Обращение к читателям, впервые заглянувшим в мои креативы.
Данный «эпизод» является главой книги, именуемой «Несколько эпизодов из жизни людей и демонов». Описываемая ситуация будет более объяснима в контексте всей книги. Все предыдущие главы размещены на моей странице на сайте.
«…Забот у меня прибавилось. Кроме утреннего присутствия на службе, я теперь почти каждый день убиралась в храме. Пришлось выпросить у Фламмеля немного денег. Когда он спросил: «Зачем?», я ответила: «На благотворительные нужды». Он так удивился, что выложил пригоршню монет, даже не попытавшись выяснить, что это за нужды такие. Я купила на рынке циновку и положила в церкви у порога. Хотела даже повесить табличку: «Вытирайте ноги!», но Виктор не разрешил.
Без таблички люди ноги вытирать забывали и продолжали исправно тащить грязь в помещение. Зато природа оказалась на моей стороне. Через пару дней дожди прекратились, липкая слякоть сменилась обычным песком и пылью. Убираться стало легче: достаточно было просто подмести.
Во второй половине дня я обычно готовила пищу и смахивала пыль в доме Фламмеля. Фламмель уже перестал критиковать мою стряпню, ел всё, что дают, и побыстрей бросался к своим бумагам. От улучшения питания он как-то повеселел, округлился с лица и напоминал сытого благодушного кота. Впрочем, невзирая на всё благодушие, когда он работал, то предпочитал находиться в одиночестве. Поэтому я отправлялась к себе в комнату, заваливалась на кровать с книгой и… видела в ней всё, что угодно, только не сам прописанный текст.
…Церковная подсобка, где хранился инвентарь, находилась в подвальном помещении под главным нефом. Туда вела узкая каменная винтовая лестница. Края ступеней были выщерблены и стёрты. Лестница делала полный оборот вокруг вертикальной оси и выводила в небольшую, абсолютно тёмную комнатушку, лишённую окон. Свеча была слишком слабым источником света, чтобы обозреть помещение целиком, так что закоулки его оставались погружёнными во мрак, когда я спускалась по какой-либо надобности. Но закоулки меня и не интересовали: там всё равно не могло быть ничего, кроме бесполезной рухляди.
Весь хлам, хранившийся в подсобке – сломанную мебель, треснувшую или надбитую посуду, полуистлевшие куски ткани – я оставила на совести хозяев. Если они считают, что его ещё рано нести на свалку, значит, так тому и быть. (Смирение – основа истинной веры!...). Гораздо больше меня занимали предметы, пригодные к употреблению в моих нехитрых трудах: мётлы, швабры, вёдра, ветошь. Ну, ещё, может быть, молоток, гвозди и клещи – на всякий случай, они всегда пригодятся. К сожалению, эта утварь тоже пребывала в плачевном состоянии.
- Слушай, Вик, - как-то не выдержала я. – Туда, вообще, кроме меня кто-нибудь заходит? Ты видел, что там творится? Там же рухлядь одна. Хорошо бы провести ревизию, разобраться… Мне полы мыть не из чего: все вёдра дырявые.
Виктор старательно не смотрел мне в глаза. Он смотрел куда угодно – на мой высокий воротник (прикрывающий след от верёвки, так и оставшийся на горле в виде тёмной полосы), на лампадку справа, на пол, на метлу, которую я величественно, словно магический посох, сжимала в руке… Только не в глаза.
- У нас раньше был кастелян, который всем этим занимался, - сообщил Виктор. – А потом он уехал в деревню, на свадьбу к сестре, да так и не вернулся. Говорят, сначала ушёл в запой, а потом женился. На состоятельной вдове…
- Какая прелестная история. И что?
- А что?
- На замену никого не нашли?
- Да как-то не до того было… - Виктор очень внимательно разглядывал витражное окно-розетку над входом.
- А сами?
- А что?
Меня начала раздражать его манера отвечать вопросом на вопрос.
- Ты или Лессанж – кто-нибудь из вас не удосужился проверить, что делается с вашим хозяйственным инвентарём? Или не барское это дело?
