Мой мальчик

Готик Лав
Предупреждение: слэш, насилие, angst.

Я открываю глаза и долго смотрю в белый, как чистый лист, потолок, и на краткий миг кажется, что можно все начать сначала, что время вернулось вспять и еще не поздно все исправить. Но я медленно поднимаюсь и снова вижу темно-бордовые пятна на стене и полу, словно выжженные адским пламенем узоры в этой крохотной белой комнате. Мои руки тоже в крови. Твоей и моей. Она повсюду, словно просачивается сквозь стены, сквозь границы сознания. Неужели и правда было столько крови? Неужели раньше меня возбуждал ее вид? Теперь это приносит лишь боль…

Ты сидишь на соседней кровати, опустив голову, спрятав лицо за длинными, неровно стриженными почти черными волосами. На обнаженном по пояс теле видны темные большие гематомы и ровные кроваво-красные полосы. Сердце болезненно сжимается в груди, и страшная догадка вкрадывается в душу. Неужели это сделал я? Перед глазами, сменяя друг друга, мелькают воспоминания.

- Я хочу остаться с тобой, - твой горячий шепот и опьяняющий запах твоей крови. Твоя кожа такая теплая и нежная. Я касаюсь твоих губ, впитывая в себя твой запах. Ты рвешься ко мне навстречу, и наши языки сплетаются в горячем глубоком поцелуе, лаская друг друга. О, мой мальчик, если бы ты знал, каких усилий мне стоит сейчас сдерживать свои тайные желания! Я срываю с тебя рубашку и прижимаю к себе твое тонкое стройное тело. А ты уже так возбужден, что полностью отдаешься в мою власть. Твои длинные тонкие пальцы, скользнув под рубашку, ласкают мою спину, касаясь так трогательно осторожно, словно боясь причинить боль. Одним рывком я освобождаюсь от своей рубашки и еще сильнее сжимаю тебя в объятиях, ощущая тебя каждой клеточкой своей обнаженной кожи. Интересно, какая на вкус твоя кровь, почти бессознательно мелькает у меня в голове, и в первый раз за много лет я изо всех сил стараюсь прогнать эту мысль. Я расстегиваю твои джинсы и легонько сжимаю в руке твою возбужденную плоть. Твой слабый стон растворяется в жестком рваном поцелуе, от которого уже болят губы. Ты следуешь моему примеру, и я тоже оказываюсь в твоих цепких пальчиках. Я делаю несколько движений рукой, и ты повторяешь за мной. Дыхание сбивается, мы задыхаемся, продолжая терзать опухшие губы, жажда становится невыносимой, а движения все более быстрыми. Да, вот так! Еще! Не останавливайся! Но это не то, что мне нужно. Я хочу большего. И в безумном порыве я прокусываю твою губу, и капелька крови попадает мне на язык. Я задыхаюсь от ее сладости и твоего приглушенного вскрика. Стук наших сердец затмевает все вокруг, оставляя лишь твой запах, твой вкус, твое тепло… Горячая струя обжигает мою руку, ты сладко стонешь, и я останавливаюсь. Еще бы чуть-чуть и я бы не сдержался. А ты просто прекрасен и не заслуживаешь такой участи. Воспользовавшись проблеском сознания, я отстраняюсь от тебя, пока не поздно, а ты смотришь на меня удивленно и немного разочарованно. Нет, я не могу так поступить с тобой…

Ты все также сидишь на кровати, панцирная сетка слегка прогибается под твоим легким телом. Ты словно чего-то ждешь. Я подхожу и опускаюсь рядом с тобой. Я изучаю взглядом раны на твоей смертельно-бледной коже. Кровь уже не течет, и мне начинает казаться, что они скоро затянутся.

Ты поднимаешь на меня свои большие синие, как морская гладь, глаза с длинными темными ресницами и, словно прочитав мои мысли, говоришь бледными губами:

- У меня больше нет крови. Она вся здесь, - и окинув комнату взглядом, ты грустно улыбаешься, а я не могу выдавить из себя ни слова, лишь слезы стекают по щекам.

- Это не твоя вина, - тихо говоришь ты. Какие сладкие слова, которые должны принести облегчение и покой. Но почему-то я слышу в них только ложь.

Смотришь на меня таким же доверчивым и слегка восхищенным взглядом, как в ту ночь, когда ты узнал мою тайну. Никакого страха или презрения. А я сгорал от стыда и готов был в отчаянье биться головой о стену, хотя могу поклясться, мое лицо все также сохраняло отстраненную невозмутимость. Ты отошел от меня на несколько шагов и отвернулся. Тогда я подумал, что ты хочешь сбежать, и если бы ты это сделал, я бы не посмел тебя остановить. Но ты повернулся ко мне снова, а у тебя в руках я увидел мой кинжал, с длинным узким клинком и резной рукоятью, который я тебе однажды показывал. Одного взгляда на тебя, обнаженного по пояс, со спадающими до плеч растрепанными волосами, играющего с опасной игрушкой, мне хватило, чтобы возбуждение вновь охватило меня. А ты подошел ближе и, закрыв глаза, провел острым клинком по своей груди. Я заворожено смотрел, как на твоей порезанной коже выступают капельки крови. Я заглянул в твои глаза, сверкающие в полумраке, и словно получив молчаливое согласие, осторожно собрал языком уже стекающие ручейки крови. Ты покорно протянул мне кинжал. Я ненавидел себя за то, что не смог отказаться! Я чувствовал себя настоящим монстром, когда выписывал кровавые узоры на твоем восхитительном теле, чтобы утолить до конца свою страсть. Мне нравилось слушать твои всхлипы и беззвучные крики, нравилось смотреть, как ты вздрагиваешь и выгибаешься при каждом прикосновении холодной стали, кусая губы в кровь. Когда я кончил тебе на живот, моя сперма смешалась с кровью, размазываясь по нашим обнаженным телам. Тогда мы были по настоящему вместе. А потом я целовал твои распухшие покрасневшие губы, а из глаз текли слезы, и шептал только одно слово: «Прости». Мне было так больно смотреть на то, что я сотворил, но ты слегка улыбнулся, позволяя своей улыбкой делать с тобой все, что я пожелаю. И тогда мне действительно стало страшно. Страшно за себя, потому что тот монстр, который скрывается у меня внутри гнусно усмехнулся, уже предвкушая все те ужасы, которые он уготовил для тебя. Но еще страшнее мне было за тебя, потому что ты будешь беспрекословно терпеть все до самого конца и, даже умирая, никогда не попросишь остановиться…   

