Я видел закат солнца. Мы стояли на плацу. Стоял август. Атмосфера днем была напряженной, а потом разродилась ярко алым закатом. Облака, подсвеченные и просвеченные снизу, создавали впечатление недорасплавившейся субстанции. Именно так: как будто что-то брошено в расплав атмосферы и вот-вот расплавится. Впереди рисовался абрис недалеких гор, которые в проходящем свете заката потеряли все свои внутренние картинки. Закат закатов, как сказали бы древние. На ум пришла легенда о Фаэтоне. Вполне приемлемая на базе увиденного.
Шла вечерняя проверка и подготовка к смотру. Несмотря на то, что сапоги были начищены, а может и благодаря этому, пыль не оставляла нас в покое. Мы стояли с Виктором и вполголоса переговаривались между собой. Даже не вполовину голоса, а в его четверть. Говорили о том о сем, перекидывались репликами. Мы уже прошли полгода службы и все было в устоявшемся режиме. Я был призван в Архангельске, он, дитя казахских промышленных ландшафтов, из Ленинграда, куда он попал уже не помню как и почему. Вообще наша часть военных строителей состояла из призывников Ленинградской, Архангельской, Мурманской областей и Карелии. Я сам призывался из Архангельска, хотя при определенном матримониальном раскладе мог бы и из Ленинграда, да и вообще не призываться. Но ничья история не знает сослагательных наклонений, ни общественная, ни частная.
По окончании института я попал по распределению в родной Архангельск и поначалу томился в Службе портового хозяйства. Не то чтобы работа мне нравилась. Но работу я начал с того, что перечитал журналы, которые оставил мой предшественник (и хороший, даже очень хороший знакомый по институту Андрей) в частности там была напечатана «Дама в очках и в автомобиле с ружьем». Потом была шефская уборка сена в Красноборском районе и неожиданно теплый кусок лета. Потом я пытался сделать что-то полезное в работе и даже это немного получалось. Но все было как-то…без драйва. Т.е. не очень интересно для молодого еще человека. Была такая обязанность: информировать Москву о состоянии (работоспособности) кранового хозяйства. Дурнее придумать что-либо было очень трудно. Я обзванивал родной Архангельск, неведомый Котлас, далекий Великий Устюг и совсем загадочный мне Сыктывкар. И везде мне что-то врали и я это вранье передавал дальше в Москву, в Министерство речного флота. Однажды с криками «Старицына вызывает Москва!», меня искали по пароходству. И я решил уж дождаться армии и там видно будет. Обратите внимание, в голове не было «закосить» или что-то еще. И из моих знакомых «косарей» было не очень много, я даже и вспомнить то их не могу. Т.е. одного могу, но это очень отдельная история, не имеющая отношения к данному повествованию. Но почему-то меня осенью не призвали и я решил перейти на другое место работы, на район. Сейчас его уже нет, а тогда он был весьма прибыльным перегрузочным районом Архангельского речного порта. Занимались мы перегрузкой навалочных грузов, у нас было четыре крана и работы хватало. Шел я на место моего бывшего однокурсника, который, женившись, уехал в Ленинград.
Вакансия была, желание было, и я пошел прямиком к начальнику порта. Тот огорошил меня вопросом типа «какого черта ты идешь на район?» и так же неожиданно добавил, что это правильное решение. Кажется, в конце он поставил восклицательный знак. После недолгих дебатов с руководством пароходства, я был отпущен с миром. Поддержал меня в этом, как ни странно, мой начальник, В Киселев за что ему отдельное спасибо.
И я окунулся в производственную жизнь. Она не была сладкой, но зато драйва там было хоть отбавляй. Представьте себе человека одетого в некую тужурку с меховым воротником, в валенках с калошами. Это я зимой, едущий на работу через весь город. Пожалуй, это было единственное место работы в моей жизни, до которого я добирался только на транспорте. Добираться надо было с одного конца города на другой. А если учесть, что наш город имеет в поперечнике ну максимум 45 минут хода, то в длину он вытянулся на приличное расстояние. Транспорт тогда ходил не важно, но трамваи были. Проблемы были с автобусами. Хорошо если попадешь. Очень часто приходилось испытывать давку. Обедали мы в столовой соседнего складского хозяйства. Едой там мягко сказать не баловали. Но в целом, внутри себя, я испытывал определенный комфорт. Работа была живая, и ощущал определенную пользу от своих каких-то усилий.
Но всему приходит конец и меня весной стали призывать в армию. Имея определенный физический дефект, я не мог и не рассчитывал на что-то исключительное. Да мне было и все-равно в определенной степени. Я был фаталистом в этом смысле. В результате меня определили в какую-то команду, не объяснив назначения этой команды. Мы еще прождали трое суток на сборном пункте. Я отлучался и исправно приходил обратно, внося, видимо сумятицу в материнское сознание методом прощаний и неожиданных встреч. Наконец, «Прощание славянки», неуверенный марш на ж/д вокзал т погрузка в плацкартный вагон по маршруту Архангельск-Ленинград. В купе, против обыкновения, нас разместилось 6 человек. Т.е. на третьей полке, там где обычно размещались нехитрые спальные принадлежности в виде матрацев, спали будущие защитники Родины без всяких спальных принадлежностей. Именно тогда мне пришла в голову мысль, которая рефреном я повторял в дальнейшем «ну уж хуже этого быть не может».
Пройдя цепочку Московский-Метро-Финляндский, наша команда, никого не растеряв, направилась в Знаменку.
Диалог в электричке:
- Ребята, вас куда?
- В Знаменку..
- А-а-а, значит в танковые войска
Прибыли в Знаменку поздно вечером и долго ждали машины. Наконец подъехали огромные Уралы и нас посадили в кузов. Так я в первый (и в последний) раз перемещался по всем уставным армейским правилам перевозки. Т.е. на скамьях, как положено.
- Ну,- думаю,- нормально. Армия все-таки.
Затемно приехали в часть и нас разместили прямо в библиотеке на полу, как придется. Библиотека была частично без окон, хорошо, что на полу был линолеум, а то бы совсем замерзли. Проснувшись, мы наскоро перекусили тем, у кого что оставалось и строем отправились получать форму.
Надо сказать, что с кем бы из прошедших армейскую службу, я потом не разговаривал, все в один голос говорили, что их привели в баню, дали на помывку 15 минут, но, как правило, управлялись все быстрее, т.к. мыться холодной водой удовольствия мало. Поэтому мы если и не пулей вылетали, то уж точно не задерживались. Из-за этого внешне все казалось происходило стройно и организованно. Подгонка по размерам не заняла много времени. Как то свои размеры все знали и довольно удачно все это было надето.
Вообще я обратил внимание и в дальнейшем, что я не испытывал принципиального или какого иного дискомфорта при ношении солдатской формы. Все-таки это выработано веками. Ничего лишнего, все предельно лаконично и функционально. Не жмет, не трет. С портянками, как ни странно, у меня никогда проблем не было.
После переобмундирования, именно так называется этот процесс, нас накормили завтрако-обедом. Потому что по очередности это был все-таки завтрак, а по времени далеко за обед. И мы, наконец, отправились к месту, как нам казалось, дислокации.
Прибыли мы в палаточный городок, классический вариант армейско й обустроенности, бодрости духа, ежеутренней зарядки и вообще «пуля дура, штык молодец!». Палаток было много. Они стояли стройными рядами. С буржуйками, как полагается.
Утром подъем, пробежка, умывание и чистка зубов в протекающей мимо речке, нетяжелый завтрак. Здоровый образ жизни.
- Можно жить,- подумал я.
Завязывались знакомства, разговоры, кто, откуда. Наше отделение подобралось на редкость дружным, как потом оказалось. Отцы-командиры как то не отложились в памяти в тот период. Хотя уже и начали запоминаться.
Диалог:
- Веня, а бывают звания при котором на одном погоне 4 звездочки а на другом 3 ?
- Да нет, Саша, такого не может быть !
- А я говорю: бывают. Сам видел!
- Покажи, не верю.
После недолгих маневров по палаточному пространству мы обнаружили офицера и действительно на одном погоне у него были 4 капитанских звездочки, на втором 3 плюс след от четвертой. Видно он «забыл», что погона бывает два. Это несложно, если рассматривать пищу в основном как закуску. Потом выяснилось, что это был наш замполит и он «это дело» очень уважал.
Наши части были набраны из призывников, как я уже говорил, Ленинградской, Мурманской, Архангельской областей и Карелии. Причем, только в палаточном городке, мы догадались, что мы стройбат или инженерные войска (разница есть!) , хотя по-прежнему информация о нашей будущей судьбе была закрыта. Шёл май 80-го и обстановка была та еще. Ещё дымились руины дворца Амина. Конечно, поселилась в голове мыслишка, вот хорошо бы тут в Ленобласти и остаться и служить себе. Палатка, чистый воздух, ласковая речка под боком. Странно, но почему то всегда думается только на хорошее.
Через некоторое время, дня через два, три (а в армии это приличный временной отрезок) стали появляться разговоры…. Что поедем, а куда…неизвестно.
