Яичница
Работал на птицефабрике Пашка, совсем недавно. Месяц, с небольшим. Монтёром. Всё интересно ему, всё в новину. До этого в городе жил, да на заводе работал, где железки разные, большей частью. А тут живность пернатая, подход особый. Как-то раз посылает бригадир Пашку в цех родительского стада, работу какую-то сделать. Пошли они с напарником, тоже молодым электромонтёром. Идти не близко, птицефабрика - то раскинулась на километры. Идут. Пашка длинный, тощий. Напарник, не высокий – колобок. Как Дон Кихот и Санчо Панса, только вместо доспехов, на них фуфайки стёганые, сапоги кирзовые, да сумки с инструментами.
- Сань. А, что в этом стаде-то? – спрашивает Пашка. – Петухи, да куры, яйца несут. Сейчас сам увидишь. Пашка помолчал какое-то время. Ему вспомнилось детство. Бабушкин двор. Стайка пёстрых кур, озабоченно ковырявшихся в песке, под бдительной охраной медно-красного, дородного петуха. Петух распушив хвост, отливающий всеми цветами радуги, делал боевые выпады на всех, кто приближался к его гарему. Пашку, которому тогда было всего три года, ненавидел больше всех. Стоило пацану появиться на дворе, как петух шквалом налетал на него, и больно клевался. С тех пор, с задиристым племенем, общаться приходилось только в тарелке.
Тем временем пришли. Позвонили в звонок. Дверь открыла круглолицая, румяная птичница, в белом халате и косынке. – А! Электрики. Давно жду. Не работает кормораздатчик, птица голодная.
Санька открыл электрощиток и стал проверять схему. Пашка стоял и смотрел в окно, разделяющее кормокухню от самого птичника. Сплошь белое население громко галдело, в ожидании завтрака. – Паш, ты пройди в птичник, там в конце кормораздатчика блокировка есть, посмотри, не зависла-ли. Только халат белый надень, вон на вешалке висит. Пашка накинул на плечи халат, и отворил дверь в птичник. Духмяная, шумная атмосфера охватила его. Пашка шёл по птичнику и белая масса расступалась перед ним освобождая дорогу. Петухи, выделяющиеся из массы своими размерами и пунцовыми косматыми гребнями, подозрительно посматривали на Пашку, но враждебности не проявляли. Дойдя до конца птичника, он нашёл нужный концевик, пощёлкал им несколько раз, и кормораздатчик заработал. Пока Пашка возился, куры обступили его, как телеграфный столб в поле, а вокруг ромашки. Стал Пашка продвигаться обратно. Смотрит: в фанерном гнезде, где куры сидят, а где уже яичко снесено. Рука сама так и потянулась. Яйцо ещё теплое. В карман его. Другое, третье. Не остановиться. Уже в мечтах, яичница – глазунья, на обед. Увлёкся и не заметил, как халат белый с плеч сполз. Наклонился к гнезду за яичком, и тут пендаль под зад, да такой, что чуть в гнездо носом не влетел, от неожиданности. Сначала подумал, что это птичница его так, за то, что яйца без спросу берёт. Оглядывается – никого. Стоит глазами очумелыми вращает. Куры расступились образовав ринг, а в центре его, гордо выпятив грудь, готовый к повторной атаке огромный петушище. От обиды и позора, потемнело в глазах у Пашки. Вложил все чувства в удар, как по футбольному мячу. Петух, не будь дурак, в сторону отскочил, а Пашка, потеряв равновесие, грохнулся на пол, всем своим телеграфным ростом. Вскочил на ноги, потирая ушибленную задницу. Стал оглядываться, в поисках, чем бы петуха огреть. Ни чего не нашёл, но заметил, что через окно, за его борьбой ведётся наблюдение. Схватив валяющийся халат и отбиваясь им от наседавших петухов, постыдно покинул поле боя. Сашка и птичница держась за животы, корчились от смеха, не в силах сказать ни слова. Пашка стоял в растерянности не зная, как себя вести. Решив закурить, полез в карманы фуфайки, за сигаретами, и тут же брезгливо выдернув из них руки. За пальцами из карманов тянулась тягучая масса разбитых яиц. Просочившись через ткань карманов эта масса слюнями свисала до колен. Подойдя к мойке, и едва сдерживая навернувшуюся слезу, Пашка стал выгребать в раковину яичную скорлупу, разные болтики, раскисшие сигареты. Получил вместо глазуньи гоголь-моголь. Сашка продолжал смеяться, а птичница по- бабьи, пожалела Пашку, и сказала уже без смеха: Снимай фуфайку, я застираю.
Через полчаса, фуфайка сохла на калорифере, а Пашка с Санькой уплетали яичницу с семейной сковороды. Птичница, которая оказалась Софьей, прихлёбывала чай из цветастой чашки. Все трое смеялись обсуждая происшествие. - Тебе же сказали, чтобы халат одел, для петухов всё, что не белое – всё чужое, наставляли они новичка.
Апрель 2008