Наконец-то 31 декабря пришло и в Недодойки. Я сидел у себя дома и составлял новогоднюю программу. День ещё был, поэтому я находился в почти трезвом состоянии. Новогоднюю программу я составлял на стол: «Русская», «Столичная», «Русская» и ещё «Столичная». Посчитал на пальцах – ровно два литра выходило. Ещё грамм двести самогона оставалось, но это относилось к дневной программе. Маловато, думаю, два литра для Нового года. Мне-то одному до утра, может быть, и хватило бы, но вдруг Дуся-продавщица в гости припрётся. Я-то её на Новый год не приглашал. Новый год – праздник питейный, а всякие там телесные шалости можно и в другие дни совершать. Но Дуся – женщина непредсказуемая, может и без приглашения заявиться. Баба-то она, по правде говоря, малопьющая. Больше литра на моей памяти ни разу не выпивала. А если и выпивала, то по ней незаметно было. Вот, к примеру, летом поминки по Грише-конюху справляли, так Дуся литр самогона точно выпила, а бражку я и не считаю – что её считать, она ведь малоградусная. Ну так вот, Дуся на этих поминках так плясала, что ни одна трезвая баба не смогла бы. Падала, правда, несколько раз, но всегда поднималась и продолжала.
Значит, и думаю я: маловато для Нового года. Вот если бы там какой-нибудь день комбайнёра или день работника легкой промышленности, то, может быть, и хватило бы. А для Нового года точно мало. Даже без Дуси.
Расписал я дневную программу и тока хотел из-за стола подниматься, как Геша-почтальон в хату ввалился.
Федя, – говорит, – тебя наш мэр к себе приглашает.
Ну давай, – отвечаю я и протягиваю руку.
Чего давать-то? – спрашивает Геша.
Приглашение давай. Или повестку там какую.
Он тебя приглашает в устном виде.
А в устном, – говорю, – я не пойду. У меня и поважнее дела есть. Вот нужно к бабке Ефросиньи за самогоном тащиться.
Дурак ты, Федя, – говорит Геша. – Мэр хочет сделать тебе предложение, что мало не покажется. Я и сам хотел было напроситься, но мэр сказал, что эта роль как раз для тебя.
Какая, – спрашиваю, – роль?
А такая, что мэр за неё канистру водки ставит.
Что же ты, крендель откушенный, не с самого главного начинаешь, – возмущаюсь я. – Когда идти-то?
А прям сейчас и иди. Только оденься поприличней.
Ушёл Геша, а я стал быстренько собираться. Вдруг мэр передумает и на роль пригласит кого-нибудь другого. Валенки-то у меня одни, да и шапка тоже – выбирать не из чего. А вот фуфайку надел новую. Старая-то совсем износилась – вся в шрамах и порезах, а новая всего в трёх местах порвата. Её хоть на парад одевай, хоть на похороны – стыдно не будет.
Через минуту я уже был у недодойкинской мэрии. Вообще-то, это сельсовет бывший, но наш мэр просил называть его мэрией. Мол, так по демократическим устоям положено. Хотел было в дверь постучаться, чтобы по-солидному было – типа, мол, не абы кто припёрся, а исполнитель важной роли, – тока дверь уже несколько дней у входа сломатая валялась. Так и вошёл непостуканный.
Мэр с бухгалтером за столом сидели и в домино играли, чтоб не замерзнуть. Увидел меня мэр и говорит: Хорошо, что пришёл, Фёдор. А то мы уже решили, что не сможешь.
Чего же не смогу, – отвечаю. – Я культурные мероприятия уважаю и завсегда принимаю в них посильное участие.
Вот и мы тоже так подумали и решили предложить эту роль тебе.
Какую, – спрашиваю, – роль? Эротическую?
Ну не совсем, – говорит мэр. – Мы хотели предложить тебе побыть сегодняшним вечером Дедом Морозом.
Тут я, конечно, немного обиделся. Я рассчитывал, что мне предложат роль Ильи Муромца или там Робин Гуда, на худой конец.
А чегой-то, – говорю, – вы мне предлагаете дедом побыть? У нас, что, в Недодойках постарше меня никого нет?
Да постарше у нас есть, – отвечает мэр. – Только не годные они на эту ответственную роль. Одни к вечеру пластом лежат, другие, если и ходят, то лыка не вяжут. А ты у нас самый малопьющий.
Так у тебя же, – говорю, – бухгалтер совсем непьющий. Ты его наряди – пусть он детей и пугает.
