Ко мне зашел друг Вадька Шарыгин. Не то, чтобы друг, а так приятель. И даже не приятель, а просто сосед. Он всегда приходит ко мне, когда я очень занят. Он словно чувствует, когда мне меньше всего хочется принимать гостей. Но я уже давно привык к его несвоевременным визитам, поэтому и стараюсь не обращать на него внимания. В свою очередь Вадька, живя рядом с писателем, то есть со мной, считает себя знатоком литературы. Поэтому себе он отводит роль независимого критика.
Бухнув с порога: - Привет! – Вадька уселся на диван напротив меня. Я кивнул ему в ответ и продолжал писать. У меня был срочный заказ из редакции. Вадька скроил снисходительную мину и уставился на меня. Для него труд писателя не являлся чем-то сложным. Пиши себе и пиши. Сам-то он работал в нашем ЖЕУ и по слухам числился сантехником. Но, я готов был поклясться, никто из жильцов никогда не видел его за работой. И если у кого-нибудь возникали проблемы связанные с канализацией или водопроводом, тут Вадька проявлял поистине чудеса дипломатии. Слова Соломона «Все пройдет» были для него руководством к действию, особенно когда нужно было пробивать засорившуюся канализацию. И мудро рассудив, что лучшее – враг хорошему, он складывал инструмент и с достоинством покидал растерянных жильцов. У прорвавшей трубы он мог часами сидеть в раздумье, глядя на беспрерывный поток воды. Неизвестно, какие мысли посещали его в такие минуты. И если бы ни настойчивые уговоры жильцов, думаю, он бы непременно создал бессмертное хайку. Но народ попадался большей частью далекий от поэзии, поэтому Вадька крайне расстраивался и наотрез отказывался устранять аварию. Обезумевшие жильцы бросались звонить в различные частные фирмы и платили огромные деньги за починку своих труб и сантехники. Тогда Вадька обиженно пожимал плечами: «Ну, если им денег не жалко…»
Вадька сидел напротив меня, и его лицо красноречиво выражало отношение к моей профессии. Мне некогда было обращать внимания на нюансы настроения своего непрошенного гостя, поэтому его укоризненные покашливания я попросту игнорировал.
Наконец Вадька не выдержал:
- И много за это платят? – вяло поинтересовался он.
- Хвата-ет, - немного нараспев ответил я.
- Н-да, - в тон мне потянул Вадька, - и много пишешь?
- Угу.
- И не надоело?
- Нет.
- А про че пишешь-то? – Вадька явно был настроен на диалог.
- Про жизнь, - ляпнул я, что бы отвязаться. Но не тут то было! Вадька оказался большим знатоком этой самой жизни и с готовностью предложил мне свою помощь. Я замотал головой, но было поздно. Вадька совершенно с серьезным видом подошел к столу и стал просматривать исписанные листки.
Я немного заволновался:
- Смотри, не перепутай!
- Да, ладно, не боись. Че, я не понимаю?
Вадька углубился в чтение, время от времени критически хмыкая.
Минут через семь, устав от процесса чтения и от неудобной позы, в которой он находился, Вадька потряс текстом перед моим носом. Я перестал писать и поднял голову.
Польщенный моим вниманием, он с большим темпераментом продолжал трясти листками:
- Ты только не обижайся. Я тебе, как друг говорю. Тебе ж никто правды не скажет.
Я пропустил его высказывание мимо ушей. Переживая за рукопись, все свое внимание сконцентрировал на непредсказуемых движениях Вадима. Судя по всему, его посетило вдохновение.
- Я так тебе скажу. Не можешь писать, не пиши. Вот смотри, как тут у тебя: «…его сильные рабочие руки крепко сжимали лом. Движения были точны и размерены. С каждым ударом лома, он отваливал огромные пласты старой брусчатки…» Какие, такие пласты? Где это видано, чтобы брусчатку снимали. Сразу закатают асфальтом и готово! Потом, чтобы движения были точными, нужно хорошо подготовиться, перекурить как следует. А где у тебя тут про перекур написано?
Я молчал, не зная, что возразить. Вадька перевел дух. Глаза его блестели. Он продолжал:
- Тебе бы рассказик какой-нибудь написать. Характер героя развернуть. А то у тебя какие-то описания. Птички-бабочки всякие!
- Я про бабочек не писал. Я о реконструкции старого города ...
- Ну, это я образно, - перебил меня Вадька. – Кому, спрашивается, интересно знать, какие глаза у прораба.
- А что, по-твоему, интересно?
- Интересно, какие слова говорит прораб тому дурню, который ломом орудует.
Вадим явно был в ударе. И я уже решил, что сейчас он начнет цитировать того самого прораба. В этот самый момент он зацепился ногой за шнур. Красивая настольная лампа – подарок коллег на юбилей – упала на пол. Плафон вдребезги разбился. Падая навстречу лампе, Вадим, бросил исписанные листки, которые веером разлетелись по комнате. Опрокинул подставку с карандашами. И при этом умудрился спихнуть со стола стопку чистой бумаги, приготовленную мной для работы.
Я стал собирать листки, раня пальцы об осколки настольной лампы. В это время Вадим поднялся со стола и наступил мне на руку. Я вдруг почувствовал непреодолимое желание высказать свои мысли с применением нелитературных выражений.
Вадим моментально уловил мое настроение. Сразу принял виноватый, я бы даже сказал, скорбный вид.
- А я еще хотел двадцатку у этого паразита занять – грустно произнес Вадька., глядя куда-то в угол комнаты.
Я бросился к вешалке, схватил свой пиджак и стал судорожно выворачивать карманы. Во внутреннем кармане, я нашел две помятые десятки.
- На, проваливай! Мне работать надо.
Он, не глядя, сунул деньги в карман.
- Зараза ты, - с болью и безысходностью в голосе заявил Вадька. – Зараза и есть. Я к тебе со всей душой, а ты… Эх!
Мне стало стыдно. Он грустными глазами оглядел мою комнату, словно прощался навсегда. Потом плюнул и вышел, хлопнув дверью…
К сожалению не надолго. До следующего дня.