Клод Лессанж – так звали второго священника в храме. Того самого угрюмого типа, который однажды показался мне олицетворением смерти. Мы с ним уже успели смириться с необходимостью терпеть присутствие друг друга, но взаимной симпатии отнюдь не испытывали. Не знаю, догадывался ли он о моей демонической сути… Или просто считал еврейкой, питая неприязнь к этой нации… А, возможно, даже склонен был видеть во мне еврейского демона – самое ужасное и отвратительное сочетание, на которое только было способно его воображение… В общем, не любил он меня, от всей души, и не стеснялся проявлять свои чувства выражением лица, при каждой встрече. Но человек (или даже не совсем человек), согласный бесплатно мыть полы, представляет собой слишком большую ценность, чтобы им так просто разбрасываться. И Лессанж стойко терпел моё присутствие. Иногда я даже восхищалась его выдержкой.
Мой последний вопрос поверг Виктора в ещё большее смятение.
- Да при чём тут – барское, не барское, - досадливо отмахнулся он. – Ну, да. Не хожу я туда. Кастелян там хозяйничал, а я – не хожу.
Мне внезапно стало стыдно за всю показную браваду. В самом деле: человек парит на крыльях духа, Святые Таинства вершит, а я к нему – с дырявыми вёдрами пристаю. И то верно: каждому – своё. Одним дано вино с хлебом в Кровь и Плоть претворять, а другим… Могла бы и сама что-нибудь с вёдрами решить, потихоньку.
- Что, некогда? – тихо спросила я.
- Да боюсь я их! – выпалил Виктор с отчаянием.
- Кого??? – от неожиданности я покрепче вцепилась в метлу.
- Тараканов! – совсем уж отчаянно произнёс Вик.
- Кого?!
Кажется, признание облегчило его душевное состояние.
- Там живут большие чёрные тараканы, - рассказал он, уже почти спокойно. – Они не просто большие, они – очень большие. И абсолютно чёрные. Ты будешь смеяться, но я их боюсь. Это какой-то иррациональный страх. Я ведь знаю, что они не кусаются, не ядовиты… И отец Лессанж, кажется, тоже их боится. Только не говори с ним об этом, а то обидится.
…И эти люди посылали туда МЕНЯ! А они спросили: боюсь ли Я этих тварей?!
Вообще-то, тараканы не вызывали у меня никаких эмоций. Я не жаждала бросаться к ним с распростёртыми объятьями, но и шарахаться от них в паническом ужасе тоже не собиралась. Я их там даже ещё и не видела ни разу. Но отныне решила поприсматриваться более тщательно.
Теперь уже Виктор выжидательно сверлил меня взглядом, словно я что-то была ему должна.
- Ладно, я сама всё проверю и скажу, что нужно купить, - пообещала я, предположив, что он ждёт от меня именно этого. В конце концов, не велик труд. Просто не хотелось брать на себя лишнюю ответственность…
- Слушай, Натанаэль, - протянул Виктор таинственно. Он в упор избегал называть меня человеческим именем Натали, тем самым как бы подчёркивая мою инородность. – А ты, наверно, могла бы что-то с ними сделать…
- Так я и говорю… - снова начала я.
- Нет, я не про вёдра! С инвентарём я всё понял, деньги будут. Я сейчас имею в виду тараканов. Ведь ты же демон!
- Хватит тыкать меня носом! – озлилась я. – Если я вам всем мешаю…
- Нет, ты не понимаешь, - перебил Виктор. – Я вовсе не то хотел сказать. Ваш князь бесовский – Веельзевул, – он ведь повелитель мух, не так ли? Мух и всяких прочих мелких отвратительных созданий – пауков, тараканов, мокриц…
Я попыталась припомнить, кто такой Веельзевул. Не слыхала, чтобы такой числился среди руководства. Был, кажется, кто-то с похожим именем в Научном Отделе… Чёрт их разберёт, чем они там повелевают, эти учёные. С них станется и мухами командовать.
- Так вот, - развил Виктор свою мысль, - я подумал: раз ты – демон, то тоже должна иметь часть этой силы. Повелевать насекомыми. Ты могла бы помочь нам избавиться от тараканов. Приказать им что-то такое…
Он сделал неопределённый жест рукой в воздухе.
