The Blue Monday часть1

         
 



                « These little town blues, are melting away
                I’m gonna make a brand new start of it - in old New   York
                And if I can make it there, I’m gonna make it anywhere
                It up to you - New York, New York»

                (Ф. Синатра)


                « Пути мира они не знают, и нет суда на стезях их;
                пути их искривлены, и никто, идущий по ним,
                не знает мира…»
   
                ( Исаия, 59-8 )

                часть 1


               
                Синий туман

               


                «Синий туман похож на обман...»
                ( песня )
                «Синий-синий иней лёг на провода...»
                ( песня )
 
               
               

                1


    Собака  потёрлась спиной о край кровати, грациозно изогнула спину, пукнула, клюнула мокрым носом в ладонь, фыркнула медузой губ, и очень выразительно посмотрела мне в глаза.
   Что можно увидеть в глазах собачьих, заглянув в них поглубже?   Любовь до гроба? Преданность собачью? Нежность телячью?  А, может, изнанку мира увидеть и обомлеть от неожиданности и величия  Вселенской глубины этих печально-мудрых колодцев, где плеск родниковой влаги играет в бисер с твоим  отражением и манит к себе, в бездну,  соединиться навеки  воедино с зазеркальным двойником!? 
  Люська  что-то чует! Наверное, духов.  Взгляд её становится отрешённым, она водит головой по сложной траектории, следуя перемещению духа. Иногда она замирает неподвижно, и лишь  учащённое дыхание  выдаёт степень возбуждения собаки. Она бесшумно вдыхает воздух носом и потом  короткими  толчками выпускает его из-под своих гигантских верхних губ. Получается, похоже на лошадиное фырканье и тогда мы с Асей  умиляемся, как старички проказам  трёхлетнего внучка, накакавшего в банку из-под варенья...
«Я говорил, говно! А ты – засахарилось, засахарилось!!!» - вопиёт старичок, а бабуля только руками разводит, мол, чего тут поделаешь, уже ведь слопал, старый  валенок!
Собака преследует духов до дверей, и те устремляются вон из квартиры, подгоняемые аурой собаки и  священным огнём кошерной пятничной свечки, просачиваются через невидимую глазу щель внизу дверей  и собака подгоняет их  обезьяним носом. Вот последний дух покинул квартиру, и собачий нос вплотную прильнул к щели и с шумом паровоза отслеживает, что бы ни один залётный не просочился обратно.
Мы не еврейские ортодоксы. Свечи купила Ася по сэйлу  огромную   коробку и теперь, когда в доме становится скучно и тоскливо, когда липкие воспоминания о прошлом начинают будоражить фантазию, мы зажигаем одну-две свечи, поставив их в старинные медные подсвечники, купленные у негритянки-старьёвщицы на нашей  улице. 
         -  Гулять? – спрашиваю я и крендель хвоста вдруг начинает жить своей особой жизнью. Он жестикулирует, строит рожи, подмигивает, улыбается и … держит фигу в кармане одновременно!   
    Всё   сказано, и собака гордо подставляет голову под ошейник и вдруг ( о ужас!) широко  распластывает задние ноги, и лужа растекается по одноразовой пелёнке!
- Вот ****ь, опять насцала! – ору я Асе.
Бруклин.
Небрежный быт, небрежные слова, становящиеся привычкой.  Русских
в доме мало и мат, включённый на полную катушку, звучит  сочно и естественно, радужно переливаясь в мрачном дворике-колодце, отбиваясь эхом от одной стены к другой.
«Русских» - это фигурально, потому что все мы – разномастная  толпа из  бывшего СССР именуемся теперь русскими. Местная публика не делает различий между национальностями, будь ты узбек, туркмен, киргиз, или блондинистый латыш! Над Брежневым все потешались, но справедливости ради, замечу, что общность «советский народ» всё-таки сформировалась.  Объяснять это янки, у которых мир заканчивается в лопухах на заднем дворе его хижины  даже и не пытайтесь!  На вопрос  «Were are you from?» смело отвечайте: «Фром Раша!», ибо понятия «СССР» и «Россия» неотделимы друг от друга в американских мозгах…
Я открываю дверь и сталкиваюсь с рабочим нашего дома, Майком. Майк -  негр с Джамэйки. Он живёт в подвале  и батрачит на нашего супера . А супер в доме не делает ни хоря, хотя это его прямая обязанность. Он батрачит где-то в другом месте и содержит многочисленную семью: двух неотличимых друг от дружки сестёр, одна из которых его формальная жена, другая – возможно -  тоже, жена,  ибо они боснийские мусульмане,  трёх дочерей и тёщу с тестем – свежих эмигрантов из Боснии.
Тесть клоун ещё тот. Он расхаживает в старомодной соломенной шляпе,  театрально раскланивается с соседями и очень симпатизирует Асе, помогая ей поднять пакеты и сумки  на четвёртый этаж, когда такая возможность предоставляется.
Сегодня  воскресенье. Майк моет подъезд с мылом. Запах весенней  свежести и вчерашней марихуаны царит в коридоре.
Собака замирает приземисто, поджимает уши и отказывается выходить.  Кого она испугалась – Майка, или духов непонятно! 
Я беру Люську на руки и бережно выношу из квартиры, поглаживая и бормоча ей на ухо всякие собачьи нежности. Майкл ржёт во весь свой белозубый рот:   
- Like baby! Like baby!  -  а когда я ставлю Люську на пол около первой ступеньки, он решает пошутить и гавкает громко по-английски:
 - Bow! Bow!!!
Люська, собачий ребёнок трёх месяцев от роду, вздрагивает и бросается наутёк, увлекая меня за собой вниз!
 
                2 (Люська)
      
« Эти три прозрачные тени приходят в нашу нору ежедневно. Бывшая жена Хозяина и его родители. Иногда приходит седобородый Хромой Старик, но он совсем прозрачен и  всегда молчит. 
Я знаю, что они Хозяина любят и хотят только хорошего, но их хорошее не подходит к нашему миру. Иногда они даже всё правильно советуют, но их никто не слышит! Вот и сейчас пришли предупредить, но ведь бесполезно, ни Хозяин, ни Мамка не слышат ничего, но уже стали догадываться, что я вижу что-то такое, что им недоступно! Ладно,  пора им и честь знать! Ну-ка, покусаю им пятки!
Когда  они приходят, Хозяин думает, что я гулять хочу и тащит меня на этот ветер! Ну что ж, надо собираться!
А поморочу-ка я  Хозяину голову, они с Мамкой меня тогда больше любят!
Запах! Запах!!!  Зверем пахнет, не иначе! Охота! Из чёрной морды на стене отделяются ещё две тени, но они незакомы мне! Пусть уходят  за дверь и не возвращаются!
Ах, как не люблю я этого  чернявого! Он каждую ночь гремит  во дворе мусорными баками и мешает Хозяину спать! Я гавкаю, чтобы испугать его, а он не боится. Тогда я гавкаю ещё громче, и хозяин сердится!  А хозяин думает, что я боюсь,  берёт меня на руки, и я  нюхаю, как приятно пахнет от его ушей!
А это что? Чёрный дух навис над Хозяином сзади!  Три тени пытаютсяотогнать его, но  он сильнее, он не слушается!
Быстрее, быстрее вниз! Чего же он там еле ноги переставляет! А вот  тень-Отец  отталкивает Чёрного и ...
Ну-ка   сильнее! Держись, Хозяин!!! Держись и ничего не бойся!!!»

                3


Я лежал  на лестничной площадке между вторым и третьим  этажом.  Понимание того, что я мыслю, а следовательно -  существую, пришло не сразу. Падение с такой высоты было  мгновенным, и лишь в кратчайший миг сознание успело  встрепенуться и  вспышкой молнии в ночи показать картинку неизбежной мгновенной гибели.
 А дальше  - по анекдоту:
- Дяденька, тут лестница мылом  намазана!
- А мне до ****ы-ды-ды-ды-ды-ды....
         Что думает человек за мгновение до очевидной гибели?  Что чувствует он, обречённый, шагнувший уже произвольно, или по чьему-то злому умыслу, но неизбежно стремящийся к этой невиданной точке? Говорят, жизнь пробегает перед глазами.
         За  мгновение – целая жизнь! 
         А может быть, жизнь будущая? 
          Или та, которая уже была когда-то?
           Мне привиделось, что я – огромный, ловкий морж, грациозно и мощно пронзающий  Океан.   А следом летит, недоумевая, Ася, привыкая понемногу к рукам-ластам. Она тоже крупная, подвижная и на редкость аппетитная для моего мужского моржового настроения!
              И главный мускул мой напрягается, я делаю мёртвую петлю, коварно заплывая к Асе сзади, обхватывая огромными ластами своими и упираясь мощным бивнем   ей в темя. Но она ещё на половину человек, на ту самую вожделенную половину и я  слишком велик для неё, как и всё моё желание! Но тело её быстро трансформируется, повторяя мои изгибы, и в том месте, где мускул особо силён, появляется морской водоворот, который объединяет нас, и мы кружимся, словно склеившиеся снежинки, наслаждаясь единением. Которое должно длиться и длиться. Не достигая апогея....
           А вокруг резвится Люська-белёк! И такой вот дружной компанией приплываем мы в Парк Горького, где стоят на берегу все мои родственники, мёртвые и живые!
            Машут нам приветливо!
            Добро пожаловать!
          .... за мгновение до гибели....
Я кряхтел, поднимаясь, и  незлобно матерясь по-русски. Собака стояла рядом и   внимательно обнюхивала мне штаны.               
Испугаться я не успел!
На шум спешил Майк.
- Hey! Are you all right?  -   спросил Майк, невольно блокбастерничая.
  - I’m  fine!  -  подхватываю я, но негр с Джамэйки мой  юмор  не
 оценил, хотя он парень  неглупый и отчасти образованный.
    Он дружил с некрасивой русской девочкой, этот негр,  и жил с  невидимым для окружающих семейством в подвале, что законом запрещено. Закон законом, но поверьте мне, бесплатный подвал лучше, чем бесплатная коробка под мостом!
Я поднялся, ощупывая себя.
 Господи! Всё было цело! Лишь немного ныл локоть левой руки, но это ерунда, до свадьбы заживёт!
Майк покорно ждал развития событий, понимая свою вину.
Если вдруг вы  занялись  влажной уборкой в американском билдинге и не имеете специальной таблички «Wet flour», лучше не занимайтесь этим. Всегда найдётся человек корыстный, который тут же поскользнётся и слегка свернёт себе шею. Специально поскользнётся! Потому что мокрый пол без таблички – это фатальная ошибка уборщика. Набежит тут же свора адвокатов, всё сфотографируют, задокументируют, привлекут медиков и будут чесать-вычёсывать страховку билдинга до седой последней волосины! Ну а вас владелец билдинга уволит. Без выходного пособия, разумеется. Просто вышвырнет на улицу...
-  Mike! Don’t worry about this! I’ll not complain!  But you should make the flour   dry, because somebody after me could also fall down and you’ll have big problems! 
           Я   расписал,  каким я  был спортсменом и тренером по каратэ и что только поэтому я цел, и пусть он  не думает, что я такой увалень и толстяк  – в своё время я был и быстр и смел, и кое какой порох остался ещё в потаённых местах...
Звучало всё это эмоционально и о-го-го, какие акценты и интонации я выдавал!
... Я брёл с собакой по  Ист 18-ой улице и поминал нехорошими словами Михаила Афанасьевича.   Вчера в поисках нужного перехода от одного сюжета к другому я использовал слова классика «за мной, читатель, за мной! Я покажу тебе любовь...». Разумеется, я просто цитировал! Но вот надо же, вчера спёр строчку, а сегодня «Аннушка пролила масло»!
 И да, да и 1000 раз да – человек смертен, причём внезапно смертен!
 Вернувшись, я пил чай и до 12 смотрел с Асей телевизор вместо того, что бы  спать перед работой. Тревога и неприятный страх запоздало щекотали какие-то потаённые струны моей эфирной субстанции, ежели она всё-таки есть, будь она неладна!
  В 12 я лёг и как-то незаметно  для себя уснул. От работы надо бы увильнуть, сославшись на боль в руке, но Ася поднимет  шум, что я сижу у неё на шее и бла-бла-бла....
 

                4

Я проснулся от кошмара.
Приснилась сестра моего деда бабушка Лёня, родная бабка моей кузины Томки. Я гостил у неё непонятно где, и она повела меня за собой через какую-то хату, где вдоль стен стояли стеллажи, а на них ровными стопками были сложены аккуратно напиленные куски свежей козлятины. Я так и знал: это козлятина, а не какое-то другое мясо. Вони не было, как и крови. Пол был покрыт свежей стружкой и пахло смолистым деревом.
 Миновав стеллажи, мы вышли во двор, где стоял длинный стол. Бабка Лёня подала мне нескромных размеров тесак, а я наклонился и за шкирку подхватил и положил на стол собаку. Но не Люську, другую! Лёгким движением руки я располовинил собаку поперёк туловища и было это просто и обыденно, да и собака не противилась экзекуции. Задняя её часть продолжала дружелюбно вилять хвостом, а передняя часть с головой моргала глупыми преданными глазами. Подспудно я понимал, что собака моргать не должна, ибо располовинена и мертва!
  - А ты глаза-то ей и закрой, - посоветовала бабка Лёня, и я  указательным и большим пальцами опустил собачьи веки вниз. Но только я убрал руку, веки распахнулись, и преданный взгляд вновь устремился мне навстречу. Я снова свёл ей веки, и они снова открылись. Не собака, а Вий наоборот!
    Я  вернулся в мир реальный с недоумением и страхом узнать правду.  Чуткая Люська уже была в ногах и лизала мне пятку.  Было 4 утра. Я  стал вяло  натягивать штаны...
    Прежде чем взять собаку, мы с Асей долго думали.  Множество неудобств и минусов перевешивал один существенный плюс: я стремительно набирал вес. Просто «полным» меня уже нельзя было назвать! Я, в прошлом спортсмен и физкультурник, тренер по бегу и каратэ,  был трухлявой жирной тушей! Собака давала шанс не то чтобы похудеть, но хоть как-то  заставить себя двигаться. Возраст начал давать о себе знать. Физкультурные лозунги, презираемые в молодости, вдруг обрели актуальность:  организм требовал движений, лень тянула в другую сторону, всемогучая гипподинамия оплела тело по рукам и ногам, никакая страна берёзового ситца уж не тянула бегать босиком!  А тут – собака!  Хочешь не хочешь, дождь ли снег ли, да хоть и конец света – с ней надо было ходить на прогулку...
О той  радости и, я бы сказал, дружбе, а возможно, и любви, возможной между человеком и собакой мы и не предполагали!
Я стоял под душем и размышлял. Неприятный был сон и явно вещий.
 «Собака – друг, - трактовал я сон, -  он доверяет мне, а я предаю и при этом хочу, чтобы  предательство было тайным...  Ну конечно, это  Женька!  Бабка Лёня пришла и предупредила, чтобы я  на работу выходил! Звони ему сейчас, вешай лапшу насчёт сломанной руки... Ладно, хер с ним... выхожу!!! Эххх... Не то, всё это, не то..»
-  Женька! Давай, гони тачку, я через 20 минут буду в низу! Бензин не заправляй, заправим вместе и заедем потом на авеню Пи,  ни хрена не приготовил  с собой, надо будет взять кофе и сэндвич... ОК?
И я присел на край кровати,   поглаживая Асе ноги, и дожидаясь приятеля....