Однажды нас построили общим гамузом и что-то там сообщили. В лесу акустика не очень. Позже выяснилось, что образовалось ни много, ни мало целое Министерство «Дальвостокстрой». Но тогда мы поняли, что образовались наши военные части. И разговоры о скорой отправке стали приобретать физические контуры. До этого вдруг неожиданно исчезли некоторые ребята, которые на гражданке были плотниками или имели какое-то отношение к этому делу.
Вдруг, однажды, как я помню, в 2 часа по полудни поступил Приказ сворачиваться и быть готовым в любое время сниматься. Ну нам что, только скатку свернуть! Все были готовы и не расставались со своими скатками, т.к, украсть ее могли запросто.
Ближе к вечеру нас собрали вместе, хотя мы никуда и не разбегались, некуда было просто. И стали грузить в уже знакомые по прошлым перемещениям Уралы. Однако, на сей раз все было как-то иначе. В кузов Урала вместилась целая рота ! С вениками и прочим барахлом. Я то сел на первую скамейку и уже было обрадовался, вот дескать как ловко я устроился. Но на меня, движимый волей старшины роты сел еще один боец, за ним еще, Какие-то веники в лицо и возглас старшины, который оказался еще выше этой пирамиды : «Лучше плохо ехать, чем хорошо идти!».
Плохо ехали мы около часа. Не знаю точно, т.к. часы к тому времени уже были украдены (во время переобмундирования. А и слава богу, они то отставали на двадцать минут, то уходили вперед на полчаса).
- Ну уж хуже этого быть не может,- подумал я.
Но действительность опровергла мои предположения…
В темноте нас погрузили в вагоны, которые попросту назывались теплушками. Точнее, слово «теплушки» относится либо ко временам Великой отечественной войны, когда они могли снабжаться хотя бы буржуйками, либо в этом слове заложена глубокая ирония, свойственная пережившему всякие лихолетия и от чужих и, в основном, от своих, русскому народу. Т.е. это был транспортный вагон, универсального назначения для разных грузов: насыпных, навалочных, пакетированных, скота и нас, солдатиков.
Здесь нервных людей я должен предупредить, что дальше начнутся не совсем приятные вещи для глаза, а если Вы читаете вслух, для уха.
Этот вагон предназначался для роты а это грубо сто человек. По обе стороны, с торцев, размещалось по взводу и в середине так же располагался взвод. Я был в первом взводе во втором отделении, значит, мое место было в торце вагона на средней полке. Не совсем плохая позиция. Самое скверное было у первого отделения второго взвода. Они спали практически на полу рядом с дверьми. Были устроены какие-то проходы между частями вагона, но я не припомню, например, чтобы мы ходили на «ту сторону» вагона.
Эшелон двигался не очень быстро. Не то чтобы железная дорога была неповоротлива, а все-таки это был внеплановый состав и под него надо было освободить пути, коридоры, стрелки и что там у них еще. Поэтому Ленинградский узел мы покинули через сутки. Сутки мы ехали вокруг Ленинграда.
За это время, извиняйте, справить нужду было просто негде. Вопрос о долготерпении человека вообще сложный. Пару человек пришлось потом откачивать. Но когда мы при были на станцию Сокол через пару суток и стоянка была аж 45 минут, мы изгадили эту станцию вдоль и поперек в однообразно желтое, от однообразной просяной каши и в общем невкусное. Это была главная проблема.
Пока ехали развлекались как умели. Денег не стало сразу. Наш Замполит их забрал еще в палатках, сказав, что так сохраннее и вообще это на сигареты вам же. Справедливости ради надо сказать, что сигареты ребята потом получали, однако смутное подозрение закрадывается в меня, что их количество не соответствовало сделанным инвестициям.
Разучивали совершенно дурацкую песню о том какие настоящие солдаты эти военные строители, несмотря на то что у них вместо автомата такой «гражданский мирный мастерок». Рефреном было : «Военные строители-ребята, ребята работящие, Военные строители- солдаты, солдаты настоящие !» Ни до, ни после я этой песни не слышал.
Интересным развлечением было угадывать а куда мы едем. Объектом пристального изучения была карта погоды из газеты Известия. Но нас интересовали не изохоры, изобары на прямоугольнике 5 на 10, а города, через которые мы едем. Вот проехали Вологду, замечательно ! Вот Кострому. За стенами вагона уже была настоящая весна. В Средней полосе перла зелень из всех щелей и для северного человека это вообще уже было лето. А мы проезжали мимо и мимо этого великолепия непонятно куда. Главным вопросом, который мы задавали этой карте поедем мы через Челябинск или Свердловск. Челябинск означал с очень большой долей вероятности, что нас отправят выполнять интернациональный долг, чего, признаться, делать никто не хотел. Свердловск говорил о том, что из двух зол меньшее все-таки предпочтительно.
Наконец проехали Свердловск ! Значит, едем в Сибирь. Тут-то и возникло слово Улан-Удэ. Состав набирал ход, движения его становились все более ритмичными. Условия, в которых мы жили, стали приобретать бытовой оттенок. Мы перезнакомились, понарассказывали о себе нужного и ненужного. Стали возникать какие-то группировочки, какие-то натянутости, т.е. толпа стала приобретать черты коллектива. За Уралом снова становилось холодней, а после Красноярска стало совсем холодно. Проехали станцию Тайга. Если от нее на Север- Новосибирск. Станцию Зима, воспетую Евгением Евтушенко, но мало примечательную чем-то из проема теплушки.
Наконец Иркутск и знаменитый Байкал. Все-таки в теплушке были кое-какие окна и мы могли наблюдать незнакомые нам красоты. Так я впервые увидел подснежники, как-то до этого никогда не видел. Увидел как цветет на сопках багульник. Незабываемое и красивое зрелище. Вся сопка в розовом ! До этого я думал, что это типичное песенное преувеличение.
Короче до Улан-Удэ добрались ровно через 10 суток.
Кстати, пока мы ехали, мы отправляли письма о том, что с нами все в порядке и т.д. Однако, ни одно их этих писем не дошло, несмотря на то что мы, понимая, что письма могут быть изъяты цензурой или еще кем-то, запечатывали их в цивильные конверты, просили гражданских, в основном пожилых женщин, бросить их в почтовый ящик и использовали тому подобные ухищрения. Ни одно письмо не дошло.
Но я чуть не забыл сказать, что я подумал: «Ну уж хуже этого быть не может!»
Улан-Удэ встретил нас снегом и ветром. Было утро. С одной стороны сопки, с другой стороны они же. Нас погрузили, без вариантов, в Уралы и привезли на место дислокации, уже ближе к вечеру. И когда мы вошли в палатки, который рассчитаны на один взвод, а те в сою очередь располагались в чистом поле, покрытое какой-то пылью, тут то я и понял : «ну все, п…!»
Однако все еще только начиналось.
Как я уже говорил, разместились мы в палатках. Это большие палатки с неким утеплителем, напоминающим байку, но все равно осенью и зимой было очень холодно. Поэтому стояла печка. Печки делались из каких-то подручных средств, т.е. сделаны были крайне непрофессионально. Поскольку мы были строителями и трудились мы на каких-либо объектах, где , как правило, была сварка, то изготовление печек не составляло труда. Печки иногда являлись причиной возгораний. Однажды это случилось ночью у меня на дежурстве. Интересно, что при сигнале тревоги и громких криков «пожар» никто особо и не среагировал. Даже старшина роты. Если бы не потушили…Каждый при этом спасался сам как мог. Слоганом нашего замполита, который все-таки оказался старлеем, а не капитаном, было: идешь с объекта- прихвати что-нибудь для роты. И в глаза так смотрит. Это, чтобы лишних вопросов не возникало о статусе социалистической собственности.
Мы, как могли, сохраняли нравственность, но, находясь между двух огней, старались выбирать тот, от которого можно было обжечься с наименьшими потерями. Это более-менее удавалось. Справедливости ради надо отметить, что отношение к собственности вообще и к социалистической в частности, было своеобразным. Пословица «все вокруг колхозное, все вокруг мое» имела много смыслов и ирония не была доминантой. Но тянули, как это было принято, из одного гос. кармана в другой го.карман, т.е. краска с предприятий, которой были покрашены стены в казарме, не создавала проблем в общем масштабе. Конечно, что-то перепадало и офицерскому составу.
Питались мы в целом неплохо. Т.е. поначалу был «полный отстой» и дело дошло даже до акта массового неповиновения в смысле приема пищи. Еда на первых порах представляла из себя растворенные картофельные хлопья с элементами свежей картохи. Если бы я был писателем-фантастом, непременно сравнил бы это с Солярисом. В нечто студенистое были помещены редкие островки непонятной субстанции. В качестве создания некоторого вкуса, подавались некие рыбные консервы, типа частика в томате. Других почему-то не помню. Затем командира части заменили, и питание изменилось как по мановению волшебной палочки. Поначалу еда стала приобретать съедобные вкусовые оттенки, а впоследствии стала просто очень и очень приличной. На завтраки мы получали масло, на обед всегда были салаты, первое, второе. Было мясо. За время службы приходилось встречаться со связистами, железнодорожниками. Когда мы им говорили о нашем питании, они неприкрыто нам завидовали. В этом определенно заслуга нового командира.