Да нет же у нас костюма Деда Мороза. Картофельный мешок для подарков есть, красная шапка есть. Правда, не знаю, откуда она взялась.
Это театр из области пять лет назад приезжал, – говорит бухгалтер. – «Красную Шапочку» играли. А после спектакля, как по артистической традиции положено, немного отметили. Вот весь свой реквизит и оставили в Недодойках. Корзинку-то с пирожками мы оприходовали, а красная шапка мне не подошла.
К тому же, Фёдор, – опять говорит мэр, – ты очень похож на Деда Мороза. Тебе и костюм не нужен.
Чем это, – спрашиваю, – похож?
Борода у тебя и нос красный.
Не брился-то я, действительно, давно уже. Месяц, наверное, или два. А чего бриться-то каждый день – я по телевизору не выступаю и в консерватории не хожу. А нос у меня красный от холода. Чувствительный он у меня. Особенно когда выпью.
Да и детей ты любишь, – добавляет мэр.
Детей я люблю – что правда, то правда. Люблю не меньше, чем водку. И в карты с ними вечерком поиграю, и на кладбище ночью страшные истории порассказываю, и бутылку вина завсегда куплю, если Дуся им не продаст.
Ладно, – соглашаюсь. – Чем платить будете?
Канистрой водки.
А что за водка? Столичная?
Нет, наша, недодойкинская особая.
Понятно, – говорю, – у бабки Ефросиньи конфисковали.
У ней у самой, – отвечает мэр. – Только получишь ты эту канистру после исполнения роли.
Почему же после?
Потому что тебе с детьми придётся общаться. А они хотят увидеть Деда Мороза, а не пьяного мужика.
Ладно, – опять соглашаюсь я. – А Снегурку кто будет играть?
Агриппина Дормидонтовна.
Да какая она Снегурка! – возмущаюсь я. – Ей уже 70 лет!
Зато она маленькая и худая. А тебе её на руках носить придётся.
С какого такого перепоя я должен её на руках носить?
Ну не будет же Снегурочка на костылях ходить. Дети не так поймут.
Да она же страшная, как крыса с похмелья. Ей Бабу-Ягу после ядерной войны играть, а не Снегурку.
Не переживай, Фёдор, по этому поводу, – говорит мэр. – Бухгалтер принесет свою косметику и немного её облагородит.
Ну не совсем свою, – засмущался бухгалтер. – Я у жены возьму.
Да как ты её не замалёвывай, – говорю, – такую страшноту не замалюешь. В общем, отказываюсь я.
Тут мэр достает из-под стола главный аргумент.
Вот, Фёдор, – говорит он и протягивает бутылку водки, – перед выступлением примешь, может, и Агриппина Дормидонтовна не покажется такой страшной.
Подумал я, подумал и согласился. Ну и пусть ей 70 лет. Мне же с ней не в постель ложиться, а в культурном мероприятии участвовать. Да у нас в деревне и постарше есть. Вон бабка Матрёна. Ей уже 80 лет, а как набухается, одежду свою скидывает и к мужикам пристает. Она и в одежде-то страшная, а без одежды лучше не вспоминать. Вспомнишь – сразу блевать тянет. Даже когда трезвый. А эта Агриппина – бабка культурная. Сериалы по телевизору смотрит и валенки всегда с калошами носит.
Во сколько, – спрашиваю, – начинать?
А ты, что, афишу на клубе не видел?
Это на коровнике-то на бывшем, что ли?
У нас же, в Недодойках, коров уже давно никто не держит. Когда колхоз был, были и коровы. А сейчас нет. Кому нафиг нужно их молоко. Вот если бы они спирт давали или хотя бы бражку – вот тогда в каждом доме была бы. В общем, в коровнике сейчас клуб.
Видел, – говорю. – Толька там не Дед Мороз, а какая-то тощая корова на двух ногах и с одним рогом нарисована. Я и подумал, что из клуба опять коровник для коров-инвалидов будут делать.
Это, – говорит бухгалтер, – бык нарисован. 2009 – год Быка.
Какого, – спрашиваю, – быка? У нас же в Недодойках ни одного быка нет. Свинья вот одна есть и кур несколько, а быков нет.
Это по восточной традиции, Фёдор, – говорит мэр. – Символ, так сказать, взаимопонимания и человеческой доброты. А получился он таким некрасивым, потому что бухгалтер сам рисовал. Художника-то у нас нет, сам знаешь.