                5



«Кофе пах» - звучит куце и по-жлобски. Так говорят прыщавые выпускницы пединститута, уехавшие работать в глухую деревню, вместо того чтобы успешно выйти замуж в столице!
Кофе пахло!
Оно пахло на всю машину, смешиваясь с запахом жареного бекона с яйцом и аппетитной булочки, посыпанной сверху подпаленным на открытом огне чесноком , внутри же смазанной отчасти провонсальским майонезом, а отчасти голландским сливочным маслом, ну и сыр швейцарский, само собой...
Кофе пахло нью-йоркским утром, совершенно немыслимым без этого запаха!
         Женька вышел,  задурив мне голову нравоучительными речами и местными  хохмами. 
           Оказывается, вчера в ресторане  «Анастасия»  произошло убийство. И дело было так. Было крупное застолье – свадьба. Было и несколько детей, которым  дали поиграть на вечер  свадебные игрушки, украшавшие машину – кольца, куклу... А когда вечер подходил к концу, куклу решили забрать, но девочка, с этой куклой игравшаяся, отдавать игрушку не хотела. На беду мама её в этот момент во всеуслышанье поздравляла молодых и была с микрофоном. Она подошла к дочери и стала её уговаривать отдать куклу. А та и ляпнула прямо в микрофон:
         - Если ты заберёшь куклу, я всем расскажу, как ты дяде Боре письку целовала!
          Женщину увезли в больницу с разрезанным горлом, а муженька её – в тюрьму...
           Хороший он парень, Женька,  но многого  понять не может -  как можно  сидеть дома и сочинять какую-то херню, и  при этом  пропускать доллароносную работу!!! Поэтому и не рассмотрел он гротескной человеческой трагедии за, казалось бы, трагикомической ситуацией. Ведь ребёнок  сам себя сделал сиротой, даже не ведая о том!
  Раньше я утром ездил в аэропорт Кеннеди, JFK. «Утром» - это, условно говоря, потому что быть там надо было не позднее половины пятого. Позже уже терялся  смысл этой поездки: прилётов могло не быть, или прилетали мелкие компании, имеющие на борту люд простой и незамысловатый и вместо Манхэттэна ты попадал в Бронкс, в лучшем случае в Бруклин, или Куинс.  Ранние флайты были из Лондона  - Бритиш Эйруэйз. Солидные леди и джентльмены ехали либо домой на Парк авенью, либо в известные отели: Шератон, Хилтон, Вальдорф-Астория...
Женька  отучил меня ездить в Кеннеди, тем самым, внеся свою лепту в развитие моей лени. «Нахера куда-то ещё ехать! – возмущался он на первых порах нашего знакомства, - работы в городе валом, едь в город и сделаешь деньги!» Насчёт «работы валом» он преувеличивал, но при определённом везении полтинник к семи утра можно было делать и без JFK!
  Итак, я мчался по спящему  Бруклину, по самой центральной магистарали его, Оушн Парквэй,  и предвкушал, как сейчас загорится красный светофор, и я наконец-то вкушу сэндвич и запью его кофе. Но не  тут-то было! Так  порой  нужная и совершенно никчемная  теперь «зелёная волна»  подхватила меня, и без единой остановки я промчался  до самой Проспект Экспрессуэй, оттуда – на Хамильтон авенью прямо под огромную эстакаду Бруклин-Куинс Экспрессуэй. Но и там волна несла меня безостановочно по  знакомому до каждой трещины маршруту. Светофоры были открыты и на Клинтон-стрит, ведущей к Адамс-стрит, а там – левая стрелка на Бруклинский мост!
   Кофе  возмущённо остывало. Сердце заупокойно ныло.  Сэндвич терял свой первозданный запах, а я никак не мог остановиться!
   На Атлантик Авенью я на ходу подхватил первого пассажира и помчался дальше  через мост на Чемберз, там налево и направо на Чёрч: пассажир ехал на 18-ю стрит и 6-ю авенью...
      Как обычно,  незабвенные  Уолт и Генри   помахали мне своими шляпами из-за  чёрно-лиловой грязной дымки горизонта. Еле заметно я кивнул им в ответ. Пассажир сосредоточенно читал газету, ему было не до моих диалогов с великими...
Чёрч плавно перешла в 6-ю, а там всю жизнь зелёная волна. Так и докатился я без единой остановки, высадил пассажира, припарковался  и с нетерпением стал разворачивать сэндвич. От голода уже подташнивало, и голова слегка кружилась...
О столь лёгком почине – 18-ти долларах прямо с неба я и не задумался.
         Расскажи кому, ни кто из таксистов не поверил бы... Потому что такого не может быть никогда....

                6 ( Люська)

«Хозяин нечуток и глух. Нет у него обострённой интуиции.  Я послала ему в сон такие ясные и однозначные образы, а он  не понимает! Зря пожалела вчера, надо было действительно небольшую трещину на локте сделать, – точно не пошёл бы!  Что же делать? Ничего уже не сделаешь. Ждать надо. Ждать и надеятся, что всё обойдётся...»

                7



И так, день начался и начался  хорошо! И хорошо весьма!
Взбодрённый кофе, я продолжил было движение по 6-ой авенью, но на 23-й улице сам не осознавая, зачем резко повернул налево.
Давным-давно, ещё в школе такси мистер Волло наставлял: «Listen to your intuition! » 
 Прислушиваться к  интуиции преступно, ей надо  повиноваться!
 Неожиданный манёвр был тут же награждён: между 8-ой и 9-ой с поднятой рукой стояла дамочка. Она  пожелала ехать на 168-ю и Риверсайд Драйв, в Вашингтон Хайтс и было это своевременно и прекрасно! 
В столь раннее время многие таксисты работу ещё не начали, а те, что начали, как правило, стоят у различных отелей, в надежде  на аэропорт, что само по себе нерационально: в 7 часов начинается утренний «раш ауэр» и оказаться вне города просто невыгодно. Таксисты старые так и говорят про несвоевременный аэропорт: «подцепить кишки»!
«Город, который не спит», говорят о Нью-Йорке и это абсолютная правда. Грань между поздней ночью и ранним утром не то чтобы неуловима, её попросту  нет!
Раннее утро наслаивается на позднюю ночь.
Ещё выползают из стриптиз-клубов мутноглазые, в марихуанном  чаде клиенты с толстыми кошельками, расфуфыренные до полного абсурда путаны,  пьяные в сиську ****и и невзрачные, трезвые,  в скромных одеждах,  танцовщицы, буквально десять минут назад будоражившие своими голыми телесами  почтенную публику, а люд работящий уже мчит со всех сторон света на наш замечательный остров!
Дамочка на заднем сиденье ерзала, и всё врямя то вздыхала, то нервозно бормотала что-то невнятное, перемежая бормотание весьма отчётливым «факаньем». Я терпеть их не могу, этих вечно спешащих и опаздывающих, заливающих на ходу в глотку кофе и крошащих чипсы на заднем сидении. Комплекс своих кукольных  проблем они, таким образом, пытаются частично поделить с тобой, ну а мне по-барабану, если честно, эти смешные переживания, которые  порождены их собственной несобранностью и ленью. Ещё минутку в постели, две минутки под душем, прощальную импровизированную -  вдруг -   палку, снова душик, поцелуйчик, ещё один, ах сентиментальны до медовой тошноты мои клиенты, «си ю хани» на прощание и – ноги в руки и галопом: кофе-такси-и-факанье сквозь  стиснутые серые губки...
Такая курва  при прямом конфликте может завести на целый день и потом даже милейшие люди будут казаться тебе переодетыми гитлеровцами!
На 168-ой я вышел на Риверсайд драйв.
- Go thru the traffic light ! – очнулась дамочка, едва я сбросил скорость, и тут она закомандовала делать разворот! Ларчик просто открывался!   Нужно ли говорить, что в условиях хайвэя разворот этот  не то чтобы  нелегальный, а он  просто невозможен  в это время суток, ибо встречный транспорт прёт  навстречу железным потоком!
Я припарковался справа, и не думая ей повиноваться, в душе матерясь: «И почему бы тебе, манде, не выйти было рядом со светофором, перейти спокойно улицу на зелёный свет, там для вас, мудаков, есть специальная кнопка, перекрывающая трафик в любое время дня и ночи, но тебе, драной  барби, всенепременно довезти свою чемоданную жопу до самых ворот...»
- Missis, I can’t do this u-turn ! - сказал я голосом покаменистее.
- Why ? -  её интонация выражала полное целомудренное неведение, но я этих англосаксонских лис навидался, да и не в этом сейчас было дело, важно было, не влезая в конфликт расчитатья с ней и мотать быстрее, потому что сама остановка на этом месте была нелегальна и коп мог подскочить в любое мгновение, вкатить тикет и отмывайся потом в суде!
- This is against the low ! –  в каменный монолит я добавил трещину изумления по поводу того, что она не знает такой прописной истины.
- But everybody do it every morning ! -  лгала она невинным  фальцетом семилетней девочки, выбивающей у папаши на мороженное, тем не менее,  волшебное шуршание заветных купюр я уже отчётливо слышал!
- My license is very important for me, I must follow the rules, sorry for this  – говорил я, принимая деньги.
- Keep the change! Have a nice day ! – она отрабатывала обязательную программу, и я благодарил Небо, что она оказалась  особой достаточно зомбированной этикетом.
Карман мой пополнился хрустящей, пахнущей  банком двадцаткой и я рванул  подальше от греха, ибо в зеркальце заднего видения  замерцала  красно-фиолетовая мигалка  мента в  компактном электро-мотоцикле с кабинкой ...   


                8


Бывает, клиентов нет. Их нет нигде и ни для кого. Бывает наоборот – их  намного больше, чем такси в городе. Но бывают такие чудесные дни, когда их вроде бы нет для других, но к тебе они идут один за одним, как рыба к везучему рыболову!
День был явно мой, потому что едва я развернулся на 181-ой улице, что бы спуститься по хайвею до 125-ой, как ко мне заскочил мужик с газетой, и я повёз его аж  в World Financial Center!
Всем почему-то кажется, что длинная поездка – мечта для таксиста и  очень выгодна ему. Садясь, чтобы проехать несколько блоков пассажиры всегда извиняются,  ложно чувствуя,  некую вину, мол оторвали важного человека от каких-то одному ему ведомых дел, тогда как человек этот только и сидит в жёлтой коробке, чтобы оказать эту пустяковую услугу за их кровные! Неведомо им, что настоящие деньги и делаются на коротких поездках! Ты нажал на кнопку счётчика и ещё ничего не делал, а уже обнадёживающие 2-50 радостно алеют, пусть несколько раз щёлкнет по 40 центов, и пассажир добавит на чай – вот вам и 5-6 долларов в кармане за считанные минуты!
Но спуститься  от Джорж Вашингтон Бридж  в самый Даунтаун – не просто большое расстояние, это ещё и время, бесконечное таксистское время, когда можно послушать радио, переговорить по телефону, поболтать с разговорчивым пассажиром, полюбоваться на  Хадсон-ривер в необыкновенных рассветных красках,  или просто думать о своём...
Спозаранку  на русском УКВ  Сеня Капельман раздражал людей, встающих рано,  уже лишь тем, что он существовал. Пионер русского радио в Нью-Йорке, он давно стал скучен, возомнив о себе, бог весть что, и  третировал публику  вопросами неожиданными, задавая очередную тему передачи.  Вопросы варьировали от тем  приземисто-половых  до возвышенно-психологических и меркантильно-экономических.  Людям тут же предлагалось высказываться и либо ошарашенные цинизмом, либо удручённые собственной неграмотностью ему звонили злопыхатели и в утреннем эфире начиналась кухонная перебранка. Получив из пяти четыре оскорбительных звонка, Сеня на время доступ к  эфиру прекращал и комментировал негативные звонки тем, что мол, молчаливое большинство в это время мчится на работу, а пена и  кое-что тоже плавучее звонят в эфир и мешают ему самовыражаться. Это злило,  и новые оскорбления звучали в утренней тиши, порой смешные и наивные, но это была всё-таки родная речь, и я вполуха слушал, незаметно для себя коментируя.
Сегодня же он притащил зачем-то свою жену к микрофону, благо это было удобно:  вещал он прямо из собственного подвала в Нью Джерси.  К отвратительной заставке-рекламе я несколько привык: его семилетняя дочь  с забитым напрочь носом и с акцентом, как будто родилась в нерусской семье, голосом трёхлетнего ребёнка объявляла: «Все вместе, - тут интонация повышалась и затем стремительно падала – с Сеней Капельманом». «С Капельманом» звучало, как будто кто-то насильственно зажал ребёнку нос прищепкой.
После первых звуков жеманного варумобразного голоса у меня зубы заскрипели, как будто кто-то  передо мной разрезал сочащийся соком свежий лимон! 
Что слюнки-то потекли?  Вот так  и мне было!
Тезис, выдвинутый ей, почему-то бритвой резанул по сознанию, обострив память, и разум  воспротивился принимать информацию к сведенью. А сказала она в категорическом тоне, что симметричность лица – признак здоровья человека! И всего-то!  Капельман, похихикивая, согласился с ней и от этого стало  совсем  кисло.
«Парочка, ****ь, - думал я, окидывая взглядом безмятежные просторы Хадсон Ривер с высоты птичьего полёта, -  как можно этот бред разводить в 7 утра…»
Я начал вспоминать всё, что я помнил о симметрии, и получалось, как ни крути, лицо не могло быть симметричным ни одним видом симметрий, ведь даже глаза – зеркало души – разного цвета и разной оптической настройки! А что говорить о неравномерности оволосения, формы ушных раковин,  родинок, в конце концов!
Прервал я  свои рассуждения внезапно, почувствовав, что вылетаю из реальности и дорогу в настоящем времени не контролирую! Судя по количеству аварий с жёлтыми машинами, видимо, не один я такой мыслитель и присуще это всем народам, расам и нациям.  Эх, знали бы наивные пассажиры, кто их на самом деле возит, дружными рядами пересели бы на велосипеды и метро!
«Давай-ка, дружок, - скомандовал я сам себе, - собирайся в кучку! День только начался, а ты уже грезишь наяву! Не хватало из-за этого мудака попасть в аварию!» - и я переключил приёмник на 104,3 -  классический рок.
«There's a lady who's sure all that glitters is gold
And she's buying a stairway to heaven.
When she gets there she knows, if the stores are all closed
With a word she can get what she came for.
Ooh, ooh, and she's buying a stairway to heaven»  - зазвучал знаменитый плантовский фальцет и стало уютно. Мужик сзади отложил газету и откинулся, расслабляясь.  А песня текла, темп нарастал и вот голос уже стал почти нечеловеческим:
«And as we wind on down the road
Our shadows taller than our soul.
There walks a lady we all know
Who shines white light and wants to show
How everything still turns to gold.
And if you listen very hard
The tune will come to you at last.
When all are one and one is all
To be a rock and not to roll»

Наконец голос дострадал: «And she's buying a stairway to heaven», я заглушил звук и спросил задумавшегося мужика:
- You like Zeppelin?
- O! I love them ! -  тут же  встрепенулся он.
- I saw them alive in 1995 in Madison Square Garden !
- Really! ? – весьма искренне удивился мужик.
- Oh! It was great! All public hear music staying and keeping the burning liters in their hands !
Мы погрузились в воспоминания, и оказалось, что многое общее у нас – у него коренного манхэттэновца и меня, парня из белорусской провинции.
Если возникает предпосылка, я всегда разыгрываю эти спектакли, благо за то время, что я работаю в такси, сами собой наработались определённые алгоритмы и напрягаться до пота, как это бывало раньше мне не надо. Основной контингент водителей нью-йоркского такси – индусы-синки, бородатые, с разноцветными тюрбанами на голове, пакистанцы цивилизованно одетые и бангладэшцы скромного роста и поведения. Все они до потери сознания любят и крутят свою народную музыку, которую я, например, на дух не переношу, как и многие политкорректные белые американцы.  Поэтому шофёр с произношением хоть и не идеальным, но, тем не менее, не похожим на звук полоскания горла ранним утром  над раковиной в сортире,  слушающий английский хард-рок, вызывает, как правило, у них живой интерес. Если у них других нет дел, разумеется…
На  Визи-стрит он вышел, оставив мне  тридцать баксов и, не задумываясь, я помчался к отелю Ритц-Карлтон  на 2-Уэст-стрит.