К слову сказать, он не был каким-то начетчиком, резонером, или что-то в этом роде. Однажды он вытащил меня из комендатуры, которая славилась своей жестокостью и ввиду дефицита рабочих рук особой «любовью» к строителям, особенно военным, в силу своей специфики. В его поведении не было какого-либо пафоса или превосходства, даже позволял иронию по отношению к себе. Он добросовестно делал свое дело. К стыду своему не помню его фамилию, имя-отчество. А зря! За простецкой, не видной, отнюдь не героической внешностью и будничными негероическими делами скрывался тот, про которого с полной уверенностью можно сказать «отец-командир».
Чего нельзя было сказать о замполите части. Он был полной противоположностью командира. Понятно дело, замполитов не выбирают, их назначают. Это был человек постоянно готовый показать свое превосходство. Доказательствами при этом он себя не обременял. Как только, по тем или иным причинам, какая-нибудь рота оказывалась впереди по производственным показателям, перед строем объявлялось, что рота такая-то впереди планеты всей: командир такой-то, замполит такой то, комсорг роты такой-то (в частности Ваш покорный слуга). Как только какой-то показатель падал, перед строем все объявлялось с точностью до наоборот. И не было в это время людей хуже чем командир роты такой-то, замполит такой то, комсорг роты такой-то (в том числе Ваш покорный слуга). Выражение лица его носило постоянно высокомерный характер, что, как известно, является признаком недалекого ума. Правда, это свое качество он старался не обнаруживать. Но свидетели говорили, что однажды в застолье он ни с того ни с сего запел какую-то дешевую блатную песню и сделал это ни к селу, ни к городу. Нельзя сказать, что у нас в части были идеальные солдатики, но и не дебилы. Как бы там ни было, идиотами никто не хочет быть и, так или иначе, люди стремятся к чему- то интересному. Мы как то сами организовали турнир по волейболу и я осмелился озвучить мечты личного состава, что хорошо бы форму для команд и т.д. Т.е. внести в нашу жизнь некие краски. В ответ мне, наивному, было указано на свое место и долго еще потом Замполит вспоминал перед строем эту мою выходку. Например: 3я рота не выполняет план, а комсорг роты Старицын о трусах думает, или в 3й роте дисциплина хромает, а у Старицына одни трусы на уме.
Начальник штаба был человеком равноудаленным как от вопросов производства, так и от службы. Был он человеком не злобливым, но и не мягкотелым. Было такое ощущение, что он держит дистанцию, понятную только ему одному. Я не могу припомнить каких-либо сколь-нибудь значимых эпизодов с его участием, хотя зрительная память рисует его портрет без больших усилий. Вся рутинная работа практически лежала на писаре, Саше Р. В его обязанности входило в том числе и раздача масла на кухне перед завтраком. Когда масло по каким-либо причинам оказывалось не достаточно, его инструмент, представляющий из себя маленький круглый стаканчик на ручке держателе работал особенно ловко. Был он из неудавшихся монахов. Вид имел достаточно отрешенный для условий армейской жизни. Когда никого вокруг него не было никого в пределах его видимости, он пел свои православные песни. Пел он хорошо, но я ни разу не слышал, чтобы он это делал для какой-нибудь маломальской публикой. Однажды, уже после года службы, он осмелился на отчаянный поступок: оформил себе отпускные документы и свалил себе в отпуск на 10 дней. Когда поняли, что это не побег, немного успокоились и стали ждать нарушителя. Дождались, но дела возбуждать не стали, ибо и самим бы попало. (Вообще одной из задач командира части, не только нашей, а и вообще, было свести к минимуму количество подсудных дел, так как это больно ударяло, да и сейчас ударяет по карьере не только командира, но и его окружения). Вернувшись, Саша Р предстал пред очи Замполита и несмотря на смиренный взгляд получил хороший нагоняй. После чего я был вызван к Замполиту, буквально снят с машины, которая отправлялась на объект, и мне было приказано принимать писарские дела. Неожиданно для себя я проявил некоторую смелость и как мог отказался от оказанной мне чести, ссылаясь на то что я старший механик стройки и без меня никак. Видимо Замполит не хотел связываться с более высоким начальством и отпустил меня с миром. Благодаря чему я получил некий выходной. Покалякал с моим другом Виктором М, попил чайку, профилонствовал, одним словом. Вы ждете что я скажу, что потом я масло ел вволю. Нет, хотя и мог бы.
Наш командир роты, капитан Зволь, был не так чтобы разговорчивым человеком. Т.е. зря на ветер слов не бросал. При своем не очень высоком росте, он обладал изрядной физической силой, и испытать эту силу не хотелось никому. Отношения он со всеми поддерживал ровные и перед начальством спину не гнул, и к солдатам лишний раз не привязывался. Хорошо помню эпизод с его участием. На побудке вбегает прапорщик З. и начинает поднимать личный состав, а никто не хочет этого делать. Все уже немного подзабурели, да и холодно, старались подольше сохранить в себе тепло. И вот он бегает между двухярусными кроватями, толкает их, кричит «Рота подъем !!! Рота подъем !!!», суетится, одним словом. Никакой реакции. Входит капитан и тихо так информирует: «Рота подъем». Я не забыл поставить восклицательный знак. Просто так и было сказано, буднично, без напряга. Но какова реакция ! Все повскакивали так, как показывают солдатские подъемы в кино про советских ракетчиков, которым надо срочно поразить воздушного нарушителя границы независимо от времени суток.
И в обыденной жизни он вел себя ровно. Однажды дал мне свою гражданку для того, чтобы я смог сходить в самоход. Понимал, что комендатура не дремлет. Хотя должен Вам сказать, что солдата одетого в гражданку видно невооруженным взглядом, как преподаватель без труда заметит ученика, который что-то там списывает. На Новый год, когда было построение перед Новым годом, один боец вывалился из строя в состоянии не вызывающем надежды, что он дождется боя курантов, капитан только и сказал, что молодец раз на командира падает и попросил всех беречь себя.
Внешность он имел самую что ни на есть бравую : офицерская выправка, прямой нос, курчавые черные волосы, усы, пронзительный взгляд помещался под изогнутыми бровями. Именно такой внешностью обладают классические киношные казаки. Ходил он так же, не суетясь, но каждый шаг его был как будто впечатан в поверхность, по которой он шагал, будь то просто земля или пол в казарме. В общем, образец того, кого называют настоящим русским офицером. Был он из строевых, да за какую-то провинность попал в стройбат. В армии это запросто. Он настолько располагал к себе, что уже в дальнейшем, встретив человека с его внешностью, который просился на работу, одним из позитивных мотивов принять его на работу была его внешняя схожесть с капитаном. И я не ошибся, как в дальнейшем показало развитие событий. И внутренне он оказался чем- то похож на моего капитана.
Про замполита роты я уже говорил. Это был в известной степени деятельный человек и по-своему к солдатам относился если и не по отечески, то по крайней мере зверем никогда не был. Он всю жизнь прослужил в строительных войсках и, судя по отдельным репликам, участвовал в основном в строительстве аэродромов. Он часто вставлял «когда мы строили капониры», «капониры» то, «капониры» сё. Он был рабом традиционной русской болезни и, видимо, поэтому продвижение по службе его глубоко тормознулось на старлее. Между собой мы его звали «замполитушко», так он внешне лицом и внутренне, с многослойной русской лукавостью и поведением, подходил под это прозвище. Впоследствии, он покинул нас на должность Замполита части и звание капитана, куда-то дальше на Восток.
Человека, сменившего его, я решительно не могу вспомнить. Худа от него не было, но и добра было не очень много.
Наш старшина роты был колоритной фигурой. Был он внешне грозный, но в душе, наверное, ранимый человек. Стычек с ним у меня не было никогда. На нем практически лежала дисциплина и внутренние ротные отношения. По крайней мере, возражать ему было непросто. Кончил он плохо. Но об этом чуть позже.
В нашей роте был еще помощник командира роты лейтенант Владимир, выпускник ЛИСИ. Мы довольно быстро, насколько это возможно в армии, учитывая все-таки разницу в званиях, сошлись и вели долгие задушевные разговоры.
Из наших соседей выделялся командир второй роты. Строевой офицер, капитан, он попал в стройбат по серьезной провинности, а именно утерю пулемета. Так говорили. Причем он за этим пулеметом нырял в прорубь, но Амур-река оказалась слишком быстрая и не собиралась отдавать что с возу, в данном случае с БТР, упало, вот он и «загремел». Солдат своих он старался держать в ежовых рукавицах и сам в себе поддерживал безусловно спортивную форму. Однажды зачем-то я, будучи дежурным по роте, заглянул во вторую роту и увидел такую картину. В Ленинской комнате, в казарме, командир проводил политзанятия, не доверяясь видимо своему замполиту. За столами, съежившись и уткнувшись как можно глубже в себя, сидели бойцы в ватниках и опущенных ушанках по причине мороза. Было действительно холодно. Между столов прохаживался Командир в гимнастерке и без головного убора и вещал: «Мороз на русского человека всегда оказывал бодрящее, тонизирующее действие». Тоже образ настоящего русского офицера. Он единственный из офицеров выскакивал на зарядку. Летом и осенью с голым торсом.