Ты пришел ко мне, когда на улице уже было темно. Ты выглядел маленьким беспомощным котенком, которого выставили за дверь, когда я велел тебе уходить. Уходить навсегда. Ты умолял меня не выгонять тебя. Ты стоял на коленях передо мной, цепляясь за меня руками, словно я был твоей последней надеждой на спасение. Словно ты не понимал, что именно Я был твоей угрозой. Ты просто не хотел этого видеть. Но я, собрав остатки своей воли, твердо пообещав себе, что больше никогда не трону этого мальчика, вывернулся из твоих цепких рук. Смотреть на твои страдания снова было слишком больно для меня. И я, запрятав все свои эмоции и боль в самую глубину моей души, наконец смог сухо и почти равнодушно сказать:
- Уходи!

Ну почему ты сразу не пошел домой? Почему ты столько времени блуждал по парку? Почему тебе надо было оказаться именно в том месте и именно в то время?

Сейчас ты смотришь на меня с сожалением. Я отвожу глаза и вновь взглядом натыкаюсь на кровь. Она повсюду. И мои руки, моя одежда… От ее вида меня начинает тошнить.

- Ты хотел, как лучше, - говоришь ты. – Я это знаю. Теперь.

Мне снова хочется рыдать от безысходности и умирать всю ночь также, как тогда умирал ты. Сердце сжимается комком боли, когда я представляю, как трое неизвестных избивают тебя ногами и палками. Как безжалостно срывают с тебя одежду, и ты дрожишь от холода, корчась на снегу, окрашивая его своей кровью. Как они, смеясь, по очереди грубо насилуют тебя, не обращая внимания на твои крики, слезы и мольбы. А потом они бьют тебя снова и снова, пока ты не затихаешь, сжавшись в комочек, и оставляют тебя замерзать в безлюдном темном парке, рядом с тропинкой, по которой ты часто возвращался домой.

- Если бы я знал… если б знал… - бессвязно шепчу я, глядя перед собой в пустоту. А пол в комнате уже покрылся пушистыми сугробами, и ты сидишь на снегу, совсем без одежды, все твое тело покрыто синяками, ссадинами и порезами, а от меня к тебе тянется тонкая дорожка крови. Я иду по ней, как шел тогда, рано утром, когда не смог до тебя дозвониться. Сердце перестало биться, когда я увидел первые алые капли, на истоптанном снегу и маленький темнеющий комочек в нескольких шагах…

Я опускаюсь на снег рядом с тобой. Ты в последний раз поднимаешь на меня глаза.

- Я давно уже простил тебя, - говоришь ты и, прежде чем я успеваю ответить, ложишься, сворачиваясь калачиком, и застываешь в мертвом оцепенении. Таким я нашел тебя в то утро. Первые лучи солнца падали на твое покрытое инеем тело, остекленевшие глаза смотрели на тропинку, откуда я пришел, словно ты ждал меня всю ночь… и не дождался. Я, как в кошмарном сне, прижимал к себе твое ледяное замерзшее тело, обливая слезами, и проклинал тех, кто это сделал…

Ты простил меня, мой мальчик. Но как мне простить себя? Эти шрамы на моих руках… Тем самым кинжалом я пытался вырезать боль из своего сердца. Но я смотрел, как моя кровь капает на пол и вспоминал твое бездыханное тело на снегу с кристалликами замерзшей крови. Мой мальчик, как же я хотел тебя вернуть! Или вернуться назад, чтобы не отпускать тебя в тот вечер! Я отдал бы все за то, чтобы ты был рядом со мной. Но отдал только свою жизнь, однажды ночью вышибив себе мозги из пистолета в том же парке, на том месте, где снег еще не успел сровнять сугробы.

Теперь, когда ты возвращаешься ко мне бесплотным духом, я вспоминаю то утро в мельчайших деталях. И я снова покончил бы с жизнью, если бы еще не был мертв и заперт в этой тюрьме, где нет ни окон, ни дверей, ни надежды…

Я вновь ложусь на кровать, закрываю глаза, перед которыми все еще стоит твоя смерть, и молю всех богов, чтобы завтра больше не наступило, и я никогда не смог проснуться. Но я снова открываю глаза и передо мной вновь белый потолок, как напоминание, что жизнь нельзя начать сначала…