                9


Первое с чем сталкивается начинающий таксист, невозможность справлять, что говориться, естественные надобности. Трагедий на этой почве множество.
Первый мой гараж назывался  «ТИМ» и находился в Квинсе, в Лонг-Айленд Сити. Я работал тогда ночные смены и чтобы взять машину приезжал туда часа в три дня, чтобы занять очередь для получения машины. Потом я выезжал и умудрялся отрабатывать целый день, ни разу не перекусив и не сходив туалет. Однажды, возвращаясь, в гараж я почувствовал позывы, сопровождающиеся острой болью в низу живота. До гаража оставались считанные метры – я стоял на светофоре у развилки 31-ой улицы и Норзен Бульвара. Было 4 часа утра. Зелёная стрелка указывала на Норзен бульвар. А мне нужно было на 31-ую в гараж, и пот и слёзы уже текли по моему лицу. В конце концов, я не выдержал, ударил по газам и проскочил на красную стрелку. Следом за мной помчалась полицейская машина, включив свою «дискотеку».
- Sir, I want to the bathroom very much! – простонал я, вручая менту свои документы. Тот кивнул мне разрешающе головой, и я помчался получать заслуженный кайф. Когда я вернулся, он вручил мне мои права и сказал, что я «счастливчик», мол, он не хочет портить мне рекорд и поэтому прощает меня!
Эх, были же времена!
- Thank you sir!!! – гаркнул я по-армейски браво, вытянувшись по стойке смирно и тот, улыбнувшись, похлопал меня дружески по плечу.
В другой раз эта же боль  настигла меня в Манхэттене и я,  изрядно покрутившись, нашёл наконец-то парковку на митере на 8-ой авеню и 50-ой стрит. Выскочив из машины, я нажал кнопку автоматического замыкания  дверей, и так сильно толкнул тяжёлую дверь «Шевролета», что большой палец левой руки оказался захлопнутым дверью, а ключи были именно в левом кармане брюк!      
Положение было настолько же комичное, как и трагичное. 
Уже посцикивающий в штаны, но прочно удерживаемый  дверкой, я крутился,  как пойманный в капкан лисёнок.  Боль в руке я не почувствовал, так как её затмевала боль в животе. Худой ещё тогда и вёрткий, я правой рукой умудрился залезть в левый карман, достать ключи, отрыть дверь, освободив палец и руку, и умчался в ближайшую пиццерию, где жирный продавец категорически сказал, что туалет «for customers only ». Я тут же купил банку кока-колы, став покупателем, и получил заветные ключи от сортира!
«О, как они сцали б закрыв глаза! Как горлица воду пьёт!» -  пел Галич про зэков, но  нью-йоркских таксистов это тоже касается!
Утром палец стал фиолетовый  и  толщиной как все остальные четыре вместе взятые на этой ладони! Я заперся у себя  в подвале (жил я тогда у дяди Альфреда), пил горькую дней пять и ностальгировал под вышедшие тогда альбомы Гребенщикова «Навигатор» и «Москва мон-амур»…
В бутылочку, конечно, я тоже пробовал. Не получается. Наверное, размерами не вышел. Да и сложно представить себе этот процесс, сидя в автомобильном кресле! Оно и понятно, почему у многих паков  сквозь паточный запах всех этих айр-фрэшеров   пробивается устойчивый запах хлева!  Ведь последняя капля всегда в штаны!   
Но тут я по отношению ко всей этой смуглой братии неправ. Пописать для них целый ритуал. Ежедневно наблюдаю этот пефоменс  где-нибудь в Ла Гвардии, или на газ-стэйшн.   Пока ты стоишь в очереди  и переминаешься с ноги на ногу от нетерпения, эдакий моджахед в кальсонообразных  штанах и смирительной рубахе навыпуск   с важным видом и весьма степенно сначала моет руки с мылом под краном, потом стряхивает воду  с рук и набирает  воду в стаканчик  из-под кофе, ставит его на кромку писсуара, и тонкой, чуть ли не лазерной струёй начинает сцать.  Сцит он тоже неспеша, со знанием дела, растягивая удовольствие, видимо, в пространстве и времени и последнее – тщательно поливает свой прибор из вышеобозначенного стаканчика. После этого руки, конечно, не моются, ибо пред боженькой теперь он чист, а какими руками он сдачу даёт неверным, Аллах простит!
Бывали и кровавые поединки на туалетном поприще! Вот как-то наши двое,  Бородатый Демьян и Сашка-Питерец  учудили бои без правил прямо на  газетерии, что на Хаустон и  Лафайет!  Жара, помню, была несусветная, Питерец приехал передавать машину, немного опоздав, не заработав, да и сцать хотел не меньше любого из нас. А Демьян возьми да брось ему сумку свою на переднее сидение.  Сашка заводной был:
- Хули ты  ломишься, как олень, я ещё шифт  не закончил , - орёт, а на часах уже без минуты пять .
Демьян чего-то ответил. Слово за слово, Сашка треснул Демьяна кулаком и разбил губу. Демьян его, и тоже попал!  Газ-стэйшн притихла. Весь этот черномазый зверинец и представить себе не мог, что такие разборки между братьями по цвету кожи бывают! Даже франкоговорящие негры прекратили свой никогда не умолкаемый павианий гомон!
 А они не на шутку уже машутся, в бойцовские стойки кто как умел встали. Вот у Демьяна кровянка из носа потекла, рубашку залила.…
Махались минуты две, пока Сашка не изловчился и не ухватил Демьяна за горло и не  повалил  прямо в кэб на переднее сидение и давай мутузить уже там. Тут откуда ни возьмись, появились два коротко стриженных молодца-одинаковы с лица, в одинаковых шортиках, в одинаковых маечках. Один из них ухватил Сашку  за  затылочную мышцу двумя пальцами, да так сильно, что оттянул её от шеи на три пальца! Тот взвыл, отпустил Демьяна и хотел, было, бросится на нового обидчика, но подоспевший второй ловко закрутил ему руки за спину и неуловимым движением захлопнул на запястьях непонятно откуда взявшиеся браслеты! Демьяна выволокли из машины, и хоть он был, вроде бы, лицом пострадавшим, наручники надели тоже! Тут подъехала машина с ментами в униформе, наших бойцов погрузили, а кэб их сиротливо стоял на заправке ещё несколько часов, пока кто-то не приехал из гаража и не забрал его…
Сортиры, они  и в Африке сортиры!  Везде, где скопище таксистов, и нет энтузиаста-бездомного, который  за чаевые поддерживал бы порядок, в туалетах грязь, вонь и моча на полу. Азия и Африка оккупирует Штаты снизу! Впрочем, судя по надписям на стенах, заходят и наши.  Умного ничего не пишут. Как правило, знаменитое слово из трёх букв.
Негры всё  ищут какого-то превосходства над белыми, дабы как-то реабилитироваться за многовековое рабство! Рисуют, скажем, диаграмму, составленную из восьми ***в. Верхний, самый  толстый и длинный – black, ну а дальше по нисходящей: 2) Spanish 3) Indian 4)Pak 5) China 6) White 7) Russian 8) Jewish.  Русских и евреев они дифференцируют отдельно от белых американцев, чего неведомо многим нашим патриот-горлопанам, уверенно говорящими «мы, американцы», и голосующим за рэднэка  Буша, дедушка которого успешно поставлял Гитлеру какие-то товары .
Впрочим, местные евреи в работорговле тут преуспели не хуже рэднэков…..   
Паки на сортирных стенах ведут борьбу идеологическую. Все они люто ненавидят Буша. Многие после событий 11-го сентября даже поулетали из Штатов в предвидении погромов. “ Hang up Bush too! ” – вопиёт до сих пор стенка сортира на  1-ой и 96-ой!  А в Кеннеди над кнопочкой спуска воды букву “P”  над каждым писсуаром переправили на «В» и получилось: “Bush here! ”
Возможно ли такая трансформация фамилии в глагол на русском? Ох, не знаю, не знаю…
Но чисто и уютно в сортирах при дорогих отелях, куда я только что и направился!



                9


Отель Ритц-Карлтон построили относительно недавно, и год назад почти никто не знал о его существовании. Рядом с ним есть  такси стэнд . Сейчас  бывает, что на него не вобъёшься и надо кружить и кружить вокруг отеля, пока очередь двинется, и ты успеешь занять место.
На этот раз место было. Я залакал  машину и по ступенькам легко помчался к входу. Дормэн, вечно дежурящий у входа,  распахнул передо мной двери, и пожелал доброго утра.
За стойкой мне улыбнулся портье, принимая меня за клиента, а навстречу вышел мой  знакомый ночной дормэн.
- Hey! Pappy!! How are you ? – загундосил он с очевидным, но невычисляемым акцентом.
Я пару раз дал ему денег, когда в безнадёжные праздничные дни он рано утром  вывел мне  клиентов в Нью Арк, а потом, когда я вернулся, в Кеннеди, и теперь он безошибочно узнавал меня среди пёстрой толпы таксистов, проходящих сквозь такси стенд отеля.
Туалет в Ритц Карлтоне обложен чёрным мрамором. В предбаннике висит малюсенькая абстрактная картинка в несоизмеримо огромной раме, писсуары сияют матовой белизной, направо – отдельная кабинка с унитазом, персональными бумажными накладками на сидение, огромным зеркалом на всю стену. Но самое замечательное тут – полотенца. Не дешёвая коричневая бумага, как во многих других отелях, а настоящие льняные вафельные полотенчики красного цвета, чисто выстиранные, скрученные в трубочки и лежащие пирамидкой  на столике возле зеркала!  Писаешь, моешь руки жидким мылом, потом морду лица и о (!) как великолепно это прикосновение простой ткани к лицу либо обветренному из окна, либо усушенному кондиционером…
Когда я вышел, ночной дормен  поджидал меня.
- Listen, pappy, you can take a cup of coffee for free !
А когда я взял кофе и поблагодарил его, он понизил голос и сказал:
- Be careful today! You know, today is a Blue Monday! Do you know what the Blue Monday means ? 
Я не знал.
- This is the most depressive day in the year in the United States! People receive bills after Christmas shopping and a big-big depression comes in every city in US! Be very careful, everything could happen in this day ! – и он похлопал меня дружески по плечу, улыбнулся какой-то косоватой улыбкой и, хромая на одну ногу, пошёл вглубь отеля.


                10


В «Ритц-Карлтоне» я зацепил «кишки» и помчался с клиентом в Ла Гвардию.
Ла Гвардия, обычно намного дешевле, чем Кеннеди, но из «Карлтона», если ехать через Трайборо Бридж, сороковник, как ни крутись. Нужно только осторожно прозондировать пассажира на  его преференции, как он желает – дешевле, или быстрее. Деловые американцы предпочитают скорость и за это платят.
Раньше, высадив пассажира в аэропорту, я становился в лот в очередь такси, что бы пикапнуть  очередного клиента, но в последнее время я тактику изменил. После терактов 11-го сентября полётов стало меньше, поток пассажиров уменьшился, и бывало, я задерживался в лоте до нескольких часов, похаживая среди таких же лохов, как и сам. У каждого на лице было написано безразличие к происходящему, мол, чего тут поделаешь, хотя на самом деле кошки по сердцу скребли, ведь в это же время город мог разрываться от работы, а езды-то до города – тьфу! Но выскочить из лота невозможно. Занимая очередь, ты    подпираешь кого-то, мгновенно кто-то подпирает тебя, и ты оказываешься окружённым машинами со всех сторон...
Компания мне попалась развесёлая! Папаша вёз трёх своих взрослых дочерей из жуткого Нью-Йорка в какой-нибудь милый их сердцу Арканзас. Младшая села рядом со мной спереди и всю дорогу щёлкала дорогим фотоаппаратом, причём я с удивлением отметил, что камера была механическая и с полностью мануальным управлением. Когда мы миновали Трайборо Бридж, я всё-таки  спросил её, почему она не снимает цифровой, как все нормальные люди. Оказалось, что фотоаппарат не только  абсолютно механический, он оказывается, заряжен чёрно-белой плёнкой и по приезду домой она собирается весь фотопроцесс осуществить самостоятельно, по старинке!
Ну, в чёрно-белой фотографии я был в своё время ас и меня попёрло. Через 10 минут мы были с этой девчонкой лучшими друзьями, и она знала, что я экспериментирую с «Фотошопом» и делаю замысловатые фотомонтажи. Она мне даже свой e-mail  оставила, только, как всегда в таких случаях бывает, не ответила!
Въезжая вверх по рампе терминала «Си», «Ю-Эс Эйруэйз», я лишь мгновение окинул взглядом каре из жёлтых такси, замершее в ожидании и все сомнения  оставаться, или нет,  у меня улетучились!
В город!


                11

На мосту Квинсборо  приёмник неожиданно забарахлил. Сначала звук стал прерывистым и шипящим, а потом исчез вовсе. Я попробовал переключать станции, но гробовая тишина была по всем диапозонам.  На самой высшей точке моста, когда город прекрасно обозревается в обе стороны до горизонта, небо вдруг потемнело, да что там небо – сам воздух стал несколько темнее и как бы гуще. Какая-то ледяная смутная тревога завибрировала у меня в районе сердца.  И  город вдруг испустил тяжкий вздох, и всё качественно вокруг изменилось!
Я глянул на часы. Было ровно 9 утра.   «…everything could happen in this day…» - пронеслись в памяти слова мрачного дормэна, и вдруг приёмник заработал!
Гнусный, монотонный голос вёл отсчёт, как в одном из последних траков  «Белого альбома» Битлз: «Намбэ найн…. Намбэ найн…. Намбэ найн…»   Голос гундосил на всех частотах и всех диапазонах, а я  уже проезжал слаломообразную дорожку съезда с моста, повернул направо и  на 1-ой авеню - налево.
Воздух был мрачно-фиолетового оттенка. Редкие автомобили зажгли фары. Людей не было вообще.
«Сегодня же понедельник! – вспомнил я, - город должен разрываться, а тут затишье, как после горячки субботней ночи! Ах да…. Блю Мандэй…» - и я усмехнулся кривой усмешкой, как хромой дормэн из Ритц Карлтона.
На углу 72-ой стояла фигура в красном облачении. Да вот мгновение назад никого не было, а тут, как будто из воздуха  появилась!  Подъехав ближе, я увидел, что это ни много, ни мало, а Спайдер Мэн!  Не задумываясь, я остановился, и тот буквально влетел на заднее сидение, как будто его всосало вакуумом!
-  Вот спасибочко, - зашелестел его невнятный голос, - не поехать ли нам в Колумбия Юнивёсити?
- Ес, сэр, - сказал  я, привычный ко всему, и ни капли не удивляясь, хотя для этих маскарадов было и не время и не место.
Когда мы отъехали совсем немного, он вдруг втиснул свою голову прямо через форточку портишн , и  сиплым голосом загундосил:
- Слышь, ударь меня в пах! А? Ну, ударь в пах!
- Ты в порядке, братец? – спросил я его, морщась от досады: ну почему же мимо не проехал! – Я даже если бы и захотел, как я тебя ударю?
- А ты остановись где-нибудь в Централ Парке, мы выйдем, и ты ударишь!
- Ага! И потом ты помчишься за полицией, и я буду до смерти содержать тебя и твоих голодных детей!
- Слушай! – в его голосе послышались нотки озарения, - А давай я тебе пососу! – и он демонстративно засунул указательный палец себе в рот и поводил вперёд-назад.
- Это, браток, не по адресу, -  как можно спокойнее сказал я, тем временем наращивая скорость и влетая в транзверс по 97-ой улице.
- Да тебе ни одна баба не сделает как я! – удивился он.
- Не могу, я с мужчинами не имею отношений!
- Да какой я тебе мужчина, я Спайдер-Мэн!
- Да скорее уж ты Пидер-Мэн, - парировал я, а такси уже вылетело на западную часть Централ парка.
- Нет, ты не понимаешь, - сказал он, и его красная рука втекла в окошко и слегка сжала мне плечо.
Я невольно отпрянул и  рефлекторно схватил его за руку, пытаясь освободиться, и вдруг с ужасом ощутил, что пальцы мои сжимают полую оболочку, как будто рукав набили поролоном!  Я ударил по тормозам, а он сипло захихикал:
- Ну, чего ты такой нервный! Я же сказал тебе – Спайдер Мэн! Настоящий! Я хотел бы хоть раз в жизни боль испытать, понимаешь, настоящую боль! Но уж если нельзя боль, то хотя бы унижение!
- Бред какой-то, - пробормотал я, вновь включая передачу на «драйв» и выравнивая машину по 97-ой, что бы закончить, в конце концов, это приключение, -  Так везти Вас в Колумбию?
- Ох, какой ты несговорчивый! Ладно, припаркуйся тут на углу… – и он бросил  на сидение десятку.


                12

      Мы живём в городе, где есть  улицы, названные в честь  Минета и Педераста.  Впрочем, тут и других посвящений хватает – всяким людям, событиям, частям света, или просто цветам или деревьям, но эти две улицы так и режут мне глаз до сих пор!  Маленькие переулочки, они прочно влились в структуру того, образования, что  называется Гринвич Виллэдж и являются её краеугольными камнями.
Виллэдж распростёрла свои улицы диагонально к общей схеме города, тем самым внося некоторое неудобство и сумятицу для людей случайных. Нарушая  закон о параллельности номерных улиц, тут к удивлению пересекают друг друга Вест 4-ая и Вест 10-я улицы.  Гринвич – улица и Гринвич авеню – вечная проблема для туристов.
- Take me to 89 Greenwich,  -  заявляет клиент, а вот «стрит», или «авеню» это он понятия не имеет, и едем тогда наобум, нарезаем круги и накручиваем счётчик!
Кроме нескольких номерных улиц, все остальные улицы там именные, а значит логическому исчислению они не поддаются, их надо выучить.
Будучи во времена оные прибежищем богемы, битников и всяческого разлива хиппи, Виллэдж мутировала в прибежище сексуальных меньшинств. Люди творческие, а значит, бессребреники вытеснены оттуда сегодняшними непомерными ценами.  И то, что раньше было лишь атрибутом, сопровождавшим жизнь богемную, сегодня стало единственным смыслом и содержанием!
Где-то в лабиринтах Виллэдж знаменитая минетчица 21-го века снимает себе апартаменты!  А раньше расхаживал Кен Кизи с компанией единомышленников!
Тут, в Вашингтон Парке,  формируются колонны для ежегодного  парада геев и лесбиянок, прибывших со всего мира, чтобы гордо продефилировать по 5-ой авеню, потрясая голыми сиськами и огромными надувными ***ми! Вся  вакханалия этой гоп-компании, гожая разве что для воспалённой фантазии Босха, в совокупности называется гей-культурой и процветает, создавая тот гнусный запашок псевдосвободы и формируя подспудно сознание будущих поколений, искренне верящих в равенство полов, вопреки воплям и стенаниям изнасилованной природы. Ни Содом, ни Гоморра, ни древние Греция и Рим  не пугают их своим упадком и исчезновением, хотя чёрная чума насилия  уже покрыла их головы пеплом Мирового Торгового Центра!
Раньше, неопытный, я крутился тут ночами, и время от времени приходилось возить людей  более чем странных. Но теперь я бываю тут лишь проездом. СОХО  – вот моё пристрастие. Впрочем, и Сохо давно уже не то, выродившись из района галерей новаторской живописи в район сувенирных лавок и гламурных бутиков-однодневок…


                13 (Люська)

«Ну, вот и началось.  И ведь это ещё только цветочки! Мчитесь, духи что есть мочи, выручайте хозяина из беды! А не получится из беды выручить, так хотя бы сделайте беду поправимой!
               
                Бамбара-чуфара,
                Кулик-саморот
                Чердык-кувэрдык, 
                Полетел на гаррот!
               
                Ю!    Йу!   Яй!

                Сламил палку,
                Круза-каруза,
                Убил галку
                Чур-галамур!

                Ю!  Йу!  Яй!

                Шуфель-муфель!
                Галка плачить,
                Чу-виль-виль,
                Кулик скачить!!!

                Ю!    Йу!   Яй!