Помощником командира второй роты был лейтенант Саша, однокурсник Володи. Это был бойкий малый невысокого роста и себе на уме. По первому незнанию казалось, что он тоже боевой офицер. Но все-таки наверное не зря позакрывали военки. Не дотягивал. Тем не менее, мы как-то сдружились. Уже после года нашей совместной службы мы втроем решили вступить в партию. Воспользовавшись отсутствием замполита части, он подал заявление, а мы с Володей замешкались. Вряд ли теперь многим понятно, что такое было вступить в партию (КПСС, разумеется. Других тогда не было). Но тогда мы решили воспользоваться ситуацией и облегчить себе будущий карьерный рост. И вот он подал Заявление, прошел даже Бюро и хвастался перед нами, которые по каким-то причинам замешкались, этим достижением. Каково же было его разочарование (и наша плохо скрытая издевка), когда замполит вернулся очень для него не во-время и он не успел что-то там пройти. Тем не менее, мы не очень смеялись над ним, а просто организовали дружескую вечеринку.
Командир Первой роты был вообще почти моим ровесником, чуть старше, но на вид имел не менее сорока. Он так же не очень запомнился, несмотря на свою яркую восточную внешность. Однажды я увидел странную картину. В один из приступов параксизма укрепления дисциплины во вверенном ему подразделении (по причине трудного выхода из запоя), он заставлял всю роту стоять по стойке «смирно» причудливо изогнув корпус тела то влево, то вправо. Такого я и представить себе не мог.
Зато его лейтенант, так же выпускник института, был примечательным человеком. Из тех, что и мухи не обидит. По моему, на нем “ездили”, но человек он был чрезвычайно порядочный. Как то, когда я уже был настолько перед дембелем, что пил водку вместе с лейтенантами, редкое, кстати, явление и я к этому специально не стремился, он поведал свою историю. Он отслужил два года в армии рядовым и поступил в институт. Не помню, филиал какого-то Ленинградского института в Вологде и успешно его закончил. А так как этот институт и соответственно этот филиал имел «военку», то это дало веский повод военкомату призвать его вдругорядь без всякого зазрения совести уже офицером. Он почему-то не мог этому воспротивиться. Кажется, его напугали последствиями по партийной линии. Как-то из озорства я украл у него сухое вино, за что и повинился впоследствии. Он меня простил.
На следующий год по соседству разместилась еще одна воинская часть, из Казахстана. А по другую сторону из Грузии. Ребятки-казахи были в основном низкого роста, но чрезвычайно выносливые. Их отец-командир очень любил строить бани. Делал он это очень просто. Рядом с частью выкапывал соответствующую яму (надеюсь, вы не подумали, что он сам лопатой махал, хотя и мог бы), обшивал ее изнутри чем придется, ставилась печь, все это накрывалось крышей- все! Банька готова. Надо отдать ему должное, делал он это не только для своего личного удовольствия, хотя он был, естественно, большой любитель попариться, но для пользы своих подчиненных, в том числе и солдат. Удивительно, что такая маленькая баня, в плане 5 Х 5 пропускала всю роту. Не сразу, конечно, в разные дни, но все равно…Строил он эти бани где придется. Рядом с местом дислокации, рядом с объектом, где они работали. Там то я и мылся в этой бане вместе со своими сослуживцами. Это было наградой за проведение электрических работ в этой бане.
Пора отдать должное своим сослуживцам. Конечно, рассказывать про всех нет возможности. Бумаги, может, и хватит, а вот памяти едва ли. Начну с того, что наше отделение было самым-самым в роте. Все что-то из себя представляли. Начну, пожалуй, с Виктора М., с которым мы наиболее были дружны.
Сам он был из северного Казахстана, не то из Павлодара, впрочем, я могу напутать, из Павлодара были и другие знакомые, не то из Кустаная. Второе больше похоже на правду. Каким-то ветром его занесло в Ленинград, он там где-то работал и попал в армию по призыву. Он хорошо рисовал, интересовался всякими темами, более или менее относящимися к искусству, книгами и все такое. На этом мы и сошлись. Мы долго проводили время в разговорах, как в общих, так и между друг другом и, поверьте, это была отдушина, каких не часто и встретишь. Его талант, может быть и не выдающийся, но для тех условий безусловно выделяющийся, был быстро замечен и он был практически освобожден от каких либо производственных работ, о чем, признаться и не сожалел. Мы ему не завидовали ни в какой степени и, как ни странно, радовались за друга. Как, вы быть может помните, мы призывались в 1980м а это был юбилейный год рождения Вождя мирового пролетариата и как ни крути, хотя и праздник сам по себе давно прошел, это событие еще долго грело души политработников. На стыке этих течений, т.е. таланта и юбилейного куража родилась идея украсить стену Ленинской комнаты неким панно с изображением Ильича с энергично вытянутой вперед рукой и вокруг него различных атрибутов революционной ситуации, а именно традиционных матросов, рабочих и еще кого-то, учитывая место, можно предположить, что солдат. Что он и сделал, и сделал, надо сказать, искусно. Был и Ильич в развевающемся пальто и энергично выброшенная рука и пулеметы системы Максим и винтовки трехлинейки и люди разных сфер деятельности, кроме, разумеется, буржуев и интеллигентов. Все это было сделано в некоем революционно-модерновом стиле, так модном в то время. Произведение это жутко понравилось начальству, в первую очередь ротному замполиту, который уже предвкушал похвалу вышестоящего начальства, Замполиту части, которые так же наверное подумывал уж если не о материальных, то хотя бы о моральных дивидендах перед еще более вышестоящим. Начальник штаба никак на это не отреагировал. А командир роты капитан Зволь, по-моему, вообще это счел политиканством, но виду не показывал. Зато на это творение приходили полюбоваться командиры и замполиты других частей, глотали свои политические слюнки, и потихоньку начинали вести сепаратные переговоры с Виктором, дескать, и у нас типа этого, а ?. Но то ли тот был беззаветно предан части, то ли замполитушко его отчаянно ревновал, на сторону Виктор ничего не стал делать.
Итак, все это нарисовалось и потихоньку уже стало приедаться, как вдруг с быстротою молнии пронеслась весть об Очень Вышестоящей проверке. Градус ожидания замполитов резко возрос и этой показухой они надеялись, как минимум, снизить степень начальствующего гнева за показатели дисциплины, низкую вступаемость в комсомол и т.п. не очень красящие часть вообще и роту в частности явления. Все остальные воспринимали это как фатальное явление, т.к. , я забыл это сказать, проверка шла по политической, одним политработникам понятной, линии.
И он наступил, День Очень Высокой проверки. Естественно, все были на своих местах и я, как комсорг, должен был находиться рядом на случай отвода каких-либо лишних мелких молний. В нашу роту не вошел, а скорее ворвался Очень Главный Замполит, круглый, красный, энергичный и каким-то танком вкатился в наш ротный полит алтарь, т.е. в Ленинскую комнату. Взглянув на стену и то, что ее украшало, он так и зашелся непонятно в чем. Сначала все подумали, что его от восхищения хватит удар. Замполитушко уже видел маленькую дополнительную звездочку в большой рюмке водки. Однако нет. Реакция Очень Главного замполита была не то что не позитивной, а такой негативной, что его бы воля, он за такую крамолу всех бы расстрелял, да пистолета, жаль, рядом не оказалось. Его и без того не бледное лицо, покраснело до такой степени, что казалось сей же час лопнет, а крик, я не ошибся- именно крик, достиг таких высот, что казалось стены казармы и без того непрочные, рухнут немедленно. И рухнули, если бы частоты крика и колебания щитовых стен хоть в какой-то степени вошли в резонанс. Стоит ли говорить, что больше всего пострадал наш замполитушко? И надо было видеть презрение свиты Очень Главного Замполита, а еще большее презрение Замполита части, который, как тут же выяснилось, ничего не знал о происходящих безобразиях так как эта самодеятельность была намарана «буквально вчера». Выражение гадливости при взгляде на третью роту и замполита третьей роты еще долго не сходило с его лица. (Потом он долго вставлял, что комсорг третьей роты все думает про трусы, в то время как в его роте творятся безобразия, едва ли не сопоставимые с изменой Родине) Хотя, справедливости ради надо сказать, что это ему не очень помогло и ему тоже таки досталось. Зато это позволило отвести массированный удар от таких тем, как дисциплина, неуставные отношения и тому подобные неприятные для разговора вещи, которые, как правило, имеют более конкретные очертания.
Но вернемся к Виктору. После этого события ему было приказано замалевать все панно, на что Виктор никак не мог согласиться, так он матросов с рабочими и пулеметы с трехлинейками вырисовывал, что было откровенно жалко трудов. В конце концов, был принят политический компромисс и решено избавиться от главного виновника скандала, т.е. от фигуры Ильича, что и было сделано путем наступления на горло собственной песни и нанесения черной краски в пределах контура священной фигуры. Потом, люди, которые были далеки от такого рода творческих поисков недоумевали, а чего это тут слева матросы, там справа рабочие-солдаты а посередине стены нечто черное и бесформенное, своими очертаниями напоминающие некий разлом от потолка до полу находится.? К чему бы это?. Люди посвященные таинственно молчали или намекали на некоторое диссидентство Виктора. Болтуны расписывали все в каких-то невероятных подробностях. Я же говорю всё как было на самом деле.