Художник-то раньше в Недодойках был. Из большого города приехал. Молодой такой, шустрый. У нас-то он плакаты да транспаранты малевал, а в соседней деревне троих ребетят нарисовал. Да всё у разных баб. Повезло ему, что сбежал вовремя, а то мужики этих баб уже собрались было оторвать ему предмет его творчества.
Значит, приходи к девяти часам, – говорит мэр. – Часик возле ёлки постоишь, с детьми хоровод поводишь, подарки им вручишь, и вся канистра будет твоя.
Зря вы Фёдора Дедом Морозом назначили, – вякает тут кто-то из-за моей спины голосом участкового.
Я оглянулся, а там и, в правду, участковый наш. Неслышно в мэрию вошел, партизан, блин, местного разлива.
Так некого было больше, Афанасий Петрович, – говорит мэр.
Могли бы и меня попросить, – отвечает участковый.
Тут я, конечно, насторожился. Уже почти заработанная канистра могла достаться участковому.
Ты чо, – говорю, – Анискин, об уголовный кодекс мозгами стукнулся?! Где ты видел Деда Мороза в фуражке?!
Да и правда, Афанасий Петрович, – поддерживает меня мэр. – Вы будете находиться на праздничном мероприятии в своем первозданном виде.
В общем, ушел участковый не солоно хлебавши. А я взял бутылку водки, красную шапочку и вернулся домой. До мероприятия оставалась ещё пара часов, и я решил за это время серьезно к нему подготовиться.
Серьезно я подготовился, основательно. Пол-литра от мэра, пол-литра из новогодней программы – и нос стал того же цвета, что и шапка.
Народ в коровнике набился битком. В прошлые годы тут и коров-то столько никогда не было. Я сначала даже подумал, что из области приехали на мое выступление посмотреть, так как в Недодойках к вечеру столько людей никак не могло ходить. Правда, потом присмотрелся сосредоточенней, и народу стало в два раза меньше – аккурат с ещё непьющих или малопьющих недодойкинцев.
Фёдор, – говорит бухгалтер, – пройди за кулисы.
За какие кулисы? – спрашиваю и смотрю по сторонам.
Вот за ту белую простыню, – показывает бухгалтер.
Ну прошел я за простыню. А там меня уже Снегурка поджидает. Накрасили ей харю, марлей для подстраховки накрыли, вроде как и ничего стала. Но всё равно, с Дусей ей в одном фотоальбоме не лежать.
Вот, Фёдор, это сценарий, по которому ты будешь читать реплики, – говорит бухгалтер и сует мне в руку бумажку.
Ладно, – говорю, – Левитан. Иди объявляй. Сыграю, как в Большом театре.
Вот надень ещё эту красную ленту на фуфайку, будешь больше на Деда Мороза похож. Это от моей свадьбы на память осталось, – добавляет бухгалтер и завязывает поверх фуфайки ленту. А на ленте написано: «Почетный свидетель».
Ушел бухгалтер объявлять начало мероприятия, и за простыней остались только я и Снегурка.
Возьми меня, Феденька, – говорит тут Снегурка и марлю с головы приподнимает.
Ты чо, дура, совсем на старости лет стыдобу потеряла! – кричу я. – Тут дети кругом!
Возьми меня к ёлочке, я костыли потеряла.
Вот, блин, думаю, навязали на мою голову сушку плесневелую. Натянул я красную шапочку, взвалил на одно плечо мешок с подарками, на другое – Снегурку и пошёл к ёлочке. А ёлочка в середине коровника росла. Не из земли, конечно, а из ведра. Подошёл я к ёлочке, сбросил под неё мешок, рядом – Снегурку, достал из кармана бумагу и стал читать.
Здравствуйте, дети!
Здрасьте! – кричат дети в ответ.
А детей-то в Недодойках немного – всего девять штук. Шестеро девятилетних – это десять лет назад возле нашей деревни археологи останавливались. Искали следы древних поселений. Не знаю, нашли они древние следы или нет, но свои следы оставили. Двое шестилетних – мальчишки-близнецы. Это семь лет назад ветеринар из области для обмена опытом приезжал. Ну и обменялся он с нашим ветеринаром. Областной жене нашего двух детей замастрячил, а наш областному – пожизненную инвалидность. И один, четырехлетний, наш коренной – недодойкинский. Правда, кто отец этого ребенка, не помнит даже его мать.
Догадайтесь, кто к вам пришёл? – продолжаю читать я бумажку.
