Звезда в груди

Анастасия Косташ
Продолжая тему "Люди революции"

«И способен дотянуться до звёзд,
Не считая, что это сон,
И упасть опалённой звездой по имени Солнце"

В.Цой

   В полумраке, среди чуть теплившихся язычков свеч зажёгся новый. Он встрепенулся как бы случайно, неожиданно. Но то ли восковой стебелёк был толще других, то ли нитку свили более горючую, то ли другие потускнели... этот огонёк горел ярче всех. А они то ли не желали замечать его излишней светлоты, то ли сами по себе были слепы и не различали света. Эта кажущаяся бесконечность зажжённых свечей с трудом освещала темноту, бездонную, безликую, безответную. Самый яркий огонёк расцветал подобно цветку, он светил не дрожа, его осанка была уверенна. То и дело другие вокруг него погасали, кто-то медленно, обречённо, как бы умирая, а кто-то резко, точно сорвавшись и падая в беззубую пасть мглы. И где-то рядом зажигались новые огоньки, а когда добегали до нижнего конца свечи, потухали, следуя за своими предшественниками.

 Когда же пришёл черёд самого яркого огонька, внезапно чей-то неуклюжий острый локоть столкнул его вниз. Падая, огонёк думал, что это конец... Что-то необычайно ослепительно вспыхнуло где-то внизу, свет красными нитями и струями разбежался по чему-то мягкому, поглощая его медленно и беспощадно. Обглодав вещь, пламя перекинулось на всё, что его окружало. Он впервые за древнейшую историю огоньков так солнечно осветил мглу: пожаром вспыхнули все огоньки. Они объединялись, не задумываясь, проглоченные волной ползущего пламени, и, смешавшись с огнями других свеч, обретали новую силу, новую жизнь. Самый яркий огонёк в стремительной лавине единства смеялся громче всех, его глаза блестели от слёз. Он сам был поражён собой   и тем, что натворил, и несясь с толпе других огоньков, кричал, кричал, махал руками, прыгал. И было трудно определить: не то он ведёт толпу, не то - она его. В груди его, в самом сердце, мерцала звезда. Или скорее, галактика, а может, и вселенная вовсе? И ему уже не столь важно было это, но оно просилось наружу, оно болело, раздирая грудь спазмами, что огонёк аж захлёбывался, смеясь сквозь слёзы.

 Это было рождение живого огня, и он был уверен: его уже никто не остановит.

 Пожар бросался на льды, берега и даже воду; они, сгорая, сознательно отдавали мужавшему пламени свои радостные души, и он становился всё сильнее, покидая их обожённые тела, неся в своих жидких янтарных жилах растущую волю. Они сливались воедино, чтобы вместе достичь высот мироздания, чтобы вместе созидать, став Солнцем. Они синхронной многомиллионной толпой взбегали на вершины, преодолевали каньоны, слизывая с них свежие души. Волна не знала противника. Всё, что попадалось на пути, встречало её, как миссию, поднимало руки и радостно, будто возвращаясь домой, ныряло в её кипящее чрево.
 Он был счастлив. Он не знал покоя. Он потерял голос от многосуточных призывов, но бежал, бежал всё быстрее, спотыкаясь о сожжённые трупы, теснясь среди множества плеч и спин. Глаза его опухли от слёз и бессонницы, но горели, сумасшедшие; хохолок волос дыбился в порывах пылающего ветра; рядом с огоньком бежали братья и сёстры, одни из самых ярких огоньков. Они тоже кричали до хрипоты, тоже эмоционально всплескивали руками, они хлопали самому яркому огоньку по плечу, заглядывали дикими взглядами в его слезливые круглые глаза и любяще улыбались. Толпа прошла долгий путь, топя льды, глотая воду, выедая жизни... Она   охватила   абсолютно всё, весь шар, на котором была жизнь, другая, прошлая... 

 И самый яркий огонёк увидел знакомую картину. Его окружала безграничная, холодная, мёртвая мгла, что была  усеяна близкими и далёкими огоньками. Они были удивительно различны: одни светились голубыми бликами, другие жёлтыми, третьи - белыми, четвёртые - красными, а иные и вовсе не имели определённого цвета - они переливались искрами всего спектра. Многие из них собирались в тесные компании, будто что-то обсуждая между собой, подобно друзьям. Какие-то далёкие нити перечерчивали черноту пространства где-то очень далеко и немедленно потухали. «Вот мой дом, среди таких же, как я», - подумал самый яркий огонёк. Огонёк долго оглядывался вокруг, наслаждаясь высшим достижением своего существования. Бесконечность мирового бытия вскружила ему голову; он окончательно потерял рассудок и заплакал громче и свирепее всех; невыносимая боль в груди мешала ему дышать – звезда в груди росла. И скоро наступил момент, когда она проткнула его тело своими тонкими частыми иглами и поглотила в себе. Он потерял личность. Он стал этой звездой, возвысившись над добром и злом, жизнью и смертью, и это был уже не он, достигнув наисовершенного сознания, какое только доступно было огню; переступив эту черту, он не уже не смог стать прежним.