Сначала я хотела искренне возмутиться. Но потом развеселилась. Я вообразила себя эдаким полководцем, отдающим приказы когорте хорошо вымуштрованных чёрных тараканов. «Яволь!» - выпалит тараканий сотник… или центурион… или как он ещё там у них будет зваться?... оберштурмбанфюрер…
- Кажется, ты меня переоцениваешь, - сообщила я. – Не знаю, как Веельзевул… Может, у него и есть на мух какое влияние… Но я всего лишь жалкий узник, лишённый всех прав и привилегий, и все ваши тараканы плевать на меня хотели с высокой колокольни. Не умею я никем командовать. И тараканами, в том числе…
«Умела бы командовать – не сидела бы здесь сейчас с вами, - докончила я мысленно, не без горечи. – Глядишь бы, уже руководителем группы поставили… Эх…».
Виктор заметно погрустнел.
- Ладно, - сказал он. – Значит, не судьба… Давай тогда решим с деньгами.
С деньгами мы решили. Да не оскудеет рука дающего! Благотворительность в приходе процветала, и церковь не испытывала стеснения в средствах.
…Моё общение с Виктором продолжало протекать в виде периодических диалогов. Но если раньше их инициировала я, и они носили отвлечённо - философский характер, то теперь всё переменилось. Добровольно принятые хозяйственные обязанности изменили мой статус.
- Натанаэль!
- Да, святой отец, - я перестаю подметать и опираюсь о метлу.
- Издеваешься? – бросает он искоса хитрый взгляд.
- Никак нет, святой отец! – честно хлопаю ресницами.
- Издеваешься, - констатирует со сдержанным укором.
- С чего вдруг такая подозрительность? Я всего лишь обращаюсь к тебе, как того требует твой статус. Как и подобает порядочной прихожанке.
- Ты не прихожанка.
- Я пытаюсь ей стать.
- Когда ты мне откровенно хамишь, я чувствую себя намного спокойнее.
- Я хочу, чтобы ты считал меня хорошей. Что для этого нужно делать?
- Ох… Ну, раз уж ты сама спросила…
Я поняла, что опять продула подчистую словесный раунд.
- Ты понимаешь, - Виктор изобразил на лице смятение от того, что ему неловко обременять меня просьбами. – До Пасхи всего неделя осталась… А у нас: смотри, что с окнами творится.
Я задрала голову: окна находились высоко.
- Пыли не меряно, - пояснил Виктор. – Даже я отсюда вижу. И свет сквозь них какой-то тусклый. А Пасха – это ведь Свет, воплощённое явление Света в человеческую жизнь. Надо, чтобы было ярко…
- Может, мне того – солнышко подрегулировать? Чтобы было ярко? – пошутила я.
- Солнышко подрегулируют без тебя, - серьёзно заявил Виктор. – А вот разобраться с окнами должны мы сами.
- Мне нравится, как ты это говоришь: мы.
- Натанаэль… - тон Виктора изменился, стал мягче, вкрадчивее. (Знал ли он, что лишь одной переменой интонаций уже может вить из меня верёвки? И если знал, то пользовался ли умышленно этим знанием? Или он даже не задумывался о своём на меня влиянии, и просто искренне просил помочь? Кто разберёт…). – Ты сама видишь: до наших окон не так-то легко достать.
- Да уж, вижу.
- Обычному человеку понадобится лестница, и не маленькая.
- Непременно понадобится.
- Натанаэль… К чему ходить вокруг да около? Я знаю, что ты умеешь подниматься в воздух. Летать. Я же сам видел.
- Я… - я аж задохнулась от нахлынувших эмоций. Sancta simplicitas! Donnerwetter!
- Тебе было бы гораздо проще до них добраться, - закончил он мысль.
На какое-то мгновение метла показалась мне единственным понимающим меня существом. Наверное, именно поэтому человеческие ведьмы летают на мётлах: им просто больше не на кого положиться.
Я могла бы счесть, что Виктор преднамеренно норовит уязвить меня в самое больное место. Но выражение его лица – доброжелательное, честное и ждущее – не оставляло сомнений в том, что он всерьёз надеется: вот, я прихвачу тряпку, ведро с водой и взовьюсь под потолок.
Я проглотила ком в горле и сообщила:
- Не могу.
Голос получился надтреснутый, дребезжащий.
По лицу Виктора я поняла, что моё «не могу» он воспринял как «не хочу».
- Я понимаю, - сухо кивнул он.
Ну вот, снова надо оправдываться.