Иван-царевич! – кричит самый младший.
Нет, нет, это Зомби-убийца! – кричат хором старшие.
А близнецы почему-то спрятались под скамейку.
Правильно, дети, – продолжаю читать я бумажку. – А кто стоит рядом со мной? – я показал на лежащую под ёлкой Снегурку.
Заколдованная принцесса! – кричит самый младший.
Нет, нет, это Ксения Собчак! – кричат старшие.
Правильно, дети, – читаю я в бумажке.
Близнецы почему-то заплакали.
Тут ко мне подбежал бухгалтер, вырвал из моих рук бумажку и шепнул: работай экспромтом.
Дети, это же Дедушка Мороз! Он подарки вам принес! – прокричал бухгалтер и вернулся на место.
Ура!
Дети захлопали в ладоши и подбежали ко мне. Только близнецы остались под скамейкой.
Так, дети, – говорю я экспромтом, – сейчас будем водить вокруг ёлочки хоровод. Десять кругов в одну сторону, десять – в другую. Нет, Снегурку трогать не надо, пусть валяется. Итак, встали вокруг ёлочки, сложили руки за спину и ходим. Ходим и поём весёлую праздничную песню: Владимирский централ, ветер северный, этапом из Твери, зла не меряно…
Дети стали водить хоровод и петь. Я нагнулся к Снегурке и ей на ухо, чтобы никто не слышал, заорал: Ты чо разлеглась посреди клуба как лепёшка коровья! Не можешь ходить, так хоть пой. Провалим же мероприятие!
Снегурка зашевелила беззубым ртом, а я громко сказал: А пока вы водите хоровод и поете со Снегурочкой песенку, дети, я сбегаю до Снежной Королевы.
Я зашёл за простыню, достал из-за пазухи пол-литра и хлебнул из горла. Грамм 100, наверное. Ну может, 200 или 300, я не замерял. Ведь работать экспромтом – это вам не хухры-мухры. Тут кураж нужен! Выпил и вернулся к ёлочке.
Снежная Королева, – кричу детям, – шлёт вам пламенный привет.
Ура! – кричит самый младший.
А подарки?! – кричат старшие.
Тут ко мне опять подбегает бухгалтер, сует в руки другую бумажку и шепчет: загадай детям загадки.
А подарки я буду давать тем, – говорю я детям, – кто отгадает мои загадки. Итак, первая: зацепилась за карниз, головой свисает вниз, акробатка-крохотулька, зимний леденец…
Бабулька! – кричит самый младший.
Неправильно, – говорю я. – Здесь в скобках написано: акьлусос. Загадываю вторую загадку: не сосите, сорванцы, ледяные леденцы, сам глотаю я пилюльки, потому что ел…
Звездюльки! – ещё громче кричит самый младший.
Да вот здесь опять написано: акьлусос, – говорю я и чешу голову. Какие-то, блин, неправильные загадки, для бухгалтеров, наверное.
Выкинул я бумажку с бухгалтерскими загадками и стал загадывать свои.
Так, дети, – говорю, – сейчас будут правильные загадки. Мне их ещё дедушка загадывал. Без рук, без ног на бабу скок. Что это?
Все дети засмеялись.
Коромысло, – говорю, – неучи. Другая загадка: стоит баба на полу, приоткрыв свою дыру. Что это?
Дети засмеялись ещё громче.
Чему вас только мамки учат, – говорю. – Печь это, а не то, что по телевизору показывают.
Тут ко мне подходит самый младший и подмигивает.
Дедушка Мороз, – говорит он, – а можно я тебе загадку загадаю?
Ну загадывай, – отвечаю. – Дедушка Мороз на все загадки отгадки знает.
Мальчик приложил ладошку ко рту и негромко сказал: Мальчик с девочкой в траве что-то делали на Е.
Иди-ка, – говорю, – ближе. Я тебе на ушко ответ скажу, чтобы взрослые таких слов не слышали.
Я наклонился к самому уху мальчика и сказал отгадку.
Неправильно! Неправильно! – кричит мальчик и громко смеётся. – Правильный ответ: Ели землянику.
Какой ты, – говорю, – шустрый. Прям как я в детстве.
А Деды Морозы тоже были детьми? – спрашивает мальчик.
Конечно, были, – отвечаю. – Сначала они были Деточки Морозочки, потом – Дедуньки Морозуньки и уже под старость, когда отрастет большая борода, становятся Дедами Морозами.