                14


         Волнение и  странные сигналы на уровне  грудной клетки я почувствовал, когда на 120-ой и Бродвее я увидел этого негра с чемоданом.
Мгновение даже показалось, что кто-то смотрит мне прямо в глаза,  вселяя чувство  беспричинного беспокойства.  Ощущение  это  знакомо каждому хоть раз в жизни  сдававшему экзамен, когда человек заинтересован в хорошем результате, но не уверен в собственных силах.  Интуиция даёт тебе первичный  импульс, но следом, на мгновение, опаздывая, мчится разум, поправляя и, как правило, ошибочно.  Услышать и правильно понять интуицию дело непростое.  Много  раз в жизни удивительные результаты подсознательной деятельности  испытывал на себе каждый. Бросал, например,  мяч в кольцо, целясь, и всё время мимо. Потом повернулся спиной, швырнул мяч наобум – и на тебе – он в кольце! 
Подсознание орало проехать мимо, но я остановился, повинуясь логике бизнеса.  Выходить я не стал, лишь отщёлкнул замок багажника, и тот сам погрузил средних размеров бордовый чемодан во чрево машины.
Он  долго ёрзал, устраиваясь, и, наконец, сказал ехать на Бас Терминал .
Мы проехали почти весь маршрут, когда он вдруг заговорил низким голосом с явным французским акцентом.
- Я ни разу не увидел в городе сосисочников… -  сказал он
- Но этого просто быть не может! – искренне удивился я.
- Может, ты мне покажешь, как продают хот доги?
- Хмм.… Но сейчас не время для хот догов, обычно  их начинают продавать после полудня!
-Да… жаль.… Побывал в Нью-Йорке и так и не увидел, как продают хот доги!
- Надо было не сидеть рядом с Коламбией, а спускаться в  Мидтаун, их тут днём полно на каждом шагу!
- Слушай, а как они выглядят?
- Хот доги? – вообразить было трудно, что человек может не знать такой примитивной вещи.
- Я с детства мечтал увидеть настоящий американский хот дог и вот мне уже нужно уезжать…
В машине густо запахло Ионеско, но мы уже причаливали к Бас Терминалу. Он заплатил сполна, оставив приличные чаевые, я открыл багажник, но тут в окошко всунулось женское лицо:
- Ты не мог бы отвезти меня….
- Извините, извините,  - прервал я  её, - очередь  там, - я показал пальцем где, - а я высаживаю пассажира!
- Какого пассажира? -  спросила дама.
- Да… - я оглянулся, багажник оставался открытым. Бурча незлобно себе под нос, я выбрался из машины, что бы закрыть багажник за любителем хот догов, но остановился в изумлении: его чемодан был в багажнике. А самого его не было ни рядом, ни на отдалении… 
Ни-где!    


                15

Одинокий  бесхозный  чемодан в сегодняшнее  время тотального терроризма вещь зловеще-подозрительная. Особенно подозрительным он становится, оставленный у тебя в багажнике темнокожим мужчиной еле-еле говорящим  на  английском!  Предательницу Францию ежедневно склоняют в правого толка радиопрограммах,  поэтому  негр с французским акцентом вполне логично  заставлял задуматься об истинных целях своего визита в Нью-Йорк.
Вся эта свистопляска началась немедленно после событий 11-го сентября и по сути своей напоминала советские мистификации с врачами-отравителями.
Ещё чадили неостывшие обломки башен Близнецов, выпуская в небеса зловещий столб серо-сизого дыма, который  на высоте относило на север, покрывая город тенью  огромного хвоста  фантастического дракона, а странная авиакатастрофа произошла почти незамеченная в тени более грандиозной трагедии.  Самолёт упал и взорвался прямо на Фар Рокауэйз, только начав подъём. 
Я вёз молодого японца в первый терминал и почуял неладное, когда при подъезде к аэропорту увидел столб дыма весьма знакомого цвета!  Спустя  пол часа информация прозвучала по радио, и тут же было заявлено, что это НЕ ТЕРАКТ.  С той же  поспешностью и уверенностью, как и 11-го сентября было сказано, что это именно – теракт.
Буквально на следующий день началась опупея с сибирской язвой.  Кто-то где-то получал коварные конверты с белым порошком. Каких-то шутников арестовали за то, что рассыпали где-то белый порошок, оказавшийся стиральным. Слово «антракс» звучало в эфире и  мельтешило в газетных заголовках.  Прошло время. Всё стихло. Никого не поймали. Никто не заболел.
 Не обошлось и без коробок, сумок и чемоданов. При обнаружении потерянной сумки эвакуировалось метро.  Экстравагантные студенты устраивали хэпининги, раскладывая пустые коробки, шокируя прохожих и нервируя полицию. Активных арестовывали, о судьбе их ничего не говорилось.
Верхушку Импаер Стэйт Билдинг  подсвечивали цветными прожекторами, соответствующими цветам возможности террористической атаки. Еженощно царствовал  зловещий красный цвет – самая высокая степень. И никто не задумывался, а как эту самую вероятность высчитывают и почему необходимо верещать об этом на весь белый свет?  Лучше или хуже для реальной безопасности и спокойствия от такой информированности и гласности?
Потихоньку шумиха улеглась, но большинство мало-мальски крупных зданий обзавелись металлодетекторами и повсеместно выставлена охрана по проверке карманов и сумок посетителей. Сегодня ни на один государственный объект попасть невозможно в обход электронных ворот и просвечивающих машин…
У меня не было ни ворот, ни детектора, ни рентгена. Интуиция  подсказывала тревогу, но мозги работали в другом направлении:
«… бомба – это просто смешно, даже если и так, то рванёт  сию секунду, а если до сих пор не рвануло, то какая ж там бомба! Подожду чуток, авось хватится, вернётся.… Но как он быстро исчез, просто невероятно!
А вдруг там куча денег? Чёрт.… Повсюду же камеры понатыканы.…  Если он тревогу забьет меня вычислят за несколько минут!»
Как ни крутись, со всех сторон получалась сплошная ерунда! Поступи по правилам, надо ехать в полицейский участок и оформлять бумаги, несколько часов угробишь железно. Если уехать, получается, что я украл, ну а если бомба – значит судьба такая. Через минут 15 тщетного ожидания я всё-таки захлопнул багажник и уехал вместе с чемоданом, понадеявшись на русский авось…


                16

    Кто в жизни своей не мечтал о Золотой Рыбке, или Волшебной Палочке!  Кто хотя бы на мгновение, пусть даже в детстве не задумался об Острове Сокровищ?  Джине из бутылки? Прекрасном Принце? Или уж  Санта Клаусе, на худой конец, или Волшебном Порошке Урфина Джуса? Кто хоть однажды не вопрошал: вот если бы у меня…. то я бы тогда….  Годы летят, и вот однажды ты уже понимаешь, что не дед Мороз приносит подарки под ёлку. Появляются дети, и ты сам становишься Дедом Морозом, чтобы хоть на немного продлить чудо, а сам веришь в выигрышный билетик, в удачную ставку, или находку…
    Халява – суть и смысл жизни каждого здорового человека. Вслух это не признаётся, но используется повсеместно, чтобы вовлечь лохов в какое-нибудь совершенно никчемное для них занятие. Или совершить какую-нибудь безумную покупку. Подержался за  ремоут-контроль радиоуправляемой машинки на халяву, а через час, глядишь, вернулся и купил…  Попробовал бесплатный пельмешек на уличной ярмарке, взыграло брюхо, взял и наелся от пуза, хоть и зарекался больше ни-ни, на улице не покупать!
   Дальше – больше!
Вам дадут бесплатный месяц разговаривать по всему свету, а потом, подписав малопонятные бумаги вы повесите себе на шею совершенно немыслимые обязательства, вам пообещают огромные сбережения по электроэнергии, если вы подпишете контракт с компанией из другого штата и пол года вы будете платить в два раза больше, чем платили до сих пор (да, сбережения были на самом деле, комар носа не подточит,  но вот за доставку-с той самой энергии теперь надо платить втрое больше!), вам пришлют банковскую карточку с бесплатной двадцаткой, забирая которую, вы тем самым подтверждаете какие-то невнятные соглашения, написанные витиевато очень мелким шрифтом…
Люди, именующие себя с гордостью «трудоголики» люди опасные. Это либо лжецы, либо психи, либо слабоумные! Невозможно любить то, что делается подневольно или по необходимости.
Современные цивилизация и  культура созданы лентяями, которых промеж ушей погоняла сама  Матушка-Природа,  кусая  лютыми морозами и не менее лютыми челюстями, жалами и жвалами!
Под ревнивым оком трудоголика человечество до сих пор бы усердно  рвало сырое мясо когтём и клыком добывало самку себе!
Тяжелая работа — ничего не делать,  ведь каждый из нас лентяй, или надеется стать им, поэтому  необходимо труду вернуть его природу чуда.
Приказ есть наследие дикарского военного быта.
Работа сердца - всеобщий казначей!
Лень одного будет помогать труду других.
Он будет добровольным лучом ленетрудных волн.
Идемте в замки,
Построенные из глыб ударов сердца!


                17

Ну, я губу и раскатал ниже пояса! Думаю – а вдруг действительно там бабки, золотишко, то да сё...   Ну, положим, сняли на камеру...  А он может и не обратиться, или обратиться, но не туда, куда следует, да если и туда куда следует, то и там  ещё нужно попасть на человека нужного и сведущего…   А нужных и сведущих у нас тут с нашей глобализацией днём со свечкой не найдешь!  Полуграмотных чурок кругом наставили, им не то, что бы по барабану, они просто сами не понимают, где находятся и что делают…
В конце-концов, можно пару недель не трогать его, а если что – вернуть, сказав «ай эм сори», но, конечно, если уж до полиции дело дойдёт, мало не покажется!
А вот как раскроешь его, а там денег немеряно! Бери билеты, да лети в Хоббитанию!
Мысль о быстром неожиданном обогащении  овладевала мной и, гоняя по полупустому городу, я только и тешил себя мыслью о том, что вечером отворю этот волшебный сезам и хоть как-то разрешу проблемы насущные…
Ну а если нет – так сам чемодан ничего: пригодится для поездки!   
О вероятности, что там может быть бомба, я думать перестал, как и о моральности  присвоения чужих  вещей.


                18

Эта серая мышь остановила меня на Канал стрит и Мерсер.  Первым делом она всунула своё блёклое лицо в окно, и спросила:
- Не могу ли я поехать на 35-ю и «фифт»?
Порядковое числительное  FIFTH, да и все слова, заканчивающиеся на –TH,  нас учили произносить как звук «С» с зажатым между верхними и нижними зубами языком.  Я до сих пор аккуратно артикулирую подобным образом, но носители языка  зачастую пренебрегают, видимо, аристократическими замашками, которые нам зачем-то вдалбливали в средней школе.
Очутившись в салоне, она снова сунула свой лик уже в форточку портишн и спросила:
- Не угодно ли мистеру выслушать мою историю жизни?
- О, да, - оживился я, - сколько угодно, мадам, но я не уверен, что моего английского хватит, что бы понять всё досконально, но то, что я пойму вас процентов на 75 можете быть уверены!
Она явно расстроилась, и собралась, было, выйти, но я вовремя заметил это движение.
- Не переживайте, - продолжил я, - я буду самым внимательным слушателем…
- И вы сможете сказать, что вы думаете по этому поводу?
- Конечно, смогу! – уверил я, и мы отправились в путь.
Голосом, слегка дрожащим от волнения она начала своё повествование. Речь её была гладка и текла, как неторопливый ручей, спотыкаясь, порой, об подводные камни этого тыкающего произношения звука «-TH».  Когда мы доехали  по Лафайет до Хаустон, я  потерял суть  рассказа и понял, что опять вляпался. Она вещала с методичностью эстрадного чтеца и через зеркальце, находящееся у меня над головой смотрела мне прямо в лицо и, скорее всего, наблюдала за моей реакцией. Какая могла быть реакция у замотанного кладоискателя на какие-то совершенно чудеснейшие светские заморочки!
- Мне было 13 лет, когда я впервые повстречала его, - пела она, произнося “thirteen” как «тёртин», - я была прекрасное и наивное дитя, я играла в куклы и верила в светлую любовь, прекрасного принца и всё лучшее, что бывает между мужчиной и женщиной.… Наша семья была достаточно известна в высшем обществе, и я с самого  детства привыкла  к этикету и культуре тех людей, кто были вхожи и к президенту и к самой английской королеве!  Он появился в моей жизни, яркий, как  звезда и стремительный, как метеор. Он был на 10 лет старше меня и уже тогда он был самым известным и знаменитым художником Манхэттена. А я, наивное дитя, полностью доверилась ему, и когда мне исполнилось 18, мы обвенчались без помолвки и свидетелей, пренебрегнув родительским благословением и мнением  высшего  света.  Была ли я когда-нибудь састлива с ним? Наверное, да, иначе как бы я смогла столько лет провести с ним  в одних стенах? Мы много путешествовали по свету и я всю жизнь была предана ему, как в самый первый день…
Она перевела дыхание и неожиданно спросила:
- Вы меня слушаете?
-Конечно, мадам, я весь – внимание!
Она недоверчиво хмыкнула, но тем не менее, продолжила. В оригинале на английском и вслух весь этот сюжет занял минут 15 времени и добрую половину пути. Она начинала и возвращалась вновь к самому началу, смакуя слово «дитя» и видимо ассоциируя себя, далеко шагнувшую за бальзаковский возраст, с некой абстрактной девочкой, не вошедшей в состояние нимфетки.
- Он стал мне изменять… Я не знала этого наверняка, потому что никогда и нигде не застала его один на один с посторонней женщиной, но моё глубокое чувство подсказывало мне, что он изменился и охладел ко мне.… Бывало, он отсутствовал дома неделями, и я не знала где искать его, бывало, он сидел у себя в кабинете один и не разрешал мне зайти… Я никогда не чувствовала запаха марихуаны и не видела использованных шприцов и ампул, да и вёл он ебя вполне подобающим образом, поэтому я не думаю, что он увлекался наркотиками…
Несколько лет назад он сказал, что уходит от меня, а когда он ушёл, оказалось, что всё моё имущество, деньги, драгоценности переписаны на его имя. Я осталась ни с чем, я , такое прекрасное дитя, осталось на улице…
Наше путешествие подходило к концу.
«Ага, курва, вот в чём суть твоей исповеди, - осенило меня, - ты просто решила покататься бесплатно!»
На бесплатников я не сетую и не сержусь. Это как сердиться на  плохую погоду. Их просто поразительно мало при такой абсолютной возможности попросту ездить на такси бесплатно!  Остановись возле банка, скажи, что ты на минуточку «снять кэш» и растворись в толпе, или в ночи. Но идут на это редкие единицы. Я прощаю им это за их природную отвагу и некоторое сопротивление всеобщей зомбированности!
- Что вы думаете обо всём этом, - спросила она, когда я остановился на заданном перекрёстке.
- Да ничего не думаю!  - эх, надо бы  без эмоций, что взять с неё!
- Думаю я, что на свете есть миллиарды людей, живущих в намного более сложных условиях, а  вам следовало бы в первую очередь посмотреть вглубь себя, не там ли таится причина и ключ от всех ваших бед? Я не верю, что вы остались без цента в кармане, потому что нищие на такси не ездят. У них нет денег даже на метро! И одеты вы вполне прилично, не в помоечное тряпьё. У вас есть и кров и еда, и даже свободное время, чтобы морочить голову таксистам!
Я  нажал кнопку счётчика для расчёта. Выбило 13 долларов. Она дала 10, сказала волшебное «ай эм сори» и как ужаленная выскочила вон.
Спустя пару дней я  рассказал про этот случай своему партнёру Женьке. И тот сказал, что эта дама побывала  в кэбе и у него и у всех его знакомых! Все они  ловились на её жалобные байки и денег не брали!


                19

На Гранд Централ в машину село Яйцо. Яйцо сопровождала мамаша-Курица.  Яйцо было разбаловано и не взирая на своё нелепое биологическое состояние пыталось верховодить, философствовать и рассуждать.
Я сторонник другой системы воспитания, азиатской, если угодно, где яйцо смотрит учителю в рот и усердно впитывает сказанное старшими.
Здесь всё наоборот.  Яйцу позволено иметь собственное мнение. Не видя через скорлупу окружающий его мир, яйцо делает  ложные выводы о своей значимости и значимости для него окружающего мира, запоминает их, не испытав никогда на практике. В дальнейшем, становясь взрослой персоной, такое вот самоуверенное яйцо не стесняется вслух говорить чушь, ошибаться, или просто являть свою полную некомпетентность.  На уровне такси это просто смешно. А на уровне политики становится фатальным…
- Мамми!!! Мамми! – верещало Яйцо, - А куда мы летим?
- Лети за мной, Яйцо моё! – отвечала «мамми», но Яйцо было не успокоить.
- Мамми! Мамми!!! А куда мы летим?
- Мы летим в Линкольн Центр! Смотреть балет невылупившихся птенцов!  – отвечала «мамми» открывая рот по-акульи,  тщательно произнося все звуки.
- В  Чикен Центр?
- В Линкольн центр!
- Чикен-центр, чикен-центр, чикен-центр, - запело яйцо и на всю жизнь запомнило, куда оно однажды ездило с мамой-Курицей!


                20


Коперник увидел то, что мы, убогие, видим до сих пор: планеты вращаются вокруг Солнца.  Был он великий революционер, Коперник, но относительности не понимал.  Один среднего возраста раввин показал мне это в течении  одной небольшой поездки. Всё зависит от выбора  неподвижной точки!  Древние астрологи вели все свои наблюдения и вычисления, делали открытия исходя из видимого: тела на небосводе вращаются вокруг Земли. И это не делало их открытия неверными! Предсказывались приливы и отливы, солнечные и лунные затмения, велись календари и летоисчисление!
Новое понимание окружающего  меня мира свалилось нежданно-негаданно. Пару дней назад я позвонил своим знакомым из Минска Вере и Валику, родителям поэта Игоря Поглазова.  Обыкновенно я разговаривал  с Верой,  она  как бы лидировала и была представителем семьи, а тут что-то на меня снизошло, и я поинтересовался, за что была вручена последняя Нобелевская Премия. Трубка перекочевала к Валику, ибо он – физик-теоретик и  в течении получаса он объяснял мне то, что я сейчас выскажу в двух словах.
Оказывается, каким-то невероятным способом учёные уже давным-давно взвесили Вселенную.  И оказалась странная вещь: вся Вселенная оказалась чуть ли не втрое тяжелее, чем всё, что можно увидеть, сфотографировать, или зарегистрировать с помощью радиотелескопов! Было нечто невидимое для глаза и приборов, что условно назвали «тёмная материя».  И вот в 70-е годы начался научный эксперимент по выявлению этой самой «чёрной материи».  Было проведено неисчислимое количество замеров и в конечном итоге в каких-то ничтожных отклонениях удалось всё-таки экспериментально доказать наличие этой самой материи!
Самая смелая фантастика стала реальностью!   Все эти бредни об параллельных мирах перестали быть бреднями, а стали  НАУЧНЫМ ФАКТОМ!  А там и за потусторонним миром дело не встанет!


