти люди – прячут под одеждами рога, хвосты и когти. Каждый из них когда-то был обижен и унижен, и вынужден был обзавестись ядовитой кожей или огромными зубами. Каждый из них хотя бы раз в жизни совершил по-настоящему чудовищный поступок, причинил кому-то нестерпимую боль, породив очередного монстра. Мне безумно захотелось прижаться к Егору и попросить у него прощения. Упасть на колени именно перед ним. В отличие от Амалии, Егор был невинной жертвой. Я наклонилась к сумке, чтобы вытащить телефон и теперь уж точно не бросить трубку.
Очень хотелось снять обувь. Туфли начали жутко жать. Даже не разуваясь, я знала, что происходит с моими ногами. Мои пальцы срастались, превращаясь в копытца. Сумку с вещами, деньгами и телефоном украли. Ничего удивительного. Вокруг сновали уродливые твари. Кто-то из этих злобных горгулий заприметил опустошенную и слишком задумчивую меня и, конечно, мою стоявшую под скамейкой сумку. Я пыталась объяснить кондукторшам, что меня обокрали, и потому денег на билет у меня просто нет, но меня всякий раз высаживали из трамвая. И дожидаясь следующий подходивший мне номер, я чувствовала, что туфли жмут все сильнее. Все, чего я хотела, это попросить у Егора прощения. Больше ничего…
* * *
Бледное лицо Егора так прекрасно! Почему я раньше не замечала, какой он красивый? Какая же я была глупая! Его глаза плотно закрыты. И ресницы такие густые, как у ребенка. Это такое счастье – просто лежать с ним рядом. Лежать в нашей спальне, на нашей постели. Он и я. Я так и не решилась раздеться. Знаю, что он меня не видит, но все равно не хочу оголять свое чудовищное тело.
Извивающийся хвост, кривые когти, страшные зрачки, выпуклые рога, уродливые роговые пластины копыт на ногах, и еще эти торчащие острые клыки.
Я добралась сюда только к утру. Егор не спал. Он ждал меня. Оказалось, он не слышал моих звонков, но как только заметил пропущенные вызовы, начал сам набирать мой номер, но никто не отвечал. И Егор все звонил и звонил. До самого утра. Он звонил Амалии, но она тоже не брала трубку (… я-то знаю, что ей было, явно, не до телефонных разговоров…). А под утро к нему пришла уставшая и совсем замерзшая я. Егор поил меня горячим чаем. Такой заботливый. После того, как я предала его… Хм… Мне так хотелось попросить его раздеться, чтобы убедиться, что он, правда, простил меня, и у него нет ни хвоста, ни копыт. Я не могла согреться и не стала снимать ни куртку, ни туфли. Я просила у Егора прощения, а он улыбался и только крепче обнимал меня. Потом мы пошли в спальню. За окном уже начинал брезжить не выспавшийся, еще бесцветный рассвет. Я, так и оставшись в одежде, легла в постель. Егор лег рядом и прижал меня к себе. Как счастлива я была вдыхать его запах, чувствовать рядом его такое родное и такое надежное тело. Я лежала и плакала в полутьме, чувствуя, как мой дурацкий хвост становится все тоньше. Егор был моим спасением. Как всегда. Я плакала и улыбалась сероликому потолку. Егор уже спал и мерно посапывал. Такой родной звук. Такой сладкий. Я уткнулась влажным от слез и соплей носом в щеку Егора и смежила глаза, собираясь тоже уснуть. Но… Но Егор вдруг застонал. И в этом его тихом стоне я отчетливо разобрала ее имя. Он повторял во сне ее имя. Он говорил: «Амалия…»
Он несколько раз произнес ее имя, и вскоре его сонное дыхание вновь стало размеренным. Егор спал. А мой хвост разъяренно трепыхался в штанине. И мои зубы – они вытягивались и искривлялись; губы уже не могли скрыть торчащих острых клыков. Я не злилась на Егора. Я просто не хотела, чтобы он проснулся и увидел меня такой. А еще я не хотела, чтобы когда-нибудь он узнал, что я сделала с его любимой Амалией. Он смог простить мне то, что я предала его. Но пытку Амалии он мне не простил бы. Я знаю. Я не хотела, чтобы он видел, каким ужасным чудовищем я стала. «Не просыпайся, не открывай своих глаз! Твоя любимая сошла с ума от бесконечных оргазмов. А я… Я стала уродливым метаморфозным импом…» - прошептала я, распахнула пасть и впилась зубами в его горло.
* * *
Бледное лицо Егора так прекрасно! Почему я раньше не замечала, какой он красивый? Эти кровавые потеки ничуть его не портят… Я могла бы любоваться им вечно. Но я этого не заслуживаю. Накрываю его простыней с головой.
09.02.09.