А ты ещё не старый Дед Мороз, – говорит мальчик и гладит меня по бороде.
Как тебя зовут? – спрашиваю я мальчика и глажу его по голове.
Федюня, - отвечает он.
Это в честь кого же тебя так назвали?
Мамка сказала, в честь самого красивого дяди деревни.
Что-то я других Федюнь в нашей деревне не знаю, – говорю я и чешу бороду.
Тут на меня нахлынули лирические воспоминания, и я решил их срочно отогнать.
Ладно, Федюня, – говорю я, – позагадывай детям загадки, а я выйду на минутку – Санта-Клауса с Новым годом поздравлю.
Я быстренько забежал за простыню, допил остатки и как ни в чём не бывало вернулся к детям. А что там будет от 100 грамм? Вот если бы ещё добавить.
Так, – говорю я детям, – сейчас я буду раздавать подарки. Идите все ко мне. Кто что из мешка вытянет, то и получит в подарок.
Сначала полезли старшие. Вытянули кто мячик, кто машинку, кто пистолетик. Под конец остались Федюня и близнецы.
Тяни, – говорю, – Федюня, свое счастье.
Федюня засунул руку в мешок и вытащил… бутылку водки.
И только сейчас я вспомнил, что положил в мешок запасную бутылку. Я же предусмотрительный – знал, что одной пол-литры не хватит. А тут так увлёкся ролью, что забыл о самом главном.
Федюня, – говорю, – этот подарок я нёс Кощею Бессмертному. Ему всё равно что пить – он не отравится, а детям такое нельзя. Поэтому я подарю тебе что-нибудь другое.
Я вытряхнул на пол из мешка всё, что в нём осталось. А остались только три книжки.
Вот, – говорю, – Федюня, тебе «Русские сказки». Любишь сказки?
Да! – кричит Федюня.
Тебе их мамка читает?
Нет, я сам умею читать.
Какой ты, – говорю, – развитной. Точно на меня похож.
Сказки братьев Гримм в двух томах я отнёс близнецам.
Держите, – говорю, – орлы!
Мы – не Орловы, – тихо отвечает один. – Мы – Воробьевы, Паша и Миша.
Ну и ничего, что Воробьевы, – ободряю их я. – Вырастите – тоже высоко полетите!
Близнецы медленно вылезли из-под скамейки и взяли книжки.
На этом мероприятие, собственно, и закончилось. Все дети пошли к своим мамашкам или бабкам, а я опять забежал по нужде за простыню. Заправил свои естественные надобности. Всю пол-литра и заправил. А чего мелочиться, ведь ответственная роль сыграна – теперь можно и расслабиться. Скинул я с себя красную ленту, а то что-то жарко стало, и вернулся к ёлочке.
А теперь, – кричу, – программа для взрослых. Пляшут все!
На середину коровника тут же выбежала бабка Матрёна и стала раздеваться.
Ты, стриптизёрша прокисшая, – кричу я ей, – пляши, а не оголяйся!
А ей хоть бы хны. Разделась догола и ко мне обниматься полезла. Хорошо ещё бухгалтер в этот момент подбежал – я бабку Матрёну к нему в объятия и подтолкнул. Тут жена бухгалтера прибежала, я её на танец и пригласил. Она почему-то громко отказывалась и брыкалась – стеснялась, наверное, – но я её крепко схватил и понёс вокруг ёлочки. Музыки не было, поэтому пел я сам. А вот что пел – уже не помню. Скорее всего, что-то лирическое. Потому что в лёгком подпитии я всегда пою только лирическое – сентиментальный я человек.
Что было после взрослой программы, я тоже не помню. Утомился я от роли Деда Мороза и от усталости вместе с женой бухгалтера грохнулся на пол…
А вот проснулся я уже на кровати. Правда, не на своей и без жены бухгалтера, а в городском вытрезвителе и рядом с каким-то мужиком. Глянул по сторонам, а вокруг одни Деды Морозы валяются. Кто в красной шубе, кто в ватной бороде, а кто и в фуфайке с надписью «Дед Мороз». Некоторые и в одних трусах спали, но по уставшему лицу и дрожащим рукам сразу было понятно – Деды Морозы.
В общем, хорошо, что эту роль мне поручили. Ведь сыграть Деда Мороза не каждому под силу. Поручили бы какому-нибудь хлюпику – он и свалился бы раньше времени. Потому что для роли Деда Мороза нужен не только актерский талант, но и питейная закалка. Вот как!