                21 ( Люська )

Люди думают, что они заводят собак, а на самом деле мы, собаки, заводим себе своих хозяев!


                22

 Мужик стоял с протянутой рукой на 5-ой и  60-ой напротив отеля «Пьер». Его внешность мне сразу показалась какой-то знакомой, но я  внимания этому не придал. Он заговорил сразу же на русском, немного картавя.
- Здгасьте! Не могли бы вы доставить меня на 250 Хаустон ? Это Хаустон и авеню «Эй».  Вы знаете дом «Ред Скуэр»?
Я  знал. Но только я тронулся, он вдруг закричал:
- Ёпаный Пег  Гюнт! Я забыл свою кепку!!! – шустро выскочил из машины, подбежал к дормэну, тот, в свою очередь, ринулся внутрь отеля и  спустя минуту, мужик вновь прыгнул в кэб. Машина заметно осела, как будто он весил пару тонн, этот мужик.
- Уф.… А я уж  подумал, что снова ходоки из-под Сагатова с****или! Уже шестую кепку покупаю, а они всё не нажгутся!  Газгешите пгедставиться, - сходу оживлённо заговорил мужик, - Лукич Сагатовский, - и протянул мне через портишн руку для знакомства.
Я машинально принял рукопожатие и тут же помянул  Каменного Гостя!  А пассажир, как ни в чём не бывало, продолжал свою речь.
- Вот, дожился!  Пгодали, пгоститутки, коммунисты сагатовские, в амегиканское габство! Дешугю теперь сутки чегез сутки на кгыше!  Меняемся с Лукичём  Кастгомским, слава богу, его, кугву, тоже в габство пгодали!  Пгедставляете, пока я спал, сгубили с постамента и пегевезли на новое место. Пгосыпаюсь, значить, тут, в Нью-Йогке, огляделся и думаю себе – блять, всё в точности, как я себе пгедставлял!  Огляделся потом повнимательнее, нет, думаю, надо всё с начала начинать!  Покгутился, пгинюхался, гешил для начала два бизнеса откгыть.  И ничего, доложу я вам, ногмально габотает:  выпускаю тгрёхспальные кговати «Ленин с нами» и тир имени Фани Каплан откгыл неподалёку в подвале!
Я, было, насторожился, но неожиданно меня осенило!
- Так это вы…?
- Я, батенька, я! Лицезгею вас ежедневно с кгыши  «Гэд Скуэг» !
- А что ж вы в «Пьере» делали? – спросил я не зная, собственно, о чём спросить.
- А… Слёт памятников Госсии пгоходил… Вчега уже все газъехались, а мы С Каглом Кузбасским кигяли ещё всю ночь… Да вот, на службу пога, этот *** кастгомской уж поди заждался!
- Ну и как…. Как мероприятие прошло? – поддержал я разговор.
- Как обычно… Стали, кугвы бутегбгоды с маслом подавать, а я ведь тегпеть этого не могу! Детям, огу, бутегбгоды с маслом – детям! А они, кугвы и гогом не ведут! Такая вот, батенька, доложу я вам хгень.… Снова Гогький весь туалет обгадил… Ну и человечище, доложу я вам! Глыба!!! Когоче, всё-каквсег-да, - отчеканил он последние слова.
- Капитализьм… - начал было я, но Лукич Саратовский тут же прервал меня.
-  Какой в сгаку капитализьм, батенька, забудьте вы это слово фогэва !
Сплошной сионизьм! Не успели по пегвой пгопустить, как эта дгянь, Лукич Бобгуйский огёт: «А на евгейском песни будут?» Как будто он у  себя в изгаильском кибуце! А шестёгки местные, таки, гады,  выводят  надежды маленький  огкестгик  да как вгежут семь-согок! У меня до сих пог в ушах звенит! Ну их нахуй, батенька, завтга  «Ю-Ту» в Мэдисоне лабают, схожу вечегком, отведу душу… Публика почтенная там, погой  не узнают и огут мне: «Леннон, Леннон!» Пгиходится тогда  гаскланиваться  и  деклагиговать какой-нибудь «кам тугеза»…
- А мы с женой на Дип Пёрпл собрались…
- Аааа…. Жигный Гиллан скогбно воет над моею головой… Ты оваций не дождёшься, Жигный Гиллан, я не твой!  Лучше выпить пива литг, батенька! И запомните: в одну геку дважды не войти! Лучше не ходите – газочагуетесь!
- Да уж билеты заказали.… Да и вообще, вся жизнь разочарование.
- А вы оппогтунист, батенька!  Явно не из пголетагиев? Тысячу газ говогил: интеллигенция - говно, и на тебе, даже в такси сопгикоснулся! Вы, навегное, и стишки пописываете, и на флейточке попиликиваете?
- Ну как вам сказать, - смутился я его прозорливости.
- Вот оно! – возопил он неожиданно громко, как металлический колокольчик-громкоговоритель. -  Для меня искусство -  это что-то вгоде интеллектуальной слепой кишки, и когда его пгопагандная голь, необходимая нам, будет сыггана, мы его: дзык! дзык! Выгежем. За ненужностью. Не слыхали такого?
- Да уж  читывал в молодости…
- Вот всё, что я тогда в начале века пёгнул, извините, до сих пог габотает!  Вот воюет этот, извините, недоумок уже шестой год в Игаке, а я ещё в 20-м году заметил, что  самое опасное в войне - это недооценить пготивника и успокоиться на том, что мы сильнее.  А?  Мы должны бороться с религией? Что они могут пготивопоставить газнузданому исламизму? Свой педегастический католицизм вкупе с вымигающим пготестантством?  Я тогда ещё пгедупгеждал: гелигия – опиум для нагода,  поменьше политической тгескотни. Поменьше интеллигентских гассуждений. Поближе к жизни.
Учиться надо, батенька, учиться и ещё газ учиться…  - и он надолго замолк, а я переваривал сказанное, к удивлению своему находя во всём этом бреде рациональное зерно…
… перед тем как выходить он хитрюще подморгнул мне и вдруг     совершенно не картавя, сказал: 
- А чемоданчик-то ты лучше бы вернул! Хлебнёшь горечка через него, ой хлебнёшь!!!
  Он хлопнул дверкой и через открытое окно я услышал, как он напевает  себе под нос:
-  «Ну, как вам живётся, дети?»
И наш бы звенел ответ:
«Мы всех счастливей на свете,-
Так выполнен твой завет!

Лукич Саратовский  многотонной  походкой пересёк Хаустон  к билдингу под названием «Рэд Скуэр».  Редкие прохожие не обращали на него внимания.  В парадный вход он не пошёл, а направился прямиком в гроссери на углу авеню «Эй». Видимо был голоден, как большинство моих ночных клиентов, которые пьют и не закусывают, ибо культура местного возлияния в барах обильной закуски не предусматривает: жахнул стопочку и занюхал её солёным крендельком-с-ноготок, ну а Лукич просто игнорировал такие немилые его сердцу «бутегбгоды с маслом»!
 


               

                23

   О чемодане я  забыл в сутолоке событий, и сейчас, после недвусмысленного предупреждения,  крепко задумался.  Рулетка тут была простая: заявил чёрный, или нет. А если заявил, помнит ли он мой номер? А если не помнит, есть ли видеосъёмка этого места?  Вероятность, что меня вычислят, была мизерная, но она была и это меня, в целом законопослушного, беспокоило.
 Живо  всплыла в голове картина, как будто я беглый солдат. Повсюду патрули и я то бегу, то крадусь, то сижу, притаившись в тени густого кустарника, едва дыша, и сердце-птица готово выпорхнуть из клетки рёбер, взмыть в золотистое закатное небо и там лопнуть легкомысленным  мыльным пузырём.…   А погоня всё ближе и ближе, круги их сужаются и ясен уже исход этого бессмысленного бегства в никуда…
Рядом завыла сирена «скорой помощи», я вздрогнул и тут же вспомнил давнишнюю местную историю с побегами и погонями.
На берегу озерца в Централ парке отдыхали мальчик и девочка. Из хороших семей были, из миллионерских.  Пивко попивали да травку покуривали. Тут мимо мужик проходил. Пригласили его в свою компанию. То да сё, слово за слово, повздорили, и ткнул мальчик мужика ножиком в печень, а тот возьми и помри  нежданно-негаданно!  Тут девочка не растерялась. Распороли они мужику брюхо, аки рыбе, набили каменюками и опустили на дно озера.   
Ничего этого я не видел и как труп обнаружили тоже не знаю, но я своими глазами видел как этих детей ловили!   Наверное, 15 патрульных машин, с диким воем, в кажущемся хаотическом порядке  возбуждёнными осами летали по Аппер-Уэст-сайду. Конечно, кажущийся хаос их перемещения был чётко отлаженной  и  отточенной схемой.  Поймали сорванцов, да и куда им было особо деваться?
 Чувство страха беспомощным прозрачным мальком трепетало в таинственных недрах  души. Было неприятно, как будто кто-то щекотал   солнечное сплетение тончайшей  колонковой кисточкой. 

                24

Порой мне кажется, что свой пуд соли  на поприще жёлтого такси я всё-таки съел.  Нет да нет, мелькают в жёлтой толпе машин знакомые, а то и родные номера.  А за каждым номером – затухающая память.  Другие уже времена, и машины те  давно переплавлены, а вот номера и медальоны те же!  И чем  ближе к началу, тем больше воспоминаний, а чем ближе ко  дню сегодняшнему – всё меньше и меньше, год проходит, другой, течёт рутина своим чередом и ничего не происходит, и  помянёшь недобрым словом усатого  Генералиссимуса с его метким высказыванием про «винтики»…
Винтики мы все тут, шпунтики, шестёрки и гондоны штопанные, да похлеще ещё, чем при Советах… Сытые, жирные, ленивые винтики, вялые, никчемные, гнущиеся гондоны!
   Мнилось ли при жизни такое Лукичу Саратовскому? Да он такого и в дурном сне представить себе не мог: винтики, мало того, что они винтики,  мало, что они гордятся этим своим социальным достижением, они ещё и счастливы, вращаясь каждый по своей орбите до самого сущего  конца  в надежде на молочные-реки-кисельные-берега в их протестантском рае...
Вот 1L37 пошла! Я когда-то на ней начинал в гараже на Макдональд у двух шустрых братишек из Москвы.   Она загорелась у меня в Уэст Виллэдж на перекрёстке Кристофер и Бликкер.  Тогда работа была не то что сейчас! На уик-энд двери не закрывались: один выскочил – другой вскочил!  Вот  впорхнула одна, и явно торопится , а я уже вижу, что жопа: до этого я лишь запах дыма ощущал, а тут увидел ползущие сизые щупальца из-под капота. Я ору дуре выскакивай! А она понять не может, думает, что везти её не хочу,  на меня орёт: фак! Фак фак!!!. Наконец, дым увидела, и в мановение ока испарилась.
А я неспеша собрал вещички, сунул лайсенс в карман, сумку на плечо, вышел, а тут к счастью коп стоит, хлебальником  щёлкает.
Сэр, говорю я спокойно, у меня горит машина!
А он говорит ну и что? 
Я говорю, мол, моё дело маленькое, я тебя предупредил, там полный бак бензина, а вокруг полторы тысячи толпа – ****анёт так, что костей не соберёте потом, и отошёл  в сторонку и из-за угла наблюдаю.
  Коп за рацию, доложил куда следует.
Я тоже – Борьке в гараж позвонил, квотер собственный потратил,  горит, мол, твоя калымага, приезжай! 
Приехали пожарники, взломали баграми капот, оказалось там на капоте был войлок проложен! Вот он и загорелся.
Чепуха, пустяк! Я бы сейчас и внимания на такое не обратил, а тогда ох сколько адреналина в кровь брызнуло!  Неделю потом пожар душевный водкой заливал!
Она в конце концов и сгорела, эта несчастная 1L37, и остов её с месяц сиротливо чернел на Макдональд авеню, напротив гаража.
- Первенец наш, сказал мне Генка, младший из братьев, с нежностью, - Сколько бабок заработала! Мы на ней с Борькой всю эту механику изучили! Если что, в шоп не обращались – под неё и всё делали своими руками!
А вот 1L38!  Родная сестричка предыдущей, но со своим фокусом!   Она «заряжена» была.  Владели братья-москвичи сущим хламом, но отчаянных  русских водил прельщало, что счётчик-то того-с, чуток быстрее щёлкает!  Наказуемо это, ещё как наказуемо, но разве ведал я что творю?
А разве нашёлся кто-то, кто сказал об этом? 
Балансировали на грани фола, и всё как-то сходило с рук! Ох, долго я на ней поездил, долго! Пока кто-то кляузу не накатал… 
Работал на ней после меня Игорёк Варшавер, мордастый парень из Узбекистана. Лицо его, чисто славянское, без примеси татарской узкоглазости украшали великолепные пшеничные усы, и долгое время я думал, что его фамилия Варшавин, ну, типа Малинин, ан – нет. Евреи, кругом одни евреи!
В то время я уже ездил на «кошерной»  9К49 и  вот, однажды, на въезде в Централ Парк по 72-ой с Веста на Ист, вижу – едет моя роднуля 1L38! За рулём Варшавер, но знакомы мы тогда ещё не были, лишь морда примелькалась. Правой рукой он рулюет небрежно, левую вывалил наружу, в клешнях – цыгарка тлеет! Короче, такого сегодня даже за деньги не увидишь! И такие тёплые чувства  вдруг обуяли меня, и так захотелось их выразить, что я захотел обменяться с Игорьком хотя бы взглядом и заорал ему в открытое окно:
- Эй!!! ***ллооо!!!
Он воспрянул от таксистской сосредоточенности и когда увидел меня, хохочущего, глаза его округлились...
            Но тут мгновение миновало, и мы помчались в разные стороны.
            На следующий день он подошёл ко мне  грозно, а учитывая, что весил я тогда  ровно в 2 раза меньше, чем теперь, это было серьёзно.
            -  А вот с тобой, - начал было он, но я перебил его.
- Да я ведь с любовью!!! – и его славное славянское лицо просияло и с этого дня мы стали дружить, нежно называя друг друга  «***ло»!
Он оказался курцом травы, Игорёк! После первых двух затяжек из маленькой никелированной металлической трубочки, глаза его соловели, потягивались бензиновыми  разводами, и он рассказывал мне истории про неведомый мне Узбекистан, и с такой любовью вспоминал час полуденного зноя у пересохшего арыка с косяком в зубах, что я невольно начинал ему завидовать...
          Дела давно минувших дней...
А вот  9К51!  У неё люфт руля был – не приведи господь! Метр в лево, метр в право! Дорогу не держала вообще! Я на ней в 4 утра на  BQE   чуть под рефрижератор не влетел!  Приехал в гараж с трясущимися руками и тогда впервые наорал на Борю: пидар ты гнойный, извергал я лиловой от злости мордой, это что, ****ь, трактор «Беларусь», или американский «Форд»?  Какого… ну и т.д.
А вот  7L96!  На ней мой тогдашний кореш Симонов ездил!  Симонов ещё задолго до квартирного бума купил себе домик в Кишинёве за 6 тысяч. Это я его надоумил своими рассуждениями о свободе мнимой и реальной. Только я языком болтал, а он слушал да делал.  Так он и путешествует  до сих пор сюда в Штаты, как в стройотряд. Приедет, колотнёт, видимо, штук 10 за три месяца, и домой! А мы тут упираемся рогом, сражаемся с квартирным рентом, билами, страховками, стрессами, депрессиями, весом, алкоголизмом и прочей мудатенью!
А вот 5K21!  На ней я встретил  11 сентября 2001-го года.    А позднее, когда познакомился с Женькой, мы её дохаживали до самой её кончины: 350 тысяч было на счётчике, а она бегала и бегала!  Сейчас таких машин не строят! 
А следующая – 1М19 была новая, с нуля.  Я получил её и лично срезал упаковку с сидений.  И её мы с Женькой до смерти выкатали! Да мы и нынешнюю, 3L68 почти уже укатали и, даст Бог, до Нового Года возьмём очередную новую….
Живы будем – не помрём!  Полный крах наступит, когда в такси придут неприхотливые мексиканцы… 
Тогда Америка заговорит на испанском!