Саша Д так же был моим закадычным армейским дружком. Собственно, наша тройка Виктор, Саша и я были неразлучны от первых дней до самого моего дембеля. Началось это с момента, когда мы с Виктором, оценив потрясающую теплотворную способность пухлячка Саши, старались на нарах разместится рядом с ним. Он хорошо пел, имел хороший голос, был отменным профессиональным сварщиком, что и пригодилось в дальнейшем. Собственно он был единственный в роте, кто обладал такой высокой квалификацией в сварке. Призывался он в Петрозаводске. Очень любил петь про Карелию, которая снится, а я ему в меру способностей подпевал. Естественно, он еще был и лучшим певцом в роте. Он единственный из нас уже был женат и у него был ребенок.
На всех объекта, где мы работали, он, как правило, был неким бригадиром сварщиков. В этой бригаде работал и я, да и почти все наше отделение. Кроме этого, как человек у которого было среднее образование, он был еще и комсоргом взвода, должность с ее правами и обязанностями еще более номинальная чем моя, комсорга роты.
Игорь К. на гражданке успел поработать на Судостроительном заводе одного их пригородов Ленинграда. Т.е. тоже уже имел довольно высокую квалификацию. Он хорошо играл на баяне, правда, до демонстраций этого не дошло, т.к. баяна у нас и окрест не было. Это нам не мешало. Как человек достаточно молодой, он все время позиционировал себя в одной ему известной позиции. У него была странная пружинистая походка, которая была призвана говорить о превосходстве ее обладателя. Взгляд его казался хмурым, хотя на самом деле таковым Игорь не был.
Вот так: взгляд отдельно, характер отдельно.
Каких либо экстремальных историй с ним связанных я не припомню. Правда, он был склонен к различного рода авантюрам. Так, например, он первый из нас закурил так называемую «дурь», которая в изобилии водилась в те местах. Непосвященным в это таинство он рассказывал впечатления от происходящих вокруг него событий. Это ему пришла в голову идея заменить водку на «дурь», поскольку первая доставалась с известными тратами времени и денег, в то время как вторая чуть ли не росла под боком. В конечном итоге внешне, со стороны человека трезвого, это смотрелось как плохой фильм про ни к чему веселящихся людей. Любое движение, не говоря уже о какой-то специальной провокации, вызывало истерический смех, доводящий до колик. Я думал они лопнут от смеха. Зрелище объективно отвратительное. Потом он рассказывал, что выкурив «косяк» он ощущает бешенный прилив сил. И это в самом деле было так, за ним в работе было не угнаться. Но потом (и он сам в этом признавался) наступал резкий упадок сил, настолько глубокий, что человек чувствовал себя как мочало, которым долго что-нибудь били. В конце концов он понял, что с этим надо «завязывать» и придумал сделать самогонный аппарат на одном из объектов. В результате получилось пойло, отвратительно пахнущее резиновым шлангом, через который и пропускали пары спиртоносящей жидкости, и на этом опыты по поиску альтернатив закончились. Мы перешли на корейскую рисовую водку, которая после экспериментов показалась нам очень даже ничего.
Он был единственный из нас, кто был удостоен отпуска за высокие показатели в работе. Съездив домой, он избавился от поразившей его какой-то загадочной местной болезни, вызывающей образование фурункулов на теле. Избавится от этого было просто невозможно. Меня как-то это дело обошло, но судя по другим, это доставляло настоящие мучения. Больничных, разумеется, никто не давал и люди так и мучались на работе и на отдыхе. Съездив же в родные места, он навсегда избавился от этой болезни как по мановению волшебной палочки.
Саша Зайцев, которого иначе как Заяц или Зайчик не звали, был настоящим гигантом. Несмотря на свою молодость, ему было чуть больше восемнадцати, и он был самый молодой из нас, он успел поработать на заводе и имел профессиональные навыки, за что видимо и попал в стройбат. А так ему бы в десанте служить. Впрочем, «десант» в то время почти был синонимом «Афгана». Это был добродушный великан, который надо сказать не использовал свою недюжинную силу во вред окружающим, даже тогда, когда впоследствии стал так называемым «дедушкой». Он больше тяготел к Игорю и был наперсником всех его начинаний.
Однажды он исчез из части и поначалу все подумали на побег. Но Игорь поведал, что это сыграли гормоны и Саша находится «в гостях» у одной девушки. Надо сказать, что девушка эта работала на раздаче в городской столовой, куда нас водили обедать, во время нашей работы на строительстве домов. И нет его и нет. Поначалу Игорь хотел это все скрыть, но я посоветовал все рассказать капитану. Что он и правильно сделал. Хоть успокоил командира. Решено было подождать. Кстати, еще одна картина стоит перед глазами. Эта девчонка что-то щелкает на кассе, на другой стороне столового зала стоит капитан, сверлит ее глазами и тихо (но весомо) говорит : « Куда дела Зайца?, Отдай Зайца» Это было произнесено еле слышно, но надо было видеть реакцию. Она как-то съежилась вся. Наконец Заяц появился в части и, пребывая в сомнениях, пошел сдаваться напрямик к капитану, ожидая неясно чего. Но капитан отнесся по отечески и попросил на будущее никуда не исчезать, не поставив в известность командира.
Очень интересен был Саша И. Он был типичным представителем молодежи, рвущейся из глубинки в богемку. Сам он был родом из Архангельской области, из глубинки, но проник в Питер и стал там наводить связи и прочее, потихоньку и не потихоньку фарцевать. Он был сторонником спортивного образа жизни, не курил и чурался спиртного. Поначалу, пока нас не захватила в свои железные тиски работа, поутру мы с ним делали пробежки. Он быстро окружил себя связями и весь дефицит, который невозможно было прислать в армию легально, мы получали через него. Делалось это просто. Он давал адрес своих местных гражданских знакомых и через них мы получали посылки. Часто это был какой-нибудь дорогой шоколад, спиртное, естественно не банальная водка и что-то типа этого, что могло привлечь внимание старшины роты или сержантов вплоть до изъятия. Здесь я должен сказать, что никто из нас не опускался до банальной водки в банке из-под сгущенного молока. И такое было. В банке проделывались две дырочки на противоположных сторонах, оттуда осторожно выливалось сгущенное молоко, затем банка промывалась, одна дырочка запаивалась, порожняя банка опускалась в емкость с водкой, оставшаяся дырочка аккуратно запаивалась, отправлялась в посылке и без труда обнаруживалась старшиной, потому что скрыть такое очень трудно. Все-таки текучесть сгущенного молока и водки была разной. Более легкая жидкость издает характерный звук, отнюдь не похожий на сгущенку. Какая-то пусть незначительная пустота оставалась. Наказание за это было самое что ни на есть примитивное, а именно конфискация нелегальщины без всяких там выговором и пресловутых нарядов. Я ни разу не пользовался нелегальными каналами, равно и такого рода контрабандой. Как то не понимал «А зачем?». Мне всегда приходили посылки со сладким и с пряниками. Вообще сладкое в армии хочется тоннами из-за резкого все-таки различия меню армейского и гражданского. Я нигде не ел так много конфет. Видимо там и подпортил зубы. А пряники, точнее колобки, пекла моя бабушка и она знала какой-то только одной ей ведомый рецепт, что эти колобочки доходили практически свежими ! Это через две недели и через всю страну.! Они пользовались огромной популярностью.
Саше И приходили не только всякие съестно-питные изделия, но и «гражданка» и он пользовался ею, особенно часто после года службы. Он был, так сказать, каналом с внешним миром. Он быстро разведал, где тут барахолка с ее многочисленными пушно-меховыми изделиями, шапками и унтами, одинаково «на шару» пошитыми. По-моему, его услугами пользовались и представители командного состава. Благодаря его стараниям нам удалось очень культурно отпраздновать Новый год. Его мы всем отделением отметили в каптерке, среди разных интересных дефицитных каптерских штучек. И представьте себе, что у нас была в роте развлекательная программа, т.е. каждое отделение должно было приготовить выступление, мы с Сашей Д организовали торты, надо сказать безвкусные по меркам гражданской жизни, ввиду использования в них маргарина, а не сливочного масла для приготовления кремов, но все же. А после построения на отбой, мы все и собрались в каптерке. Естественно, нам никто этого не разрешал, но и не особо запрещал. Благодаря усилиям Саши И у нас был ром Гавана клаб и настоящее шампанское. Недолго думая, мы приготовили коктейль из соотношения 50:50 и очень неплохо провели время. Никто не верит, но это правда: нам (десяти не юным человекам) этих двух бутылок хватило на два дня.