- Когда я сказала «не могу», то имела в виду, что не могу больше летать. Если ты помнишь, со времени моих полётов произошли кое-какие события. И ты в них тоже поучаствовал. Я больше не являюсь полноправным демоном. Меня сделали такой же, как все ВЫ. ТЫ – умеешь летать?
- Ну, хорошо, хорошо, - Виктор примиряюще поднял ладони. – Давай забудем об этом разговоре. Нет – и нет, и всё.
- Нет, не всё! Я ещё не говорила, что не могу вымыть эти ё…. эти б…. – я вовремя успела подключить «внутреннего цензора» и не осквернила стен храма хулительными выражениями, - эти ваши прекрасные витражные окна. Мне всего лишь понадобится высокая лестница.
- Ты уверена?
- Да, б… - я снова сдержалась. - Да.
- Может, не стоит? Окна высоко. Это опасно.
- «И пусть будет слово ваше: да – да, нет – нет. А остальное – от лукавого», - долбанула я его цитатой.
Виктор стушевался. Пошёл добывать лестницу.
Счёт «один – один». Или нет?...
…Глядя на мои труды, Виктор усовестился. На следующий день был праздник, Вербное Воскресенье, и все работы приостановились. А в понедельник он пригнал откуда-то троих великовозрастных детей – то есть, послушников-подростков, лет по четырнадцать-шестнадцать. И всех снабдил лестницами. В команде работа сразу двинулась стремительными темпами. Дети страхом высоты не страдали и радовались возможности проявить физическую ловкость. Временами они принимались баловаться, кидаться тряпками. Я стеснялась материться в церкви. Приходилось тщательно подбирать цензурные слова, чтобы поддерживать дисциплину.
Периодически внизу прохаживался Лессанж, одаряя нас сурово-снисходительными взглядами.
Чтобы не карабкаться по лестницам в юбке, я позаимствовала у Фламмеля штаны. Приходила в церковь в нормальном виде и потихоньку переодевалась в рабочую одежду у себя в подсобке. Даже Лессанж не стал возмущаться, обнаружив меня, одетую по-мужски. Хотя я точно знала, что по их верованиям такое поведение для женщины считается греховным.
Тогда, помнится, я подумала, что Лессанж – неглупый человек. Со своими странностями, конечно, но не дурак.
Вчетвером с послушниками мы справились с оставшимися окнами за полтора дня. Поскольку все работы завершились к обеду, а возвращаться в свою обитель они должны были до наступления темноты, у них оставалось ещё несколько неучтённых часов. Дети перешёптывались, шарились по карманам и пересчитывали неизвестно откуда раздобытые монеты.
Потом, отчаянно смущаясь и так же отчаянно стараясь скрыть смущение за показной самоуверенностью, самый старший предложил мне пойти вместе с ними в трактир – выпить «доброго пива» по случаю успешного выполнения богоугодного дела.
Я по-родительски потрепала его по вихрастой макушке (парень был на полголовы выше меня, и голос его уже поломался, превратившись в неровный, срывающийся басок). И объяснила, как отыскать ближайшее приличное питейно-закусочное заведение.
- Ступайте, дети мои, - напутствовала я растроганно. – Я не стала бы для вас хорошей компанией, ибо вам всем ещё далеко до Фауста, чтобы шляться по кабакам в таком сомнительном обществе. Справляйтесь сами, и да пребудет с вами Господь, которому вы служите и которого я ни разу в жизни не встречала.
Дети задумчиво примолкли. И потихоньку удалились – подозреваю, что всё-таки в указанный мной кабак.
…А в храме и впрямь стало светлее.
Я испытывала душевный подъём. Это состояние необходимо было использовать. Я наконец-то решилась. Деньги, выделенные на обновление хозяйственного инвентаря, до сих пор лежали нетронутые. Нужно было вплотную разобраться с подсобкой. Я выдохнула. Расправила плечи, втянула живот. Запалила три свечи в бронзовом канделябре. И направила свои стопы вниз, всё дальше, по крутой винтовой лестнице.
…Из головы не шли великовозрастные дети, ставшие мне за последние полтора дня почти родными. Воображение рисовало мне их сидящими за столом, с кружками, увенчанными шапками густой белой пивной пены.
«Bonum vinum
Cum sapore
Bibat abbas
Cum priore…»
Так говаривал один студент, проходивший не очень давно через наш Отдел. Дословно означает: «Хорошее вино с пеной пьют аббат и приор». Да, спиртное и религия почему-то вновь оказываются в тесной связке, бок о бок.