                25

Чувство тревоги нарастало.  Пустой город, молчащий приёмник, фиолетового оттенка воздух, и непрерывная едва уловимая, как писк комара вибрация делали своё дело.
Неожиданно зазавонил телефон, я вздрогнл, но тут же успокоился, звонила Ася, это были её позывные!
- Шолём, изгаэль! – заорал я,  включая «блю-тус» и изо всех сил пытаясь подражать  говору пейсатых.  Это моя последняя  телефонная  хохма.  Практически все тушуются, а кое-кто трубку кладёт, но Ася уже привыкла и уже вторую неделю нам обоим смешно от такого поворота событий.
- Ну? – спрашивает она.
- Да, жопа полная.… Вот не знаю что делать… Оставил пассажир чемодан в багажнике. Может отвезти в полицию сдать? – но такое у Аси можно и не спрашивать. У неё хватка советская! Помню, в Эдисоне, в госпитале JFK, в отделении скорой помощи она, будучи со страшной резкой болью в животе пыталась резиновую перчатку стащить!  Уж лет пять минуло с тех пор, а я  всё поминаю ей эту злополучную перчатку!
- Вези домой, - категорически заявляет она, - раз в жизни  повезло! Вон Женька каждую неделю что-то находит!
И это истинная правда!  То ему дорогие очки достались, то бумажник с деньгами, то фотоаппарат, чемоданы у него тоже попадались при весьма смешных обстоятельствах: привёз клиента домой, открывает багажник, а тот говорит – а у меня ничего с собой не было! Это лопух –  носильщик вкинул ему чьи-то чужие!  Да и времена были тогда другие – ни камер слежки, ни талонов от диспетчера –  невозможно было вычислить машину, если что-то в ней забывали!   А у меня за все 10 лет – один раз шарфик от Армани, да грошовые зонтики, которые в арсенал находок ну никак вносить нельзя!
- Как Люська? – я млею от нежности, представляя маленькое губастое создание.
- Что-то беспокойная она!  То у дверей стоит, то в окно  заглядывает!
- Целуй её в носик от моего имени!
Я отключаю «блю-тус». Сердце переполненное, было, любовью и нежность, вдруг снова сжимается от страха, на этот раз обоснованного: на углу стоял ни кто иной, как мой покойный дед собственной персоной, деда Виня, умерший 11 лет как!
На нём была его фетровая красно-коричневая шляпа и в тон к шляпе тяжёлое пальто нараспашку, под которым виднелся серый  «пинжак»,  белая рубашка и серо-голубой, к пиджаку, галстук.  Выглядел он лет на 15 моложе, чем перед смертью.  Стоял и «голосовал» такси, а кроме меня других машин вокруг не было.
С замирающим сердцем я остановился и стал ждать, какой сюрприз ещё  ожидает меня впереди.
А дед не торопился. Он перво-наперво распахнул настежь дверь, потом аккуратно  подобрал полы пальто и, тяжело дыша, стал погружаться в салон. Знакомо звякнула увесистая связка ключей и  в салоне запахло  «Шипром», в смеси с тяжёлым рабочим потом!
Это был он, и сомнений  быть уже не могло!!!


                26

- Ох, и на хрена тебе всё это надо, унучак? – без предисловий и приветствий начал дед, -  Всё бросил, детей, жинку, кота, меня, в конце-концов! Я ведь тебя маленького на руках носил!
Я не верил ни своим глазам, ни ушам, потому что где-то в глубине души ещё теплилась надежда, что это чистое совпадение и  передо мной просто человек чудовищно похожий на  деда Викентия! Теоретически я должен был бы обрадоваться, но на деле необъятный,  по космически холодный,  ужас объял меня и я не мог  пошевелиться и даже издать звук!
           - А ты езжай, езжай.… Ну, в Хилтон, например. Я тут не надолго, не переживай, совпали  просто кое-какие  хренации, вот мне и удалось к тебе … материализоваться, если угодно….  Сестра Лёня передала, что с тобой не вполне всё нормально… Ты рассказывай. Как там оно было в конце-то самом,  хотя по совести говоря я теперь уже  какая разница …
     - Умерли все, дед.… Все умерли! Сестра живёт в вашей квартире.… С сыном и мужем…  Они тебя и хоронили.… А меня не было, я в Америке уже был…
- Это помню.… Четыре дня лежал, пошевелиться не мог. Вот в такие  моменты, мальчик мой, память и возвращается.  Не было ни боли, ни страха, лишь какая-то непонятная печаль кружила голову, да мама всё звала издалека… А потом… Ты ведь видел уже это: огромная миска с тестом, всё крутиться и тебя всасывает прямо в эту спираль, вот и всё… А потом… А что потом, это уже словами и не расскажешь, нету там ни слов, ни звуков ни запахов, нет ничего и в то же самое время есть что-то  другое, возможно, самое важное, а может быть, просто единственное,  но рано или поздно каждый рождённый соприкоснётся с этим, поэтому чего рассказывать.… Давай-ка о тебе лучше! Смотрю и удивляюсь: ты скоро меня по возрасту догонишь, а всё такой же  фауль  и хартон!
            При упоминании любимых дедовых персонажей  немца Фауля и сапожника Хартона  все мои волнения и страхи как рукой сняло!  Хорошие были учителя у деда!  Фауль,  чудом избежавший гитлеровской армии, жирел и охуевал от халявного труда «остарбайтеров» , попивал  сутки на пролёт шнапс и громогласно пердел, переев, ни кого не стесняясь, сапожник же -  его русский вариант, запрягал в работу учеников, а сам пролёживал бока на печи, как Иван-дурак до знакомства со Щукой, и лишь покрикивал на  прислуживающую ему супругу Алёну: «Алёна! Щи! Алёна, воды!» И если та бывала нерасторопной, запускал в неё  поленом, грязно ругался и, бывало, спускался в мир, дабы хлебнуть из бочки браги и корявым пальцем  указать ученикам на  ошибки…
                - Дед, ты неисправимый! Ну, сравнил ты меня с этими клоунами! - расхохотался я в голос, – Я ведь не бездельничаю, я и читаю, и сочиняю, бывает! Ну, неужели никакой разницы ты не видишь?
        -  Разница, говоришь?  То и дело, что никакой разницы нет!  Спишь покуда сонце у сраку не прыпячэ! Водку, что тот Фауль -  хлещешь!  На могилках сколько не был?   А мне  -  хоть бы гвоздём имя на памятнике нацарапали, уж коли руки не доходят сделать всё по-человечески!
       - Дед, я каждый день про это помню! И как только доберусь до Минска тут же помчусь  к тебе» Но ты видишь как всё получается?    
               -  Говно получается!  Так и будешь всю жизнь оправдываться и виноватых искать? А причины всегда найдутся!  Но я пришёл, конечно, не морали тебе читать, а помочь на сколько все мы можем…
     -  Что и родители где-то тут? И Лена?
     -   Ну вот, опять ты за своё!  Как ты понять не можешь – мы всегда ТУТ!  Мы везде!  И каждый из нас может быть каждым и в то же  время все мы – одно целое!
- Дед!
- Ну чего?
- А теперь ты знаешь что такое «БОГ»?
    -    Иди в жопу! – сказал дед сердито, - Глупости не спрашивай! Взрослый
уже!  Запоминай  главное: депрессионные поля к вечеру будут усиливаться, поэтому не сопротивляйся, что бы ни происходило, пусть всё течёт своим чередом, не удивляйся и не бойся – мы с тобой и погибнуть не дадим, от чемодана, конечно, надо избавиться, но ни выбрасывать его, ни сдавать в полицию нельзя: его должны у тебя украсть, лишь только тогда всё будет нормально… Моё время уже истекает, скоро мы уже не сможем  говорить, поэтому ещё раз помни: чувствуй, доверяй своим чувствам и помни, что мы всегда  рядом, где бы ты ни находился!   Ну, батькам и жонке  привет передам, не переживай! А с писаниной этой – ты подумай хорошенько: уже век поменялся, другие ценности пришли… Хотя, знаешь, мы бывает, с удовольствием читаем, кое что даже очень и очень захватывает!
- Дед, ты ж книжек никогда не читал!
- Да я и сейчас не читаю! Книжки – это одно, а рукописи – совершенно    
другое. Печатай всё на бумаге, а то не ровен час, навернётся хард драйв, и полетят коту под хвост все твои фантазии, а на бумаге всё верно и надёжно: бумага горит, а слова  возвращаются к Богу…
- Так ты видел  Его?
- Айн, цвай, драй! – вдруг сказал Дед с чистым немецким акцентом. Лицо
его преобразилось до неузнаваемости, запах «Шипра»  и пота пропал, запахло чем-то приличным и дорогим, в смеси с кубинской сигарой,  – Кляйне –швайне-шайзе, Шопенгауэр, хэнд э хох!
          Он вдруг вытащил из глубины  кармана (ключи уже не звенели) огромную губную гармошку и запиликал, как мультяшный фриц  «Ах мой милый Августин»!  Об этой странной метаморфозе я вспомнил много позже и при совсем уж фантастических обстоятельствах, но  пусть всё идёт своим чередом!
          Дормен Хилтона отворил дверцу. Дед-преображенный, небрежно кинул мне сотку на сидение, вышел, не попрощавшись,  сунул дормену купюру, которую тот  суетливо спрятал под шляпу, оглянулся, подморгнул мне совершенно чужим лицом, зашагал к вращающимся огромным,  толстого стекла,  дверям и тут же исчез в многочисленных бликах… 
         « Эх,  не зря мы свечи палим, чёрт возьми!» - подумал я, провожая взглядом родное пальто, родную шляпу и родную походку…
         «Не сцы, браток! Господь нас уважает» - пропел в голове Юрий Шевчук,  и я понял, что дед Виня уже воссоединился с мировым эфиром …   

                27

        Как и любой вид деятельности в Штатах, работа в такси  сильно регламентирована.  Ну, как без этого, ведь о наглости и хамстве извозчиков во всех странах мира легенды ходят!  Такси, прежде всего – это оперативная доставка.  А уж чего доставка, тут уж призадумайтесь!
        Как-то стоял под «Нью-Йорк Доллз»  и сели ко мне трое  солидных с виду мужиков. «Хилтон-Милениум», говорят.  Ну, по прямой, скажу я вам,  это 10 минут пройтись не спеша, но делать нечего, раз сели – надо везти. «Подождёшь?» - спрашивают, когда приехали. Ночь, 3 часа! Куда мне спешить? Конечно.  Жду. Возвращаются. Везу их обратно в «Доллз».  Дают мне полтинник за 6-долларовую поездку, а один радует на прощание: ты, говорит,  наркоту перевёз! И скрываются в клубе.  А у меня душа в пятках: ведь это могла быть и подстава!  А подстава,  провокация тут почему-то в чести!
          Вот стоит на углу ****ища! Огромные полуголые сиськи, ноги – чуть ли не из ушей растут, губья – светофором пылают, юбчонка – название одно.  Это стоит офицер криминальной полиции и ловит какого-нибудь несчастного «валенка», как правило, из наших,  который из-под зоркого ока своего золотца-Сарочки за последние 40 лет жизни так и не умудрился сходить «на лево»!  Увидел  такой Абрашка, душа на распашку,  сей пагубный цветок страсти, пустил слюни и думает: «А! Сколько той жизни осталось!»   Вот тут ему – клац! – и надели браслеты! 
          (!!!!!!)
          Такая вот  борьба с проституцией!  Прям, не на жизнь, а на смерть!!! Абрашке-то ****ец потом от Сарочки будет! И всерьёз, и надолго!!!
          А в  незабвенных «Правилах таксиста» есть замечательная статья: таксист не имеет права сажать проститутку на переднее сидение.   А у них что, на морде что ли написано, проститутка она или нет?  Вот, выходят девушки в 5 утра из «Риц Карлтона» и едут  в круглосуточную кафэшку на Юнион Скуэр. Вот догадайтесь с одного раза – проститутки они, или в этой кафэшке столлики  протирают?
       Америки, «той», свободной, о которой мечталось,  я уже не застал! Я попал в оформленное регламентированное общество, где во всю, повально,  и  по любому поводу снимали отпечатки пальцев, где без бумажки ты был даже не букашка, пустым местом ты был без бумажки! -  и всё это в той или иной степени отражалось на  деятельности профессиональной, на такси, в частности!
        Мы обязаны иметь в машине карту и вести «трип-шит» (триперный листок, как шутят русские, а, яснее, путевой листок, куда нужно записывать время и адреса посадки-высадки каждого пассажира и сумму на счётчике). Карта, конечно, необходимость, особенно на заре деятельности, но вот трип-шит я не пишу никогда, методично получая  раз-два в год штраф в 30 долларов за это нарушение!  Какой-то канцелярский гений утвердил, что утеря таксистом одной записи – наказуема 15-тью долларами, а второй – ещё 15-тью, но  больше двух – не штрафуют!   Ну какой смысл вести эту безумную писанину, если реально тебя  при определённом везении проверят ни как не больше 2-х раз в год!
         Но вот, новый век пришёл и в такси!  Больше нам не нужно писать никчемные бумажки, это дело садят на компьютер! Система  GPS будет отслеживать все 12 тысяч машин, и хранить всю эту бесценную информацию  в  каких-то бездонных хард-дисках.    Большой Брат со своими «телекранами» может удавиться в сортире собственными шнурками от зависти!  Внутренняя суть этого прогрессивного явления  в принципиальной невозможности  теперь уклоняться от налогов, хотя вслух этого никто произнести не смеет: налоги и законопослушность – святая святых американского общества. Как педантичный рэкетир потрошит бедолагу-ларёчника, так государство тут потрошит своих граждан и каждый раз когда речь идёт о налогах, меня охватывает лёгкое раздражение, недоумение и тотальное непонимание: А НАХУЯ ГОСУДАРСТВУ ДЕНЬГИ? 
          Помниться, ещё А.С. Пушкин  выдвинул эту идею:         

                «Как государство богатеет,
                И чем живет, и почему
                Не нужно золота ему,
                Когда простой продукт имеет…»

          Видится мне, грядёт новый социальный сдвиг в таксистском сообществе!  Американских шофёров мало-помалу в своё время вытеснили образованные русские, а потом – многочисленные индусы и пакистанцы, менее образованные, но  по определению владеющие английским, как вторым государственным языком.  И пока он ползуч и медленен, этот сдвиг, но уже по  пассажирам своим я ощущаю это: если раньше тебе небрежно говорили адрес, куда им нужно, то теперь прямо от дверей тебе начинают объяснять КАК надо ехать!  Безусловно, кончится это всё тем, что  пассажиры в срочном порядке будут учить базовый испанский, ибо английскому упёртые мексиканцы не обучаются ни как, а за деньги, остающиеся после  выплаты налогов, в такси будут работать только они. 
           Не знаю как кто, но я пойду сдаваться психиатру и оформлять  SSI -  пособие по нетрудоспособности и даже ни на секунду совесть не будет меня терзать, что я  стану кровопивцем!  Если государство лягается, как сивый мерин, то  самое безопасное место – сидеть у него на шее, присосавшись к сонной артерии!!!
            Ещё мы не имеем права отказывать.  Правило «рэфьюзал» карается строго, но нарушается многими и если бы не те же провокации, жить можно было бы, но в том вся и беда – ты никогда не уверен, то ли просто пассажир зашёл к тебе, то ли офицер TLC!  Обязательно это будет хромой негр, возможно, с собакой, или инвалидной коляской, и непременно скажет адрес в какой-нибудь  отдалённой части Бронкса!   Но Бог с ними, неграми из Бронкса! Сколько дерьма благодаря этому правилу мы выгребаем ночью, особенно в пятничные и субботние ночи!  Выпивший американский юноша, а пить им запрещено до 21-го года, явление мерзкое, страшное и опасное! В сочетании с национально-рассовыми особенностями индивидуума и наличием рядом противоположного пола, явление это может иметь силу  атомной бомбы!  Всё дерьмо, запрессованное внутрь этих скромных извилин школьными параграфами политкорректности, под воздействием бутылочки-другой пивка под косяк марихуаны начинает фонтанировать наружу и мы, таксисты, первые на кого эти фонтаны извергаются!
             Господи! Как ненавижу я весь этот театр гомункулов, и осознаю я,  и понимаю, что не имею я права ни на какие чувства, и я ухожу, я убегаю из города до 12-ти ночи, лишь первые выпившие пассажиры появляются в машине!  Мне кажется абсурдным, что люди могут быть до такой степени зомбированы, и похожи друг на друга своими гримасами, обозначающими чувство, повторять изо дня в день, из года в год одни и те же слова, шутки, колкости.…   Одни и те же лица, одни  и те же слова, они просто едут…
           Они едут, многочисленные в своей одинаковости: Пожилая Белая Дама, Белый Воротничок, вечно всем недовольный и серьёзный до предела в своей брезгливости и Прыщавый Недоросль, с дипломом Мастер Дегри, вчерашнее Яйцо из «Чикен Центра»!!!
           Они едут и понукают меня, а через мою чувствительную кожу, глаза и нервы – весь Земной шар!
            Избавь меня, о Господи!!!