Был еще один очень интересный человек в нашем отделении. Серега И. Это был самый главный электрик. Т.е. все, что так или иначе было связано с электросетями, или, не дай бог со связью, все проходило через его руки. К тому же он был махровый романтик. Был он откуда то из-под Мурманска. Вообще, мы иногда шутили, что наше отделение обладает всем необходимым набором специальностей, причем на профессиональном уровне. Был у нас и плотник, и слесарь, и сварщик и электрик. При этом предполагалось, что возглавлял бы все это Ваш покорный слуга, «Старый, больной, лысый, но…мудрый»-, как говорил про меня Игорь, поднимая при этом вверх указательный палец правой руки для усиления эффекта от своих слов. Я не обижался.
Перехожу к Плотнику. Я на всякий случай не буду называть его имени, вдруг он уже добропорядочный человек, хотя и в то время не был каким-то г… Просто не вписался в армию. Это, к сожалению, бывает. Армейская гребенка не ломается, ломаются люди. Прошло уже более полгода службы, мы уже попритерлись друг к другу да и к службе. Плотник держался особняком , да и мы, если честно, особенно не искали с ним дружбы. Он где- то хороводился с другими ребятами, более ему подходящими. Кто против?. Как-то так случилось, что он решил бежать и таки бежал. Поймали его через две недели где-то под Новосибирском. Кажется у станции Тайга. Поймали и поймали. В конце концов его судил трибунал. Лейтенант Володя потом рассказывал, как это происходило. А там были в том числе и свидетели, солдатики так же из нашей части.
Судья: Расскажите рядовой Плотник, как это произошло
Плотник: Что произошло ?
Судья: Расскажите, как Вы оставили расположение части
Плотник: А я, товарищ …, не помню
Судья: Т.е. как не помните ?
Плотник: Не помню, я пьяный был
Судья: Ну, Вы пьяны были первый день, второй, а потом?
Плотник: И потом не помню, т.к. пьяный был
Судья: Так Вы что все две недели были пьяны?
Плотник: Так точно, все время
Судья: А на что же Вы жили, пили? Денег у Вас не было?
Плотник: Так точно, не было
Судья: Ну и расскажите нам как Вам удавалось все это время есть и пить без денег
Плотник: А я парень добрый, мне предложат- я не откажусь.
Судья вызывает свидетеля
Судья: Рядовой Свидетель, расскажите нам, как Вы познакомились с рядовым Плотником?
Свидетель: Я познакомился с рядовым Плотником давно, хотя узнал я его недавно.
Судья: Расскажите, рядовой Свидетель, как произошел побег
Свидетель: Не помню, товарищ…
Судья: Ну, расскажите что помните.
Свидетель: Мы с ребятами, в том числе и с рядовым Плотником собрались в кочегарке, решили выпить. Сбегали в поселок за водкой, купили две бутылки, нам показалось мало, сбегали еще…
Судья: (прерывая Свидетеля, обращаясь ко всем) остановите его, а то он себе на два года наговорит!
Короче, для Плотника все закончилось годом дизбата.
Так мы и жили. Если у кого то возникло ощущения санатория, то пусть он поскорее отгонит эти мысли. Все таки главной задачей нашего пребывания в столь отдаленных краях- было строительство разного рода объектов.
Вообще-то весь этот сыр бор с нашим формированием и организацией был не случаен. Около 60 военно- строительных отрядов было создано в мае 1980 под общей вывеской Министерство Дальвостокстрой. Эти отряды разместились от Улан-Удэ до Хабаровска с Владивостоком и были призваны создать глубокоэшелонированную оборону против Китая. Сейчас, наверное, мало кто помнит, что БАМ задумывался как, в первую очередь, обходная дорога севернее Байкала, для того, чтобы в случае танковой атаки в то время очень даже вероятного противника, доставлять грузы через БАМ. А военно-строительные отряды были призваны в прямом и переносном смысле этого слова построить инфраструктуру, которая бы позволяла существовать и обороняться Дальнему Востоку без поддержки Центра. Т.е. заниматься производством комплектующих для военной техники, изготовлением и ремонтом различной военной техники, а не только самолетов. Тогда Китай являлся чуть ли не главным противником (кто бы мог сейчас подумать!) Афганистан в то время был как все-таки временное явление, не набрал к тому времени обороты и не приобрел синдрома Вьетнама, а словосочетание «Остров Даманский» еще отнюдь не было забыто. Уже на следующий год количество ВСО резко возросло (более чем в два раза) и материально техническая база с новыми автомобилями, кранами и прочей техникой выглядела весьма внушительно и говорила о серьезных намерениях СССР. В конце концов, спад напряженности с Китаем оставил БАМ практически без работы, я, разумеется, не знаю, что стало с родным министерством, но День строителя про себя не забываю и отношу его в том числе и на свой счет.
Поначалу нас отправили на строительство бомбоубежища Приборостроительного завода. Не думаю, что бы этот объект был интересен широкой публике. Нас возили через весь город в фургонах, набитых просто битком. Поначалу возили на открытых машинах в кузовах грузовиков. За время путешествия мы успевали выучить вывески, которые встречались нам по пути. Пикантность для нас заключалась в том, что вывески были написаны по бурятски и одну из них, самую крупную, я запомнил на всю жизнь. «5 желде хун бухен урма зоригтойгоор ажалаг ла» Что означает « Пятилетке- мастерство и поиск молодых» или что-то в этом роде. Пример абсолютно бесполезного знания! Проезжая этот стенд солдаты во всю орали этот лозунг, налегая на третье по порядку слово и коверкая его в своих интересах.
Начинали мы с переноски песка, но строительство развивалось. Далее стали строить опалубку и заливать бетон. Сроки, как и всегда на любой стройке, поджимали и с рабочим , и конечно с личным временем солдат никто не считался. Уезжали из части мы сразу после завтрака, приезжали строго под ужин. Очень часто мы его ели уже холодным.
Однажды мы, как бригада сварщиков, вынуждены были остаться на ночь варить опалубку и делали это до самого утра. Был жуткий мороз. Я запомнил как искра попала кому-то в ватные штаны и пришлось быстро раздеваться прямо на морозе. А это, учитывая не приспособленную для этого форму, требовало дополнительного времени. Но все обошлось. Хорошо помню, что это было с субботы на воскресенье (суббота была строго рабочим днем). Помню потому, что нахватавшись «зайчиков» от сварки и от снега, мы как лунатики прошли на виду собравшихся на политзанятия роты солдатиков. Это, тем не менее, не дало замполитушке основания не потребовать от меня зачитки планового доклада перед собравшимися. После чего я отрубился уже окончательно. Тем не менее, во вторник мы уже снова вышли на работу. С больничными там была напряженка.
Работа на приборостроительном дала еще одно ненужное знание, а именно приготовление спиртосодержащего напитка из клея БФ. Я не буду здесь излагать этот способ, и я, конечно же, не делал этой гадости, но решил однажды попробовать. Уж больно силен был рекламный пресс. Итак, мы собрались в укромном месте и разлили то, что успели намешать. Выпил и я этой странной мутной жидкости. Не передать ! Видимо мое выражения лица сказало все за меня. На что «опытными» людьми было справедливо замечено, что видимо я на гражданке одеколона не пил. Легкое презрение сквозило при этом. Я без обиняков подтвердил это. Еще долго вкус резины не выходил изо рта. Ощущение было такое, как будто сырую резину проглотил, что, кстати, было не так далеко от действительности.
После бомбоубежища нас направили на строительство жилого дома. Строили мы два дома в пять этажей для офицерского состава. Я был назначен старшим механиком на объекте. У меня в подчинении был Сергей И, и ребята крутились тут же рядом. Игорь, пользуясь случаем, откуда-то раздобыл водку и пиво. Именно там я услышал, что водка без пива-деньги на ветер. Жизнь налаживалась! В общем, опять мы вместе как-то оказались. Несмотря на то, что эта должность кажется кому-то блатной, работы хватало. Я не помню, что бы была возможность посидеть, помечтать. Все время что-то происходило. Очень часто были проблемы с кабелем. То он перегорал, то рвался от бульдозера, то его воровали. Да и техника не давала отдохнуть. На свою беду я отремонтировал бетономешалку, которая до ремонта представляла из себя кусок бетона, армированного собственно бетономешалкой. После этого приходилось ее и ремонтировать, так как эксплуатацией ее занимались разные люди. Зато в результате я подружился с Главным механиком управления, гражданским человеком. Он, как оказалось впоследствии, занимался охотой и однажды уже под мой дембель предложил мне найти бойца, который бы согласился поехать с ним за брусникой в лес. Недолго думая, я предложил свои услуги.(только договоритесь с командиром!- нет проблем) Таким образом, я сходил в самоход на четверо суток и это отдельная история.
Начать с того, что нас было четверо. Собственно, Главный механик, его собака Халтар (вот ведь память! А как человека звали –убей бог не помню), что означает с бурятского что-то там с подпалинами, боец из соседней роты, назовем его Певец, т.к. он неплохо пел про леса и опять же про Карелию, которая снится (сам был оттуда) и я, Ваш покорный слуга. Собственно из-за песни, Главный механик и сделал свой выбор, как ни странно. Просто он там спросил, кто может в лес ходить. Бойцы, находясь под впечатлением песни, указали на Певца. На самом деле, он к лесу не имел никакого отношения, что и проявилось впоследствии.