Кстати, о студенте. Умер он по-глупому, но трагически. Проиграл кучу денег бандитам и не смог расплатиться – нечем было. Они ждали-ждали, да терпение кончилось: зарезали его как-то ночью всей бандой, для острастки, чтоб другим неповадно было. Мы насчитали 32 ножевых ранения, причём пять из них – смертельные. Когда он у нас появился – естественно, в том же виде, в каком преставился, - вся его рубаха представляла собой сплошные кровавые лохмотья.
Разрабатывал его Иштаран: очень старый, даже древний, демон, во много раз старше меня. У меня как раз выдалась пауза: очередной клиент необратимо завис, новых не намечалось. И я с интересом наблюдала, как работает опытный старший коллега. Поговаривали, что в прошлом Иштаран успел подвизаться и в области медицины, и по юридической части, но в ходе всевозможных кризисов то ли его ставку сократили, то ли вся контора обанкротилась, и он в итоге попал к нам.
Сперва Иштаран очень долго – неоправданно долго! – расспрашивал паренька о семье, родителях. Тот был поначалу здорово напуган, растерян, и что-то лепетал насчёт старшего брата, взрастившего его с младенчества, потому что отца с матерью давным-давно скосила смертельная болезнь. Потом перешли на последние месяцы его жизни. Студентик к тому времени пообвыкся, как-то приободрился, отвечал бойко, а затем и вовсе стал постоянно забирать инициативу в разговоре. И вот тут у них завязалась настоящая дискуссия о преимуществах вин, произведённых в разных регионах Франции и Италии.
За этот период я уже раз десять отмечала моменты, где можно было бы как следует ковырнуть парня и раскрутить на добротный эмоциональный коллапс. Но Иштаран словно бы игнорировал все зацепки. Его интересовало лишь одно: чем вИна франков превосходят италийские, при условии, что все они производятся из одного и того же сорта винограда?
«Ну какая разница! – думала я раздражённо. – Всё равно, все сдохнут - и франки, и италийцы. Тогда уже не будет иметь принципиального значения, кто и какой отравой дурманил свои мозги при жизни…».
Но студент упрямо доказывал, что вИна Франции несут больше пользы здоровью, так как впитали в себя больше благодати, сосредоточенной именно в этих землях, скрывающих в себе Sanct Graal – sang royale: святую кровь, плещущуюся в святом Граале. «Да будет вам известно, мой брат почти раскрыл эту тайну, и если бы эти говнюки не поймали меня в подворотне, - студент с сожалением глянул на собственную израненную грудь, - я бы, возможно, поприсутствовал при величайшем открытии века, и разделил бы и брательникову славу, и денежки, которые, конечно хлынули бы на нас почище манны небесной…».
Иштаран тогда, помнится, посопротивлявшись для виду, довольно легко признал правоту юноши, составил положенный протокол и сплавил его похотникам. То есть, в отдел Блуда и Прелюбодеяний. А перед этим парень бодро декламировал нам частушки из своего студенческого фольклора, четыре строки из которых я и процитировала выше.
Когда я, немного позже, пролетала мимо Отдела Блуда и Прелюбодеяний, по какой-то служебной надобности, то расслышала доносящееся из кабинета громкое дружное ржание. Два голоса из трёх, безусловно, принадлежали Элке и Бэлке, моим старым приятельницам. А вот третий, звонкий тенорок, явно исходил из уст неугомонного студента. Задержавшись возле их врат, я прислушалась. Юноша травил девчонкам похабные анекдоты. Чуть слышно, в унисон с прочими, позвенькивал смех отнюдь не демонической природы. Я догадалась: это смеялись Проводники…
Интересно, куда он попал в итоге?...
А вот Иштаран очень скоро бесследно исчез. Перед тем, как я его видела в последний раз, он ещё говорил мне: «Знаешь, Наташенька, я ведь очень устал…». Он один называл меня этим странным именем: НаташА. Или НатАша, не помню. Я ещё тогда подумала, что он устал, потому что было много работы: эпидемия гриппа прогулялась по Европе, а в разных уголках Азии всколыхнулись сразу несколько военных заварушек. И ему, старику, с уже замедленной реакцией, трудно было справляться с нормой выработки, которую и не все молодые-то осиливали. Я подумала: он поэтому и халтурит, чтобы сдать норму и выдержать. Если бы на его месте была я, то я бы, конечно, выдюжила, и почти каждого, кого он легкомысленно отпускал, довела бы до первого припадка отчаяния ещё на своём этапе. А он – лишь заводил долгие, но бесполезные в плане работы расспросы о незначительных деталях их земного существования, но ни одну из этих деталей даже не попытался применить для соблюдения служебных интересов.