                28

           Как-то я спросил у Майкла Леви:
- Листен, май фрэнд, уай  зис джуиш  пипл пут он зис ступид юниформ энд
мэйк зэа хэйр  лайк…. Ю ноу? Пэйс?   - и я показал пальцами у виска, как выглядят завитушки волос у еврейских ортодоксов.
      -   Зей шоу, зет зей а джуиш, май фгэнд,  -  был ответ.
           О нет! У меня тут же начинается синдром Станиславского!!! Тут просто надо обратиться к движению хасидов в 20-ом веке, но всему своё время.
           Как бы то ни было,  униформа выдаёт хасида, а живут они, как и негры по своим  гетто.  Негра ты определяешь по морде лица, а хасида по хламиде, шляпе и пейсам.
            Это даёт возможность легально нарушать пресловутое правило «рэфьюзал»! Ты отворачиваешь морду в сторону и спокойно проезжаешь мимо: ну не заметил, если что, с кем не бывает!
            Хасида этого я зацепил на 49-ой, разумеется, там где она гордо именуется Бриллиантовый Путь!
            Вечерело,  и рыбий жир нью-йоркских  фонарей смешивался с густо-фиолетовым воздухом Голубого Понедельника. Пустой город  лениво пережёвывал немногочисленных прохожих, зябко кутавшихся в пальто и спешивших побыстрее убраться с улицы в тепло и уют квартир. Золотые лавки были дружно закрыты, и оставалось загадкой, что он там вообще делал, этот пейсатый.
- Вильямсбург, - сказал он обречённо, видимо не один таксист уже послал
его на ***, если вообще кто-то останавливался!
- Да, сэр, - сказал я спокойно, хотя  ездить туда я не люблю. Но тут без
вариантов: взял пейсатого -  будь готов к Вильямсбургу, или Боропарку! --      
    -   Джуиш? – спросил он,  услышав мой прононс, и затем прочитав
фамилию на лайсенсе.
           Эту хасидскую оперетту я  выучил давным-давно.  Независимо от ответа, следующим вопросом был бы вопрос о матери, «джуиш» ли она! Они  внутри своей  секты до сих пор разобраться не могут кто джуиш, а кто нет, а от каждого встречного-поперечного таксиста требуют каких-то откровений.       
Неожиданно для себя я сказал:
- Я – джуишь за Христа!
Такое  заявление  должно действовать на среднестатистического  хасида,
как красная тряпка на быка!  Но мой пассажир лишь искренне рассмеялся!            
       - И ты, Брут? - сказал он, отсмеявшись.   
       - Как вы себя позволяете? - ответил я настолько театрально, что мы уже рассмеялись вместе!   
       - Ужасная погода… - начал он, было, по-английски.       
- А в  Израиле круглый год хорошая? – ответил я вопросом на вопрос.
- А я учил русский. – сказал он и запел: - светит незнакомая звезда, снова мы оторваны от домаааа…..
- …. Снова между нами городааааааа….   – подхватил я  во весь голос!
- Звьиозные агни аеродромааааааа, - закончили мы дуэтом!
- Счастлив ли ты здесь? – спросил он.
- Нет, -  ответил я честно.
- А хули сидишь и баранку крутишь?
- Привык…
- Ну и мудак!
- Вот так!
- А «Капитал» - читал?
- И устал!
- А в разведку ходил?
- Со стадом мудил!
- Ты – поэт?
- Из газет!
- Веришь в конец света?
- Давай не про это!
- Куй железо!
- В тебя бы так лезло!
- Икру – на масло?
- Не еби моги мне напрасно!
- А *** с горы?
- Не напасёшься икры!
- А сто ***в?
- Село сто воробъёв!
- А коромысло?
- Вымыслом намыль себе смысло!
- А пень через колоду?
- Тасуй свою жидовскую колоду!
- А любишь водку?
- Как татарин  новогоднюю ёлку!
- А за семечками  слабо?
- Отходился уже давно!
- А любишь лизать ****у?
- Люблю, она всегда в меду!
- А как насчёт ***?
- Пусть сосёт Расторгуев!
- А как насчёт раков?
- Поеду скоро в Краков!
- А крабы?
- Сатрапы»!
- А?
- У!!!!!!!!
И мы вновь расхохотались!   

                30

         Я высадил Пейсатого на Метрополитэн, прямо под эстакадой  BQE , и отыскав улицу Рублин,  обречённо помчался к Вильямсбургскому мосту…
         Терпеть не могу его, Вильямсбургский мост! Да и сам Вильямсбург – та ещё дыра! До последнего времени он напоминал мне руины Брестской Крепости – Герой и это вовсе не поэтическая метафора: так оно и есть…  Я невзлюбил его сразу, с первого взгляда.
       Ехать по нему противоестественно. Наружная часть моста отделена от  пропасти смехотворным бордюрчиком не более метра высотой  так, что  тебя не оставляет чувство, что ты паришь в заоблачной  вышине над бескрайними  водами  Ист Ривер, а не катишь в авто по автостраде! Мало того, при достижении вершины моста,  дорога вдруг сужается настолько, что две параллельные машины еле-еле помещаются и едва не касаются друг друга! Внутренняя часть моста погружена в тоннель из перекрещенных металлоконструкций, тени от которых мельтешат и днём и ночью, а трэйн «J», проходящий тут же, стуча железом об железо, шумом своим и свирепым напором не даёт сосредоточиться.
       Впервые попав в Вильямсбург, и изрядно поплутав по нему, я был не просто ошарашен, я был сражён на смерть: а в той ли стране я нахожусь?!
        Став на современном этапе  «родиной слонов»,  США через кино и ти-ви гротескно выпячивают свои достоинства: истинные и мнимые.
      Мнимые, потому что ни где в мире ажиотаж и бум на что-то заурядное не раздувался до космических масштабов! Господи! Да любая вонючая лавка на Бродвее заверяет вас, что именно у них самые лучшие на планете хот-доги, хотя на самом деле там стоят полуграмотные арабы, к производству колбасы не имеющие отношения даже троюродного!
     Классический хот-дог – колбаска, запечённая в тесте?  Кто видел его, хоть раз, кроме меня? И то, признаюсь, этот классический хот-дог я приготовил сам!
       Великим прогрессом в своё время считалось вырезание апендицита у новорождённых. И что? А ничего!  То есть о судьбе безаппендиксного поколения мне ничего не известно, но операцию делать прекратили, придумав новую гигиену для нового поколения: тотальное обрезание мальчиков!  Повсеместное ликование Торы!  Мне же видиться, что этот варварский ритуал надо запретить, как антигуманный. Ведь это равноценно, что вырезать веки, или губы! Пересыхает и грубеет то, что от природы  должно быть защищённым, влажным, нежным и чувствительным. Какими арифмометрами посчитать, какими приборами измерить ту бездну недополученных ощущений мужиком обрезанным? Спорно? Отнюдь. Было бы Богу угодно – он так бы и создал Адама сразу без крайней плоти!
        Когда мы впервые привели Люську к ветеренару на прививку, первое предложение было: немедленно кастрировать! «Тебя бы самого кастрировать», - подумал я в сторону неприятно-пухло-линзоносного доктора, похожего на врача-злодея из среднестатистического ужастика. «Спасибо, мы подумаем…» - сказал я вслух…
         Политкорректность, мля…
         Ну а истинные достоинства? Время покажет их истинность.
          Вильямсбург напоминает заброшенное кладбище, на котором вдруг, по воле  новых веяний  стали вновь хоронить, да с современным блеском и помпой.  Что делать, мы на острове… Тесно, и покойники тут лежат многослойно, создавая благоприятный гумус для поколений грядущих…
          Черепа домов пустыми глазницами безразлично взирали на заплутавшего бедолагу: чего, мол, припёрся? Глазницы иных были наглухо забиты досками, или заложены кирпичом, иные были вовсе безглазы! Вы не поверите: дома без окон и дверей, и это – не загадка про жопу!
           В одном из таких домов нам довелось с Асей побывать.
           Занесла нас туда нелёгкая в поисках работы для Аси. Целую зиму мы ждали какую-то волшебную работу «на салаты» - вот-вот должна была освободиться эта вакансия - но, как водится, нас подвели, вакансия накрылась медным  тазом, зато подвернулась альтернатива: «на мацу», и мы клюнули на эту удочку!
            По бруклинскому Бродвею мы спустились к улице Кент и стали рыскать среди пустоглазых, заложенноглазых и вовсе безглазых домов, тщетно пытаясь найти хоть какой-то номер для ориентира. В конце концов, намаявшись, мы позвонили с уличного телефона-автомата (селлфоны тогда были недоступной роскошью) работодателю, извиняясь и расшаркиваясь. Спустя минут 15 нас пикапнул   неопрятного вида пейсатый с остатками щей  в кучерявой бороде и какими-то стружками на пейсах. Он отворил незаметную с улицы дверку с торца безглазого гиганта. Дом занимал целый блок и высотой был не меньше советской девятиэтажки, угрюмая и бестолковая скала.
          Мы очутились в огромной неухоженной пещере, тусклый уличный свет в которую попадал непонятно откуда. Тут и там валялся хлам: упаковки,  пустые бутылки, бумага, доски с гвоздями наружу… Поверх всего этого блуждал тонкий запашок пересохшего говнеца.
          Как цапли, высоко поднимая ноги, мы прошествовали к находящемуся в центре всего этого хаоса лифту.  Неопрятная, древняя, как сам Бруклин, огромная и натруженная кабина рухнула к нашему удивлению вниз так  молниеносно, что у нас подогнулись коленки. На сколько этажей мы провалились, я не знаю, но неслись мы, испуганные, видимо, вечность, а когда створки дверей распахнулись, мы увидели аккуратные стены и витиеватые коридоры, связующие разные комнаты, в одной из которых полыхала настоящими дровами каменная печь. Тяга была отменной: не было ни малейшего намёка на запах гари, а пламя с воем устремлялось ввысь…  Печная пасть была раззявлена так широко, что туда запросто можно было бы посадить на шуфеле парочку добрых молодцев в полной походной амуниции, луками, колчанами и конской сбруей!  Напротив печи стоял иудейский священник, страшно смахивающий одеянием своим на русского патриарха, и бубнил с завываниями молитву.  Задержаться нам тут не удалось.  Но, клянусь, никаких следов крови я не заметил!  Наш Вергилий повёл нас в соседнюю пещеру.            Тут вокруг большого квадратного металлического стола сидело десятка полтора человек, в основном юноши и девушки и две тётки лет 50-ти. При нашем появлении они встали и во все глаза с любопытством уставились на нас с Асей, дети подземелья, как будто по ту сторону реки не было огней большого города!
- Here you will work, - сказал пейсатый Асе, - At start you will have five       dollars an hour, but then I will raze up the price… This woman, - он показал на одну из 50-летних женщин, - work for me ten years, and now she makes eight dollars an hour!!!   
    Меня начинал душить смех, а Ася не на шутку перепугалась.
- Покажи руки, - приказал Пейсатый, и Ася послушно вытянула руки вперёд. – Ногти  нужно постричь коротко, а руки побрить до локтей… На голову – платок, снять все цепочки, кольца, купить мягкие домашние тапочки…
….   Мы брели по холодному мартовскому Бродвею обескураженные и угнетённые морально. Не о нас, свободных даже в своей нищете шла речь! Удивлённые глаза этих подземных рабов прямо на берегу  Столицы Мира вспоминаем мы с Асей до сих пор…
               
                31

     Улица Деленси с одной стороны втекает в Вильямсбургский мост, а с другой стороны, мост становится улицей Деленси.
     В начале 20-го века тут было мощное поселение еврейских ортодоксов. После постройки моста они дружными рядами перекочевали в Вильямсбург, вытеснив от туда немцев. Осколки тех времён живучи и воздействию цивилизации поддаются с трудом.  Но с другой стороны, то что изначально меня ранило и обескураживало, сегодня благосклонно греет  сердце своей самобытностью и гордой обречённостью: хлам позапрошлого века безжалостно сносится и новое, наглое, жадное стремительно вздымается ввысь,  стремясь заполнить собой всё пространство.
     Сегодня не строят на века. Современная стройка напоминает возню мальчика с конструктором из алюминиевых пластиночек с дырочками. Тяп-ляп, закрутил винтик – вот и готов абрис домика, снова тяп-ляп – вот и крыша остроконечно взмыла в небеса! А теперь обклеим всё это картоном и украсим цветной бумагой! Прозрачным целлофаном заклеим дырочки окон, а внутри подвесим лампочку от фонарика и подключим батарейку!
     И сетуем мы, сетуем, то на одно, то на другое, совершенно не замечая, что просто живём в другом веке, в другом времени, где ценности ни лучше, ни хуже прошлых – другие они, ценности эти…
        …. Я спускался сквозь фиолетовую мглу  по Вильямсбургскому мосту к Деленси.  Схема моего перемещения по городу проста и незамысловата. Я не делаю  резких поворотов и не подъезжаю внезапно к стоящим у дороги людям, не обгоняю, и не стремлюсь быть первым. Моё движение по городу порожняком давно рассчитано и прогнозируемо.
        Естественно, что с Вильямсбургского моста я доехал по прямой до Центр-стрит, и, повернув там направо, оказался на Лафайет, где справа красным огоньком всегда горела микроскопическая вывеска бара под названием «Pravda» .
       Он открылся в тот год, когда я начал водить такси, и наткнулся на него я, неопытный, совершенно случайно. Просто проезжал в поисках пассажира по Принц-стрит и вдруг повернул направо, на Лафайет, и тут же был востребован стайкой пьяных девиц. Какое-то чутьё подсказало мне вернуться, и я был снова востребован на этом же самом месте! И снова я вернулся. И снова, и снова, и снова…
        Когда работа в городе затухала, «Pravda» и впрямь становилась магической палочкой-выручалочкой. Иной раз, когда работы в городе не было совсем, мне удавалось вынимать из «Правды» до 60-70 долларов за ночь, которые, по сути, и были моим реальным заработком! 
         Тут я познакомился с Вилли, бессменным дорменом  «Правды» и единственным урождённым американцем, с кем я долгое время  поддерживал отношения.    
          Уже год, как Вилли уволили, а нового дормена не спешат брать: бизнес зачах, и кроме меня последние пару лет у «Правды» ни кто не стоит. Пропали и пассажиры, разыскивающие «Правду».
         А было времечко…
- Do you know “Pravda”?
- Yes, sir!
- What’s “Pravda” means?
И тут предоставлялась возможность блеснуть своей эрудицией в полный
рост, и, надо сказать, этой возможностью я никогда не пренебрегал.
      - О! Конечно! Я знаю где «Правда»!  Сейчас это самое популярное место в Нью-Йорке! (тут я не лукавил, так оно и было!)  В баре у них выставлено 100 сортов водки со всего мира!  А «Правда» - русская коммунистическая газета, прямой перевод так и будет - «truth»!  У них даже шрифт на вывеске совпадает с газетным шрифтом!
         Я подвозил, удивлённых обильной информацией, людей к «Правде», где их встречал Вилли, осанкой и поведением похожий больше не на дормена, а на самого хозяина.   Высокий, в меру полный, он важно и чинно приветствовал вновь прибывших, скрупулёзно проверял документы у моложавых  , улыбался и желал «инджоить» .
          Если в это время ни кто не выходил из подвальчика,  мы успевали переброситься несколькими словами, а в дни «слоу» просто поболтать от души, если же выходили клиенты,  он ненавязчиво предлагал им такси, от чего  подвыпившие американские мужчины перед лицом милых дам отказаться просто не могли, хоть и ехали порой смехотворно близко:  буквально через дорогу, в бар на Бликкер-стрит, бывало, счётчик  не успевал щёлкнуть единственный раз,  при этом он приговаривал, что повезёт их «лучший в городе кэбби».  Я смущался от такой презентации, но Вилли знал, что делает, дитя своего города и времени.
       Был он замечательный мужик, хотя и со своими заморочками, но вы же знаете: «нам, русским за границей, иностранцы ни к чему» !  Чисто расовые перекосы я великодушно прощал ему: был он смесью индейско-негритянской, но американизмы протестантского разлива были неприятны, хотя вслух я ему об этом никогда не говорил.  Несколько раз он занимал у меня по двадцатке и так и не возвращал и преспокойно, как нелюбимые им «белые» мог  обсуждать и оговаривать человека, который только что покинул круг общения.  Так я узнавал подноготную Сохо, ну а в моё отсутствие, видимо, раздавались легенды о  «крэйзи рашн кэбби», пьющим, как кашалот…
       «Hey! How are you, negger !», - бывало, такими ласковыми словами приветствовал меня Вилли, и тогда я бывал горд собой, русский негр. 
        .... Вывеска «Правды» была потушена.  Я остановился по старой памяти, открыл термос. Туман становился гуще, непробиваемей, и если бы не уличные фонари, ездить было бы вообще невозможно.
          «Больше через мосты не поеду...» - подумал я рассеяно, прихлёбывая  едва тёплое, остывшее за день кофе, когда вдруг в тумане возникла сухощавая фигура. Фигура двигалась ко мне.  Поравнявшись с машиной, мужчина постучал в окно и я опустил стекло вниз,  ровно на пол ладони, что бы можно было что-то сказать.
             Это был нищий по имени Смит, которого я не видел уже лет пять, а когда видел последний раз, был он худ, сер и откровенно плох.

                32

       Время копеечных автоматов и сшибания денег по мелочёвке прошло.  Одно время я думал, что это Джулиани, наш национальный герой,  очистил город от скверны нищенства. Ничего подобного!  Нищенствовать попросту стало нерентабельно.  Доллар падает в тартарары, а традиционно подают лишь монеты, за которые уже и купить-то нечего: спички бесплатны, а  телефон-автомат полбакса звонок стоит!   Голый ковбой  на Таймс-Сквер не в счёт, это уже можно назвать работой, хотя официально это, скорее всего, называется гордым словом «арт»...
     Нищие располагались по городу весьма организованно, занимая каждый свой перекрёсток и только в определённое время. У каждого из них была своя фишка, но истинного опускания и деградации я не замечал.  Были они чисты, опрятны, не воняли – прям артисты ТЮЗа в пьесе про Тома Сойера!  Порой мне казалось, что все они – тайные соглядатаи  ФБР, но это уже на грани с паранойей, хотя и не лишено рационального смысла!
       Длинноволосый юноша с собакой на Хаустон и 2-ой авеню, косящий под Спасителя, был чрезмерно театрален.  Однажды написанную табличку «Хоумлесс»  он не менял годами.  Когда движение застывало на красный свет светофора, он торопливо обходил машины, молча, прихрамывая и волоча за собой собаку за неопрятную, всю в узлах верёвку. Видавший виды одноразовый стаканчик от  кофе пополнялся несколькими монетами и  «спаситель» застывал на  разделительном островке, что бы при следующем красном свете повторить весь спектакль заново. Он появлялся около полуночи, этот юноша, и  пропадал к четырём утра, молчаливый, как и его собака...