Мы выехали в среду вечером, чтобы хоть в понедельник быть в расположении. Ехали на Москвиче 408, кажется, что по тем временам было не так чтобы плохо. Жигуль все еще отдавал мечтой. Как выяснилось, ехали мы на Байкал, и это придавало нашему путешествию дополнительный романтический окрас.
Отъехав километров сто, а уже начинало смеркаться, Главный механик вдруг, ни с того, ни с сего, задает вопрос: « Правило по технике безопасности номер один…»
У меня еще в голове мелькнуло: « Что это он про технику безопасности? Вроде не на работе!?»
А он тем временем продолжает: « Что вы будете делать, если встретите в лесу медведя?».
Надо сказать, что шел 1981й. Еще не была забыта Московская Олимпиада с ее международными скандалами, неприездами многих стран, поставленными рекордами, шумихой и выселениями на 101й километр и главным брэндом, ласковым Олимпийским Мишей. Т.е. симпатичным, приветливым медвежонком. Естественно, нашим дружным ответом было, типа а чего его, медведя, бояться? он сам испугается и убежит! Главный механик был спокойным человеком и иронии своей не стал к нам выказывать, но думаю, что он ее таки достаточно умело скрыл. И продолжил тем же ровным, леденящим душу спокойным голосом:
Вы можете встретить медведя с большой степенью вероятности. Столкнуться. Сейчас медведь ищет пищу, запасается на зиму. Он может и уйти в сторону, а может и нет. Кто его знает, может он кем то потревожен? Так вот помните, что ваше преимущество в том, что когда медведь нападает, он становится на задние лапы. В это время он и теряет скорость. Бежать от него бесполезно. Скорость по бурелому у медведя 60 км/час. Первое что вы должны сделать, найти лесину, дерево диаметром 10-15 см и скрывшись за ним, водить его, пока не подоспеет помощь, или …Охотники, бывало, сутки так водили медведя. Медведь, однажды напав, не отступит и не уйдет. Я вам дам оружие, австрийский штык и топорик, которым вы можете нанести удары по глазам или по животу. Если вы распорете живот, медведь начнет сам из любопытства вытаскивать кишки. Считайте что это удача.
Вероятность есть. В этих краях охотники без медвежатины не сидят.
Мы притихли. Если бы не мотор, было бы слышно, как летают сентябрьские мухи. Даже Халтар притих, как бы говоря на своем собачьем языке : « вот, ребятушки, как все не просто».
Поехали еще сколько то. Тучи сгущались, мы проезжали перевал. Было темно и неуютно. В голову стали приходить мысли : назад, назад скорее. Что я тут делаю? Куда я еду? Сдалась мне эта брусника ?.
А Главный механик тем временем продолжил: « Правило по технике безопасности номер два.»
Мысль в голове : « Господи, что там еще?!»
- А что вы будете делать, если встретите в лесу изюбря или кабана? Впрочем-, продолжил он-, тут бесполезно….
Вот так так ! Мысль о том, что куда это я вообще еду прочно поселилась в моей голове.
А тем временем, машина, преодолев перевал, окунулась в какую-то кромешную тьму. Пошел дождь. Видно ничего не было, и только водитель знал, что за всем этим кроется.
Наконец мы куда-то свернули, сколько-то немного проехали и остановились. Было ничего вокруг не видно. Мы как-то собрали костерок и, несмотря на моросящий дождь, расположились на ужин. Бутылка водки и консервы из конины немного восстановили наше настроение, и мы устроились в машине спать. (Поди, теперь скажи кому, что в Москвиче можно втроем людям неслабой комплекции поспать). Халтар, по старой собачей привычке, устроился где-то под машиной, и стал смотреть свои собачьи сны, прерываемые врожденным сверх чутьем и необходимостью полаять на невидимые человеческому глазу и неслышимые человеческому уху, угрозы.
Какова была хмура природа перед тем как мы легли спать, а наутро она являла собой полную противоположность.
Оказалось, что мы находимся на склоне сопки, как впоследствии выяснилось в районе Баргузина. Или Баргузинского залива. А теперь закройте глаза и скажите: «под нами лежал Байкал». Или: « пред нами простирался Байкал». Наставьте, где попало восклицательных знаков и все равно не ошибетесь.
Было то, что называют Бабьим летом. Я точно помню, что было 19 сентября. И конечно, часть листвы уже была окрашена в хаотичные, анархистские цвета, которые насмехались над еще оставшимся правильным зеленым. Насмехались, несмотря на общее понимание, что и им скоро придет каюк. Земля за горизонтом была не видна. На север от нас виднелась ровная гладь воды и ее обрамляли невысокие горы, которые в тех местах называют не иначе как сопки. Воздух был прозрачный и насыщенный кислородом до такой степени, что выражение «пью воздух» не казалось гиперболой. Было бы тихо, если бы не Халтар, для которого радости жизни были много приземленнее.
Короче: « Знаете ли вы Байкальское утро? Не-е-ет! вы не знаете Байкальского утра, и т.д.»
Главный механик быстро распорядился по заведованиям, а именно Певца он взял с собой по бруснику а меня оставил у костра и у машины следить за тем и за другим, заодно приготовив пищу. Дополнительным мотивом такого решения было и то, что я накануне проткнул гвоздем ногу и передвигался с трудом. Нога была перевязана, и к ране был привязан лист бадана, местного растения. При этом он сказал, что там внизу есть ручей, там, соответственно вода, наберешь воды и все такое прочее. Готовить я и так умел.
Они ушли, а я взялся за дело.
Не сказать, что я совсем городской житель. Но я хорошо ориентируюсь в лесу, и в целом лес меня не пугает. В детстве мне частенько приходилось хаживать в лес по грибы. По ягоды я как-то не любил ходить, мне всегда было (да и теперь) лень их собирать. Жена- другое дело. Та скрупулезно, ягодка за ягодкой…Знавал одну женщину, так та вообще как пулемет ягоды собирала. Причем руками быстрее, чем иной грабилкой. А я так и не привыкну к этому занятию.
Еще когда мы прибыли на место расположения части, то я обратил внимание, на то, что все мы (по незнанию) называли тайгой. Нас окружали сопки, лес, и сходить в самоход для нас было проще простого. Раз и вышел за гальюны и ты уже в леске, вдали от отцов командиров. Не то чтобы, но все же спокойнее, по крайней мере, на душе. Но так думал, (не без совершенно неуместной иронии) глядя на этот лес : « И это тайга что ли ?!» В общем, не подозревал, что может быть как то иначе.
Когда я, взяв ведро воды, пошел вниз к ручью (прихватив топорик из соображений Техники безопасности) я понял, что такое настоящая тайга. Меня сразу окружили деревья, часть из них была повалена, но обойти этот лесоповал было чрезвычайно трудно. Ветки цеплялись за меня как живые. Пойдешь в одну сторону, обходить ствол поваленного дерева, а там еще такое же, или овражек, или еще какое препятствие. До ручья было немногим более ста метров и это расстояние (туда и обратно) я преодолел с рекордной для себя скоростью, почти за час. Принес я при этом чуть более полведра воды. Забыл про всякую технику безопасности.
И еще, уже на следующий день, когда я пошел за ягодами, я поймал себя на том, что не ориентируюсь на тамошней местности. Вот вроде тут оставил короб, а не могу найти. Так кружит тайга и сопки.
Ехали мы обратно засветло. Решили остановиться у Байкала. Ну как же! быть у Байкала и рук не замочить ?. Вода не передаваемо мягкая, я уж не говорю о чистоте. Еще когда мы ехали на поезде, я обратил внимание на то, насколько чиста вода в Байкале. Видно было дно даже под некоторым углом просмотра. А когда едешь по побережью какие виды открываются ! Так и стоит перед глазами домик на самом берегу Озера, у кромки какой то изогнутости берега, как бы в тени а в то же время на самом виду. Все это, повторяю, на фоне солнечного золотистого сентября.
Обратная дорога запомнилась тем, что половину пути мы ехали практически без тормозов. В том числе и через перевал! Тогда я еще не водил машину, но уже понимал, что это очень опасно. Правда, теперь я думаю, что это еще опаснее.
Насобирали мы тогда много брусники. Целых четыре короба, а каждый по четыре ведра. С виду вроде что ? А когда мы разложили это все у Главного механика дома, то не сразу нашли емкости в его довольно большом хозяйстве, для того чтобы это все разложить.
Такой вот был самоход. Кому ни рассказываю- все завидуют. Особенно Валера Ш. У него уж очень бурная реакция была в виде плохо скрытой (белой) зависти.
Пора рассказать о городе и вообще о местности. Бурятская область вообще то не очень большая. Я не очень много помню из того, что называют городом. Помню, что понравился кусок набережной, еще что-то.
Дома, которые уже достигли пятиэтажной спелости, были украшены специфическим ламаистко- буддийским орнаментом. Особенно балконы, как наиболее доступная для фантазий часть. Оставшиеся деревянные постройки, многочисленные, надо заметить, были построены без искусов, как и всегда строили дома русские люди. Я помню, что в то время там были заводы приборостроительный, закрытый естественно, авиационный, не менее закрытый, ну и строительных материалов. Про большее сказать не могу- просто не знаю. Не знаю по причине ограниченности своих перемещений. Экскурсиями нас не баловали. Вообще то были попытки организовать что-то вроде политзанятий на тему «Знай край, в котором служишь». Это оригинальное название мероприятия. Но что-либо из этих занятий я решительно не помню, кроме того, что нам сказали про площадь, население, промышленность и еще что-то, что никогда как раз и не запоминается.