И я ещё подумала: если все будут поступать так же, то наша контора скоро вылетит в трубу.
Но ему никто ничего не говорил. Потому что все прекрасно знали: Иштаран – старинный приятель Ваала. Очень старинный. Ещё с Тех Самых Времён, когда Ваал звался просто Бел. У демонов ведь друзей нет. Даже у тех, кто до Времени Оно считался язычески божеством. Могут быть просто приятели. Потому что друг – это тот, на кого можно положиться. А приятель – он так, поболтать, выпить кофе, угоститься сигаретой – как у нас с Элкой и Бэлкой…
И сам по себе Иштаран был старикашка безвредный. Ни на кого никогда не стучал, хоть и с Боссом якшался постоянно.
А потом вдруг исчез. Словно никогда и не было. И никто даже не засуетился: ну, был демон, а потом нет его - как будто так и положено. Я ещё подумала: сократили, наверное. Или на пенсию отправили. Хотя, какая у демонов пенсия?...
И ещё я стала тогда обращать внимание: иногда так случается – был демон, а потом исчез. Как Иштаран. И до него так бывало, и после. Только очень редко. И об исчезнувших никто никогда не вспоминает. Или вспоминает, но молчит. Как я. А вот интересно: куда может бесследно подеваться бессмертный демон?...
А теперь я, кажется, могу теоретически предположить…
Интересно, что сейчас болтают в Департаменте о моей истории? Предали ли моё дело широкой огласке? Или провернули по-тихому, а имя, запятнанное позором, попросту вычеркнули из списков? Словно и не было никогда такого мытаря в Отделе Чревоугодия…
…Лестница кончилась. Мне показалось, что, задумавшись, я брела по ней не меньше получаса. Хотя в обычной ситуации преодолевала за полминуты.
Я застыла на последней ступеньке. В подсобке, которую я как-то уже привыкла считать своей личной вотчиной, находилось ещё как минимум одно живое существо.
На выхваченном светом куске пола, в самом центре этого участка, словно чёрт, вытащенный из адовых глубин заклинателем-колдуном, сидел ОН: монументально-неподвижный, абсолютно чёрный, глянцево поблёскивающий, совершенный в гармонии всех своих членов – крупный чёрный таракан. Из всех его частей шевелились только длинные усы – величественно, неспешно, даже как-то царственно.
Моё появление таракан проигнорировал. По крайней мере, внешне не отреагировал никак. Наверное, он считал себя полновластным хозяином территории.
Я вспомнила просьбу Виктора. Здесь меня никто не услышит: можно немного подурачиться.
- Слушай меня, насекомое таракан, - произнесла я торжественно. – Я, воздушный демон одиннадцатого ранга Натанаэль, своею властью демона повелеваю тебе. Собери всех остальных своих сородичей, проживающих в этом здании, любого возраста и пола. Постройтесь ровными шеренгами в главном проходе посреди зала. И так же строем, в ногу, покиньте сей храм, все до единого. Выходите на улицу и топайте до ближайшей свалки мусора. Там можете подыскать себе новый дом…
Таракан, естественно, даже головы не повернул.
- Задача ясна?! – гаркнула я грозно.
Таракан флегматично повёл усами. Сам он был в длину сантиметра четыре, не меньше. Усы простирались ещё сантиметра на два. «Они не кусаются, не ядовиты, - говорил, помнится, Виктор. – Это какой-то иррациональный страх». Не то, чтобы мной овладел панический ужас, но желание заходить в подсобку почему-то пропало начисто. В конце концов, я и так прекрасно знаю, чего мне не хватает для работы: пойду сейчас в хозяйственную лавку да куплю всё.
Когда я в последний раз глянула на таракана, прежде чем свернуть за колонну, вкруг которой обвивалась лестница, он сидел на прежнем месте и в прежней позе…».