       Тётка в одних и тех же зимой и летом лохмотьях и запахом дорогих духов на 12-ой стрит и 4-ой ав  тоже доверия не внушала.  Она была напориста и однозначна в своих  движениях – о дайте, дайте, дайте, - звенел её стаканчик  и квотеры  весело падали в него!
        Розовощёкий мужик на Спринг и Лафайет  вылетал торпедой из  гроссери на углу и умолял, что ему чуток на кофе не хватило. Я даже попался несколько раз на эту  приманку, пока не увидел повторяемость события. 
        Нищий богомолец (или богоборец?) на Парк Авеню и 47-ой никогда не попрошайничал,  и находился на боевом посту  до полудня.  Он выходил в разгар утреннего трафика, становился в позицию «зенкуцу-дачи», простирал правую руку с зажатой в ней потрёпанной книгой, очевидно, Библией, навстречу восходящему солнцу, а левую прижимал к уху, как бы пытаясь услышать отдалённый тихий ответ, и вопрошал, или проклинал, или убеждал – кто знает? – ответа не было и нет.
      А многие – как-то стёрлись из памяти, одинаковые, как их одинаковые стаканчики  от кофе, третирующие тебя на каждом перекрёстке звоном жалких монет и безразличным бормотанием, как заезженная пластинка: «Чэндж.... чэндж...»
       Смит был другой.  Он был натурален в своём потёртом костюме и соломенной шляпе. Подходя к машине, он по старомодному приподнимал шляпу, улыбался извиняюще и лишь потом протягивал стаканчик.
      Когда я начал водить такси и впервые столкнулся с этим явлением, я подавал мелочь на каждом углу, но вскоре сообразил, что таким макаром за день может улетучиваться до 10-ки! В конце концов, я избрал Смита в «свои» и подавал только ему, но  частенько вместо мелочи я давал доллар и не однажды, а , бывало, несколько раз в день. Он запомнил меня, и  бывало, пока горел красный, он успевал сообщить мне, как идут дела: «слоу», или  «бизи» - у них, оказывается, была своя фортуна!
     Однажды, припарковавшись на Лафайет, а именно там я крутился ночами,  я столкнулся со Смитом вне его «процесса». Тут я и узнал, что зовут его Смит. Он говорил на хорошем английском, но без снисхождения, как напыщенные дамы с аппер-ист сайда, в присутствии которых  начинаешь ощущать себя говорящей по-английски обезьяной, и  выслушивал, не морщась, и не напрягая лицо, как будто вот-вот громко пукнет...
        Тут я его и спросил, мол, а  чего ты не работаешь, или не получаешь пособие, ведь даже мы, безъязыкие эмигранты,  находим тут себе применение. Он сказал:
- Я выполняю одну из заповедей Христа. Христос сказал быть, как птицы: они не сеют и не жнут, а каждый день имеют пропитание. Так вот и я: подадут – хорошо, не подадут – тут с голода, поверь мне, не помрёшь! – и он распахнул перед моим носом коробку от пиццы, откуда пахнуло чесночным жаром!

                33


        Такое воззрение на мир меня ни мало не удивило. Христианские первоисточники были мной читаны неоднократно, с интересом и предвзято. Сами знаете, запретный плод всегда сладок, а в вопросах религии даже мой дед  Виня, 1909 г.р. ни черта не смыслил!  И действительно: в 21-ом ему стукнуло лишь 12 – СССР родился и процветал, какие, к чёрту, Библии!!!
        Первой мне попалась подпольная брошюра «Евангелие от Луки», из чтения которой я мало что понял, но общее представление поимел. И было мне, недорослю, тогда 23 года и прошёл я уже и ВУЗ и Армию. Ужасно хотелось свободы.
        И я женился.
        Когда Ленка с детьми уезжала в Минск, у меня на руках осталось несметное хозяйство, которое везти через океан оказалось нерентабельно. Остался ещё старенький автомобиль воистину американских конфигураций и размеров: Бъюик-ригал 1984-го года выпуска!
       Спустя, наверное, месяц после её отъезда,  я самостоятельно пришёл к этой «птичьей» философии, но не будучи тогда ещё отчаянным ортодоксом, начал, с малого: собрал в машину все игрушки и домашнюю утварь – бесчисленные ложечки, ситечки, тарелки, тазики и прочее, и прочее и отвёз всё это тогдашнему своему приятелю  Юджину (билять! Как коверкает эмиграция мозги даже образованных совков!)  Юджин был химиком и на этом этапе тщетно пытался устроиться на работу в фармацевтическую   компанию в Нью Джёрзи, и я уже несколько раз возил его на интервью. Они с женой сильно поджимались. То ли денег не было, то ли экономили на самый чёрный день. Юджин хаживал на «биржу» и брался за любую грязную и трудную работу. На поверку он оказался очень порядочным человеком, этот Юджин-химик из Иркутска.
       Когда я в очередной раз заехал к ним на рюмочку чая, он вернул мне  невзрачную с виду , тусклого металла вазочку и сказал, что этот предмет от меня принять не может. Оказалось, что вазочка эта – вся сплошь из серебра самой высокой пробы и весит чуть ли не килограмм!
       Вазочку я забрал и сейчас содержу в ней металлическую мелочь, которую мне обильно дают в качестве «чаевых». Мелочь эту я раньше растрачивал подчистую в телефонах-автоматах, но теперь, в эпоху сотовой связи, она стала у меня скапливаться.  Мелочь эта, по умолчанию, неприкосновенна и когда во время очередного запоя Ася изымает у меня все деньги, в ход идут эти спасительные монетки, пока не пропиваются до последнего цента...
         Затем я перебрался из 2-бедрумной квартиры на втором этаже дома дядюшки Альфреда в подвал его же дома, попутно выставляя на гарбич всё лишнее. Детские кровати, мягкий диван, кухонный стол, какие-то полки и какие-то книги. При переезде в Гришкин подвал в Бруклин я снова скинул часть хлама вместе с отслужившим свой век семейным уютом. Я не помнил про новозаветных птиц, но девиз своей новой жизни сформулировал чётко: ужаться до двух сумок!
         Последним на пути «сжатия» была передача машины в собственность любовнику Томки  турку Самсе, после чего количество выброшенных вещей превратилось в качество жизни и социальный статус.
      Я обрёл долгожданную свободу, но что делать с ней я не знал. Метафизическое ощущение свободы стало трансформироваться во вполне реальную вседозволенность и распущенность.  Господи! А что мог такого изобрести 36-тилетний советский мужик, оторванный обстоятельствами от семьи? 
         Водка да бабы!  Водка да слёзы!
         Вот и вся свобода...
       ......   Мистер Смит смотрел на меня своими добрыми глазами сквозь приоткрытое окно и улыбался, а я обалдело смотрел на него.
- А! Смит! – вдруг понял я, - Что-то давненько Вас не видать, старина!               
- Так я ж умер!!! – удивился Смит так искренне и просто, совсем, как Лукич Саратовский наличию бутербродов!
- Да, умер, - повторил он, - Лет 5 уж как! Но разве в такой день это имеет значение? Короче, послушай... Ты мне давно уже приглянулся. И я кое что должен тебе сейчас сказать. Как только избавишься от чемодана (а ты избавишься), дави на газ, и что бы там ни было, гони под Манхэттэновский мост, на Черри стрит. Знаешь где? Там тебя встретят, а вот это – пропуск.   
         И он всунул мне в руку буклетик корабля-музея «Пекин»....      
        Смит приподнял  свою соломенную шляпу, прощаясь, шмыгнул носом, подморгнул смешно, потом вытащил из кармана потрёпанный стаканчик от кофе, накрыл его сверху ладонью и стал трясти. Вместо звона монет послышался сухой стук и спустя мгновение Смит вывалил на сидение пять чёрных костяшек. Все они лежали шестёрками верх. Смит хмыкнул удовлетворённо и не забрав костяшки пошёл прочь от машины в сторону Принц Стрит. Я провожал его взглядом через правое зеркало. Вот он дошёл до Спринг и повернул за угол.
       Как и не бывало.
       Я взглянул на кости. Они радостно сияли из зловещей темноты пятью шестёрками  белых глаз.
     Ночь становилась темнее, а туман гуще. Казалось, гигантский спрут выпускает всё новые и новые чернила тоски и безнадёги в улицы и растекаются они  по законам сообщающихся сосудов, повсеместно и равномерно. Вот, новая, более плотная волна медленно, как расплавленный воск, потекла по Хаустон с обеих сторон  навстречу друг другу. Они схлестнулись на Лафайет, проникая одна в другую и образуя новый поток – вниз по Лафайет, навстречу мне. Пространство заполнялось непроглядным фиолетовым туманом на высоту домов. Меркли уличные фонари, тускнели окна.
     Мотор неслышно работал. Я обречённо смотрел  на медленно приближающуюся волну, но страха не было. Я верил Смиту: всё должно было как-то закончиться!

               
                34

       Надо же, год прошёл с тех пор, как я задумал написать эту историю....
       Странно, я сам уже так устал писать это всё, как вы, наверное, читать! И пора бы, действительно приплыть к какому-то берегу. Но что-то подсказывает мне: не спеши. И я не спешу, просиживая часами за компьютером, сутками листая книги и думая, думая, думая... 
         Нервно трепещет Ася, ведь я не работаю,  но пока тяжёлая артиллерия в ход не пошла, и я могу наслаждаться полубогемным существованием.
       Утро. Кофе. Прогулка с Люськой (ах покакала, или нет? – звоню Асе на работу и сообщаю ) по району. Завтрак (обед?): колбаса, бекон, лук, перец, помидор – всё обжарить и забить туда 5-6 яиц...
       Интернет.
       Форумы.
       Меня не любят, но интересуются, и всё норовят кольнуть. А я обкатываю свои «крамольные» мысли, ибо чего в сегодняшнем перевёрнутом мире может быть крамольно!? 
         Всех их бесит идея возвращения на Родину.
          Самое смешное, что я тоже понимаю: нет той «Родины», ушла в небытие вместе с молодостью.  Ностальгия эмигранта, зачастую,  -  тоска  по молодости, только в этом надо честно признаться.
           А время идёт. Текст стоит и издевается. И просчитан сюжет до конца, но шкурой я чувствую – не то, не то! Должна появиться какая-то странная закорючка, клякса, возможно, случайная, но без неё – становиться ясно – никак, рассыпается всё без неё!
           Развлекаясь как-то на сайте «одноклассники-ру» я вдруг обнаружил, нет, не друга и даже не знакомого... Просто, полтора  года мы учились в одном классе.
С фоторафии на меня смотрел пожилой солидный мужчина среднего достатка с налётом интеллигентности . Я ощутил себя шаловливым пацаном на его фоне и тут же порадовался за себя.
        Я только приехал в Минск из Бреста и мне, подростку, адаптация в новой школе давалась напряжением жил.  74-й год был, суровое время для подростка в Минске.  Отличников ****или ногами местные бандиты-двоечники прямо перед школой. А он отличником был, этот паренёк из прошлого, но вот в друзьях имел всю эту шпану, и его не трогали.    Было это неприятно и, мне казалось, подло.
           Я написал ему записку, не надеясь даже, что он меня узнает. Узнал. И поведал о смерти Игоря Янковского, с которым я дружил до самого выпуска, а когда его забрали в армию, мы даже переписывались...
          Повесился Игорь два года назад.  Я так не могу понять, что же меня, закалённого смертями близких, так взволновало?
         Верёвка?
         Верёвка тоже преследует меня всю жизнь. Первой была бабушка Зина . Надо будет у деда спросить – встречаются ли они там, в раю, или всё-таки висельникам туда дорога заказана?  Потом, повесился Игорь Поглазов, сын Веры и Валика из Миллуоки.
          Теперь вот – Янковский.
          Кем он был для меня в последнее время, Игорь Янковский, друг далёкого отрочества?  На большой перемене, или когда мы прогуливали урок, к нему можно было зайти покурить. У него я впервые записал пластинку Маккартни «Рэд роуз спидуэй».  Гитара, записи, первое вино в трудовом лагере, фотография... Нормальными мы были пацанами.
          Как все.
           Безответно мы вместе любили Ленку Судникович, и когда Игоря провожали в армию, она пришла на проводы. Мы танцевали до утра и впервые целовались.  Ленка много пила водки. На ней была  плотно облегающая тело кофточка и поэтому сиськи её казались большими. Танцуя, она водила сиськами вверх-вниз  так, что у меня  встал  ***.  А потом я посмотрел под ноги и увидел  дырку на её чулке, как раз на большом пальце ноги. Хуй упал, и эту дырку я почему-то с неприязнью вспоминаю до сих пор.
        Игорь ушёл в армию, писал письма с какого-то сраного Севера,  а я начал встречаться с Ленкой. 
        Любил её, дуру.
         И сейчас, наверное, ещё люблю. Конечно, не  эту маленькую тётю с Динамовского вещевого рынка с золотыми зубами... А ту, которой, возможно, и не было в природе...
       Но дело не в апокрифических воспоминаниях, не в сетованиях, мол, почему ни кого не оказалось рядом, нет, тревожит меня именно моя собственная привязанность этими тремя верёвками к непонятному для меня року, которое можно было бы называть стечением обстоятельств, если бы не очевидное подталкивание в спину, правда неясно еще, куда и зачем... А, может, это и не надо знать?   Парень наверху изощрен, чего его постигать? Расслабляйся – и плыви по течению!
         Вдруг я с отчётливой ясностью понял односторонность и неповторимость событий, их взаимопроникающую взаимосвязь и зависимость одного от других.   Но попробуй, вспомни сейчас длинные рассказы  деда Вини о плене, войне и вообще жизни!  А ведь я всё собирался взять бутылку, посидеть, потолковать с дедом, записать всё на магнитную ленту –  нет, не посидели. Всё было некогда.  Некогда было съездить на родину деда, хутор Узгодье под Пуховичами, где бегал мой дед ещё босоногий и безусый.  Я упустил напрочь речи и высказывания Кима и  даже то малое, что было в моих старых записках где-то похерено, либо сожжено на даче, а может быть, и дожидается на антресолях чужой квартиры, где мы жили несколько месяцев до отъезда в США.  Я упустил совершенно бездарно биографии родителей, вот и свою собственную упускаю, если не напрягусь и не напишу то, что беспокоит и тревожит сегодня. Ведь день завтрашний сулит новый взгляд на мир, память самостоятельно стирает несущественное для её, памяти, взгляда и ты вновь оказываешься перед чистым листом бумаги, так и не успев завершить начатое...
         А по возрасту ты всё ближе и ближе приближаешься к своим умершим предкам и рано или поздно, примкнёшь к ним.
        Что ещё?
         Верёвка давно не будоражит  моё воображение, и я забыл, когда, не понятно от какой тоски, я пробовал примерить её на себя. Даже в худшие мои времена, подыхая от алкогольного токсикоза в полном одиночестве, в подвале  говорящего  Гришкиного Дома я  был  существом скорее жизнеутверждающим, ибо боролся. Трижды, трижды я был услышан Парнем на верху! 
          Помните, как Буратино ел вкусную луковицу? Так было однажды со мной. Я поскрёб по сусекам. Нашёл полпачки гречневой каши и луковицу. И обречённо уже было начал эту бурду готовить, как вдруг...  Оно всегда «вдруг», и потом ты не поймёшь никогда – случайность, или тебя услышал Парень..
         Как вдруг раздался телефонный звонок, и мне привезли 100 долларов! Хочу заметить,  это  были ещё  ТЕ  доллары, на них ещё кое-что можно было купить!
         Когда эти 100 долларов кончились, и я отмучался ещё один раз, другой человек привёз мне ещё 100 долларов.
         У денег есть отвратительное свойство: они кончаются.
         Когда я в 3-й раз уже почти вслух молил о чуде, Парень явил чудо: он прибрал к Себе старушку, которую смотрела Ася в городишке Шерон под Бостоном, и отправил Асю восвояси, в Нью-Йорк, выхаживать меня...
         Она отвела меня тогда, синего и грязного к Чифу Уангу, китайцу, и мы ели, ели и ели эти волшебные китайские блюда, которые сам, не будучи китайцем, никогда не приготовишь...
           Господи, я прожил в этом заточении всего лишь 3 месяца!
           А казалось – жизнь!
           Прожив более чем пол жизни, шкурой начинаешь ощущать глубинную  верность  прописных истин.  Ведь за приливом всегда будет отлив, за заходом  солнца – восход. Откуролесит месяц в небесах и встанет в Рамадан серпом, рожками вверх, и яркая звезда будет при нём... Время жить, время умирать... Ах, и про камни вспомнить? Нет уж! Прочитайте-ка лучше это: «улыбок тебе дед макар»!   Прочитали? А теперь прочитайте задом наперёд!
          Я это вот к чему.  Помните крылатое народное выражение, что мёртый лев, лучше живой собаки, или даже пусть наоборот – живая собака лучше мёртвого льва? Так вот всё это фигня, оказывается! Вот как оно в оригинале: «...псу живому лучше, нежели мёртвому льву» . Вот так-то, братцы! И это так же верно, что количество переходит в качество.  Куча дерьма – это мина. А вот миллион куч – это уже канализация большого города.
            Я долго недоумевал: почему же так легко начатый текст вдруг встал костью поперёк горла и не хочет двигаться, и вдруг до меня дошло! Объём исчерпал себя и просто давно нужно было поставить жирную точку и написать слово  КОНЕЦ!!!
             Да, да, да!!!

                КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ


               
 
                35 (Люська)


           - Гафффф!!!