Быт населения был налажен так же, как и по всей стране. Не думаю, что в пяти этажных каменушках люди устраивались как-то иначе чем, скажем, в средней полосе. Однажды мне довелось переночевать в доме бывших (?) староверов. Привел меня туда некто Александр, тоже гражданский представитель части. Ушлый, надо заметить, малый. Достаточно сказать, что в то время он свободно разъезжал на грузовике по своим нуждам. Как это было возможно, сказать трудно, но так было. Быт был предельно прост. Как во всех деревенских избах. Только во дворе торчал грузовик. Этот Саша промышлял всем чем только можно, в том числе и собирал коноплю, которая водилась (да и сейчас водится) окрест тамошних мест.
Такая близость давала (?) возможность юному поколению начинать курить не с банального беломора или тривиальных сигарет, как это делали их европейские сверстники, а с самых настоящих косяков. Доступность и простота изготовления делали эту забаву относительно недорогой. Самое интересное, что на этих мальчиков, 12-15 лет, она оказывала не такой разлагающий эффект, как на солдат из Европейской части страны, которым было иногда прилично за 18.
Так же были замечены некоторые отличия в питании и поведении местного населения. Так, мы не могли привыкнуть к традиционному местному напитку холодный чай без сахара и с молоком. Конечно, это пришло из времен оных, но должен вам сказать, что пить это нам не показалось веселым занятием, хотя, должно быть, достаточно диетический продукт.(тогда, правда, об этом не думалось).
Один наш знакомый побывал на двух бурятских свадьбах. Как то его туда занесло. На первой, где он был, стол был уставлен только водкой и, конечно, чай с молоком (см выше). На второй (а может я путаю порядок его посещений- не важно) стол был завален мясом разумеется самого высокого качества и самого разнообразного вида, как никак мясной регион. При таком обилии закуски, тем не менее, не было исторического русского продукта. Только чай с молоком.
Впрочем, и там и там не было привычных нам разговоров, междусобойчиков, каких-то разборок, всего того, что так мило украшает наши застолья. Тишина, нарушаемая челюстями и бульками, да отдельными возгласами типа « я, такой-то, дарю молодым столько то баранов из такого-то стада». И все в том же духе…Потом снова челюсти и проч…
Время на оба варианта мероприятия, кстати, затрачивалось одинаково, несмотря на кажущееся различие в эффектах воздействия на организм столь различных по своим свойствам пищи.
Под конец моей воинской карьеры, как я уже говорил, наша часть строила дома. Поскольку сроки были ужаты, дома надо было построить скорее, нас частенько задерживали на работе. Особенно это касалось нас, нашего отделения, так как я был механиком, Сергей И электриком, остальные сварщиками. Не бросишь. Поэтому нам выделили что то типа жилого помещения, где мы и оставались ночевать. Потом мы обнаглели настолько, что в часть уже и не думали заявляться. Особенно это касалось, как ни странно, меня. За это время мы пропустили прием молодого пополнения. Я несказанно удивился, когда однажды все-таки прибыл в часть, а моя койка оказалась занята. Честно, я не стал качать права, а улегся на первую понравившуюся и никто мне не возражал. Так я и «бичевал» под конец моей службы.
Надо тут заметить одну странную особенность. Например, в школе, в классе у меня не было «своего» места. Точнее оно было, но каким-то номинальным. Я сидел там, где хотел. В армии это опять странным образом проявилось.
Так вот, немного о стройке. Дома , которые мы строили, находились на окраине Улан-Удэ, как бы немного на отшибе. Не очень далеко располагалась свалка металлолома, местный Вторчермет. А поскольку я , чего уж скрывать, немного Плюшкин, я частенько наведывался туда. Эта любовь к свалкам металлолома осталась, видимо, с первой работы, по соседству с районом порта располагался Вторчермет и там я находил всякие разные интересные узлы, в которых можно было поковыряться. Сейчас, за буднями, эта любовь прошла, а тогда это было не только любопытно, но и актуально. Мало ли что механику может понадобиться. Как на службу ходил. Завел знакомства с солдатами железнодорожниками, чья часть располагалась на моем пути следования. От них я много про БАМ услышал, чего официальная пресса не озвучивала.
Однажды я нашел даже дрель, новую в смазке. Притащил ее, но она оказалась трехфазной на 127 В.
К чему это я?
А вот к чему. На пути моего следования находилась строительная площадка. И там строилась такая же пятиэтажка такой же конструкции, которую возводили мы. Но если мы при таком количестве людей (почти одна часть, т.е. около ста человек, на дом) задерживали сроки и, вообще, дом ползти вверх явно не спешил, то его близнец рос как на дрожжах. Конечно, такой разнице есть множество причин и пресловутые фонды, и планы выделения капвложений и т.п. но самая главная непрофессионализм с одной стороны и специализация с другой. Это явилось для меня наглядным примером того, что от, по сути, рабского труда «выхлоп» получается не эффективным. Я уж не говорю о качестве. На верное многие могут вспомнить пример того, что дома, построенные военными строителями, на поверку оказывались по каким-то причинам не удобными, а то и непригодными для жилья. Залатав какую-то «горящую» проблему, они прятали множество других в своих бетонных чревах.
Кроме этих чисто профессиональных проблем, были и другие. Это были и традиционные неуставные отношения, и нелепые смерти. За полтора моих года погибли четыре человека. Вот вам и самые мирные войска. Все смерти были одна нелепее другой. Один воин пошел отдыхать в лесок, просто так. Почуял весну. Прилег на землю и уснул, чем и посадил почки. Потом ему в госпитале вкололи воздух в вену.
Другой поехал добывать коноплю. Причем это был человек, на которого я бы никогда не подумал, что его может это как-то интересовать. Скорее всего «за компанию». Они решили воспользоваться проходящим железнодорожным составом и он, не удачно совершив прыжок, попал под вагон.
Третья и четвертая коснулись непосредственно нашей роты. На каком-то отрезке службы прошел слух, что один взвод поедет в командировку дальше на восток, в Читинскую область. Характерный эпизод для той ситуации. В командировку отбирали только комсомольцев, и у меня в роте резко возрос приток молодежи в комсомол, за что потом я был удостоен милости Замполита. Всем хотелось какой-никакой вольницы.
Второй взвод убыл туда во главе со Старшиной роты и начал там обустраиваться. Старшина, как я уже говорил, был деятельным человеком и, в сущности, его назначение было более чем оправданным. Была у него одна слабость. Он был заядлый охотник. Уж не знаю откуда это у него взялось, а только при этом он был отчаянный хвастун. Представьте себе, вы приходите в гости к охотнику, а он вместо того, что бы рассказывать какие рога были у лося, которого он завалил, он достает винчестер и начинает им крутить туда-сюда, чуть ли не облизывать. Таким и был наш старшина. До беды недалеко при таком поведении и она случилась.
Вслед за взводом была какая-то нужда направить еще одного сержанта, и выбрали одного нашего бойца для этих целей. По его прибытию был устроен междусобойчик из двух сержантов и старшины, во время которого он по своей привычке схватил ружье и стал им вертеть всяко разно. Конечно, он забыл, что оно заряжено и когда он, навертевшись, положил его на стол, он случайно задел курок. Все что там в стволе было, разрядилось во вновь прибывшего и он, конечно, сразу скончался, и пока второй бегал в шоке пытаясь хоть что-то предпринять, Старшина остатки из второго ствола разрядил себе в рот.
Страшная история, но она, извините, была.
День моего дембеля я не помню хорошо и не потому что я или мы пили, просто все прошло достаточно буднично. Нас, конечно, задержали до декабря. Хорошо помню, что при этом за меня хлопотал даже Главный инженер управления. При этом я слышал, что он сказал Командиру части, что ж Вы его не отпускаете?. Он, типа, такой хороший. На что Командир «пошутил» что раз он такой хороший, почему, дескать, Вы его отпускаете так легко ? Странная армейская шутка.
Короче, вот и дембель. Я даже получил какие-то деньги. Что-то заработал! Долетев с грехом пополам из-за погодных условий до Москвы, я остановился у институтских друзей в Подмосковье. Именно Леха научил меня добывать мясо.
Знаю, что многие забыли, а некоторые никогда и не знали, что такое очередь вообще и отсутствие продуктов в частности. На эту тему можно говорить много. Но, честное слово, с сегодняшних времен как-то не хочется. Но… было, было.
Схема была проста. Я имел огромное и очевидное преимущество перед остальными гражданами, ибо на мне была армейская форма. Надо было просто решительно пройти в мясной отдел и попросить там рубануть кусочек поприличнее. Домой возвращаюсь и все такое. Отказа не было. Армию как-то уважали.
Я, наконец, добрался домой. Помыкавшись немного без дела, я устроился без большого труда на работу, на, ставшим родным, завод.
Начинались трудовые будни. Какие уж там закаты?