 Толпы огоньков продолжали обгладывать землю. Эта сумасшедшая сила высосала из земной коры все соки и подобралась к мантии, которая встретила их обильными объятиями и отвела к отцу огня – ядру. Дети стихии слились воедино, превратив нутро планеты в медленно сгорающий газ. Это было пузырящееся бесчисленными взрывами солнце. Оно неторопливо крутило свои пламенные бока, одетые в мех из слепящего света. Планеты, прогуливавшиеся вокруг главного, самого крупного светила, любопытно озирались на него, щурясь при новых лучах, а кто-то перешёптывался, пуская сплетни по соседям. "Новая?", - недоумённо переспрашивали одни; "Да-да! Только что зажглась! Вон она", - кивали в её сторону другие. И те поражённо раскрывали каньонистые глаза и рты. "Что-то парит!" – запыхтела от жары ближайшая к юному солнцу планета.   Время шло.

 Ликующая толпа огоньков смешалась в единую безликую массу, называвшую теперь себя не «МЫ», а «Я»; они прорывались сквозь толщи бессмертного огня из глубин пылающего шара раскалёнными квантами и рассеивались в космосе пышной золотой короной, а планеты окраины системы, недотягивавшиеся до главного солнца, неуклюже разворачивали свои бока под лучи новорождённой звезды для равномерного прогревания своих круглых тел. Некоторые из них начали зеленеть и голубеть. Они, как беременные, вынашивали на себе жизни-первенцев. "Спасибо тебе! - слышало юное солнце со всех сторон, - Я чувствую, как они движутся! Это чудесно! Ты творишь чудеса! Слава тебе, слава!".

"Я живу для этого", - сияло оно своей ослепительной улыбкой.

 По всей системе о нём пошла молва. Планеты рядом с главным солнцем мечтали погреться в свежих лучах окраинной звезды. Тогда главное то ли из ревности, то ли - злости, покраснело и, раздувшись, поглотило в себе несколько ближайших планет. И убедившись в своей ненужности, съёжилось в белый шарик, окутанный пылевым коконом.

   А на планетах кипела жизнь. Дети солнца были разнообразны, многолики и зрячи. Они воспевали огонёк в небе в своих легендах, притчах, называя всякими именами. Одна цивилизация сменяла другую, уничтожая предыдущую культуру и строя на её руинах свои порядки, города, церкви и капища. «Слава тебе, слава! У Ра!», - кричали они, вступая в бой. «Он - вознесённый спаситель, который придёт снова, как и каждое утро», - говорили матеря своим чадам. «Он - сияние Господне, который защищает от тьмы», - читали толпе одни, наряженные в солнечного цвета одежды. «Его можно увидеть исходящим из облаков, в небесах, с короной из шипов», - размышляли другие, изображая на стенах юное бело-жёлтый круг с острыми лучами. «Что же это? - чесали затылки те, кто разглядывал в длинные трубы, устремлённые в небо, серый шарик на окраине звёздной системы, - Планета? Астероид?».

 Но настало время, когда планеты зарумянились красным, а облака, кутавшие их, смешались с грязью и пылью. Шла битва на планетах, между ними и их лунами за право провозгласить свою истину над всеми. Из сфер планет и спутников вырывались струи другого огня и, жаля цель, разметали её тучей грузных осколков. Жажда власти и разрушения отуманила разумы существ. И звёздная система погрузилась в ад Великой Ассы.

Отсветившее свою жизнь солнце хмуро взирало на воцарившееся вокруг зло; оно виновато покраснело, покрылось пятнами стыда за своих детей. Неужели для этого им устремлёно и уверенно пройден такой трудный, долгий и опасный путь? Звезда знала, что должно творить жизнь, а вокруг – смерть… Она переживала, чувствуя себя главной причиной мирового горя. И чем пуще она злилась на себя, тем больше надувалась, поглощая своими раздражёнными, болезненными боками соседние планеты. Дитя не оправдало надежд творца и должно быть возвращено обратно.

     Старое солнце – это тлеющий комок былого счастья, одетого в пуховую шубу плотных слоёв пепла, удерживающих последние капли звёздного тепла.

Мгла бездонными тенями обступила его со всех сторон. Как знакомо, подумало солнце, засыпая. А когда дымка рассеялась, случился взрыв. Брызнувшим облаком огоньки разлетелись в разные стороны… чтобы снова зажигаться в темноте, чтобы снова потухать. Чтобы снова стать солнцем.

   Февраль 2009 Э.Р.